Десятки наемников российской частной военной компании. Официальных данных об этом, а также о числе погибших и раненых – нет: цифры, называемые в СМИ, разнятся от «десятков погибших» до 200 человек. Если так, то это самые большие единовременные потери России за время сирийской кампании. Кто их понес?

Что такое ЧВК Вагнера

Впервые о частной военной компании (ЧВК) Вагнера и ее участии в сирийской войне в октябре 2015 года написала «Фонтанка». По данным источников издания, в 2013 году российские менеджеры частной военной компании Moran Security Group Вадим Гусев и Евгений Сидоров сформировали отряд из 267 «контракторов» для «охраны месторождений и нефтепроводов» в воюющей Сирии. Отряд получил название «Славянский корпус». Его участники впоследствии сформировали «группу Вагнера», которая, по данным издания, принимала участие в боевых действиях на территории Украины на стороне ЛНР и ДНР и участвовала в разоружении украинских военных баз в Крыму. В расследованиях сразу нескольких СМИ рассказывалось, что тренировки бойцов этой ЧВК проходят в Краснодаре, на полигоне Молькино – этот лагерь начал функционировать примерно в середине 2015 года.

Об участии «группы Вагнера» в боях на стороне самопровозглашенных Донецкой и Луганской народных республик, также со ссылкой на источники, в конце 2015 года писала The Wall Street Journal (WSJ). В той же статье журналисты WSJ рассказали о гибели девяти человек из «группы Вагнера» в Сирии.

В 2016 году в Сирии находились одновременно от 1 тыс. до 1,6 тыс. сотрудников ЧВК в зависимости от напряженности обстановки, писал журнал РБК со ссылкой на источник, знакомый с ходом операции.

Кто руководит ЧВК

Основателем «группы Вагнера», как писали различные СМИ, является Дмитрий Уткин с позывным «Вагнер». Офицер запаса, до 2013 года он командовал 700-м отдельным отрядом спецназа 2-й отдельной бригады СпН ГРУ Минобороны. После увольнения в запас работал в Moran Security Group, участвовал в сирийской экспедиции «Славянского корпуса» в 2013 году. С 2014 года Уткин – командир собственного подразделения, которое по его позывному получило условное наименование «ЧВК Вагнера». С осени 2015 года ее деятельность перенесена в Сирию. Там, как писал журнал РБК, «группу Вагнера» негласно курировало ГРУ (сейчас называется – Главное управление Генерального штаба Вооруженных сил РФ).

Каковы потери России в Сирии

В декабре во время неожиданного посещения базы Хмеймим Владимир Путин торжественно объявил о начале вывода российских войн из Сирии. К тому времени официальные потери российской армии в Сирии были . Но, по данным Reuters, только за 9 месяцев 2017 года в Сирии погибло не менее 131 человека (официально - 16 человек).

Откуда взялась эта цифра? В распоряжении Reuters оказалась справка о смерти гражданина России Сергея Поддубного, выданная консульским отделом посольства РФ в Сирии 4 октября. Номер справки - 131. Нумерация таких справок обновляется ежегодно, сообщили агентству в консульстве. Это значит, что номер каждой справки соответствует числу смертей, зарегистрированных консульством к этому моменту с начала года. В консульстве также заявили, что не занимаются регистрацией смерти военнослужащих. Участники «группы Вагнера» к военнослужащим не относятся. Ее потери Минобороны никогда не комментирует.

Законны ли ЧВК в России

Наемничество в России запрещено, военные могут работать только на государство. За участие в вооруженных конфликтах на территории другой страны Уголовный кодекс предусматривает до семи лет лишения свободы (ст.359), за вербовку, обучение и финансирование наемника - до 15 лет.

Но деятельность ЧВК в России уже много лет пытаются узаконить. Последняя инициатива совсем недавно – в середине января первый зампред комитета Госдумы по госстроительству и законодательству Михаил Емельянов заявил , что законопроект о ЧВК будет внесен в нижнюю палату в течение месяца. Чуть раньше создание законодательной базы для защиты интересов российских наемников поддержал глава МИД Сергей Лавров.

Предполагается, что закон позволит привлекать бойцов ЧВК к участию в контртеррористических операциях за границей, а также к защите разных объектов вроде месторождений нефти и газа. Разрабатывать, покупать или хранить оружие массового поражения ЧВК запретят. Зато в законе собирались предусмотреть соцгарантии для россиян, которые работают на ЧВК - сейчас они официально не имеют никаких прав и льгот, предусмотренных для контрактников.

Анастасия Якорева, Светлана Рейтер

ЧВК во всем мире - огромный бизнес: «частники» нередко подменяют собой вооруженные силы. В России они вне закона. Но в Сирии был обкатан прототип российских ЧВК - группа Вагнера, и власти вновь думают о легализации

Военная часть на хуторе Молькино Краснодарского края — режимный объект. Здесь дислоцирована 10-я отдельная бригада спецназа главного разведывательного управления (ГРУ) Минобороны, писала «Газета.Ru». В нескольких десятках метров от федеральной трассы «Дон» — первый контрольно-пропускной пункт на пути к базе. Дальше дорога разветвляется: налево — принадлежащий части городок, направо — полигон, объясняет журналисту РБК постовой на КПП. За полигоном еще один пропускной пункт с охраной, вооруженной АК-74. За этим КПП находится лагерь частной военной компании (ЧВК), утверждает один из сотрудников воинской части.

На архивных спутниковых снимках сервиса Google Earth видно, что в августе 2014 года лагеря еще не было. Функционировать он начал примерно в середине 2015-го, рассказывают два собеседника РБК, работавшие в этом лагере и знакомые с его устройством. Это два десятка палаток под флагом СССР, обнесенных небольшим забором с колючей проволокой, описывает базу один из них. На территории находятся несколько жилых бараков, вышка постового, пункт кинологов, тренировочный комплекс и стоянка для транспорта, описывает базу сотрудник частной военной компании, бывавший там.

У этой структуры нет официального названия, имя ее руководителя и выручка не разглашаются, и само существование компании, возможно крупнейшей на рынке, не афишируется: формально деятельность ЧВК в нашей стране незаконна. Журнал РБК разобрался, что представляет собой так называемая ЧВК Вагнера, из каких источников и как она финансируется и почему в России может появиться бизнес частных военных компаний.

Наемники и «частники»

Военный человек по российским законам может работать только на государство. Наемничество запрещено: за участие в вооруженных конфликтах на территории другой страны Уголовный кодекс предусматривает до семи лет лишения свободы (ст.359), за вербовку, обучение, финансирование наемника, «а равно его использование в вооруженном конфликте или военных действиях» — до 15 лет. Других законов, регулирующих сферу ЧВК, в России нет.

В мире ситуация иная: принципы работы частных военных и охранных компаний зафиксированы в принятом осенью 2008 года «Документе Монтрё». Его подписали 17 стран, в том числе США, Великобритания, Китай, Франция и Германия (Россия в их число не входит). Документ разрешает людям, не состоящим на государственной службе, оказывать услуги по вооруженной охране объектов, обслуживанию боевых комплексов, подготовке военнослужащих и так далее.

Для частных инвесторов финансирование ЧВК — способ доказать свою лояльность, объясняет собеседник в Минобороны, например для более тесного сотрудничества с военным ведомством. Журнал РБК не обнаружил доказательств, что фирмы Пригожина оказывали финансовую поддержку ЧВК. При этом если в 2014 году объем услуг, оказанных связанными с бизнесменом компаниями Министерству обороны и его структурам, составил 575 млн руб., то в 2015 году объем таких контрактов достиг 68,6 млрд руб., следует из данных «СПАРК-Маркетинг».

Эти подряды составляют львиную долю всех государственных контрактов, которые получили 14 компаний (связь большей части этих фирм с Пригожиным прослеживается по «СПАРК-Интерфакс»; остальными структурами управляют те, кто в разное время работал с ресторатором, писала «Фонтанка»). В 2015 году общий объем выигранных ими тендеров составил 72,2 млрд руб.

Гибридное финансирование

Затраты на содержание ЧВК численностью в несколько тысяч человек довольно сложно посчитать. Группа Вагнера не платит за аренду зданий и участка, говорят два собеседника РБК, знакомых с устройством лагеря. Государственное и частное подразделения лагеря в Краснодарском крае располагаются, по данным Росреестра, на едином участке площадью около 250 кв. км. Сведений о том, кто является владельцем земли, в базе нет, но несколько соседних участков оформлены на территориальное управление лесного хозяйства Минобороны.

Военное ведомство занимается оборудованием полигона. Как следует из документов на портале госзакупок, весной 2015 года Минобороны провело соответствующий аукцион на сумму 294 млн руб., его победителем стало АО «Гарнизон», дочерняя структура Минобороны. Переоборудованию подверглась и база в Молькино: на полигон было потрачено 41,7 млн руб.

Содержание самой базы, как и остальных военных частей, также на балансе министерства Сергея Шойгу. Тендеры на услуги по вывозу мусора и перевозке белья, санитарные услуги, уборку территорий, теплоснабжение проводятся пакетами сразу на несколько десятков или сотен военных частей, сгруппированных по территориальному признаку. В среднем в 2015-2016 годах военное ведомство тратило на одну военную часть 14,7 млн руб. без учета засекреченных контрактов, следует из закупочной документации шести аукционов, где упоминается база в Краснодарском крае.

На вывоз отходов одной части Южного военного округа Минобороны в 2015-2016 годах выделило в среднем около 410 тыс. руб.: победителем тендера стала компания «Мегалайн». Совладельцами фирмы до конца 2015 года были «Конкорд менеджмент и консалтинг» и «Лахта», которым принадлежали по 50%. До середины 2011 года в первой компании был Евгений Пригожин, а до сентября 2013 года он контролировал уже 80% «Лахты».

Санитарное обслуживание одной военной части округа в 2015-2016 годах обошлось в среднем в 1,9 млн руб., техническая эксплуатация объектов теплоснабжения — в 1,6 млн руб. Победителями тендеров на эти услуги стали компании «Экобалт» и «Теплосинтез» соответственно (последняя, по данным «Фонтанки», управляется сотрудниками «Мегалайна»). Самая затратная статья расходов на содержание лагеря — уборка. В 2015 году на клининг одной части Южного округа Минобороны выделило в среднем 10,8 млн руб. Договоры на уборку в Молькино были заключены с фирмой «Агат» (компания зарегистрирована в Люберцах, связь с Пригожиным и его окружением проследить не удалось).

В отличие от обслуживания баз контракты на поставку еды в части не размещаются на портале госзакупок — эта информация подпадает под военную тайну, поскольку позволяет определить численность бойцов. На сайте Avito.ru в июле появилось объявление о найме работников в военную столовую в Молькино. Работодателем указана компания «Ресторансервис Плюс». Схожая вакансия еще в мае была размещена на одном из краснодарских порталов. По телефону, указанному в одном из объявлений, корреспонденту РБК ответил некто по имени Алексей, подтвердивший, что «Ресторансервис Плюс» ищет работников в столовую военной части. Телефонный номер этой компании совпадает с номерами двух фирм, связанных с Пригожиным, — «Мегалайн» и «Конкорд менеджмент и консалтинг».

Обеспечивается ли краснодарский лагерь ЧВК из тех же госзаказов, что и лагерь ГРУ на той же базе, не ясно. Собеседник РБК, знакомый с устройством части, утверждает, что лагеря схожи по численности и размерам, поэтому средняя стоимость обслуживания применима и к базе группы Вагнера. Больше всего на аукционах, в которых упоминается военная часть в Молькино, могли заработать фирмы, имеющие отношение к Пригожину, — «Мегалайн» и «Теплосинтез»: эти компании в 2015-2016 годах заключили госконтракты на 1,9 млрд руб., следует из закупочной документации.

На вопрос, связаны ли компании ресторатора с финансированием группы Вагнера, высокопоставленный федеральный чиновник лишь улыбнулся и ответил: «Вы должны понимать, Пригожин очень вкусно кормит». В компаниях «Ресторансервис Плюс», «Экобалт», «Мегалайн», «Теплосинтез», «Агат» и «Конкорд менеджмент» не ответили на запрос РБК.

Цена вопроса

Если контракты на обслуживание базы проходят через электронные площадки, то расходы на зарплату бойцов ЧВК отследить почти невозможно: жалованье выдается в основном наличными, утверждают бойцы из группы Вагнера. Часть денег переводится на карты моментальной выдачи, на которых не указано имя владельца, а сами они выпущены на посторонних физических лиц, уточняет один боец и подтверждает офицер Минобороны. Карты без имени выпускает ряд российских банков, включая Сбербанк и Райффайзенбанк, указано на их официальных сайтах.

Рассказывая о зарплатах, собеседники РБК приводят схожие цифры. По словам водителя, работающего на базе в Краснодарском крае, гражданские получают около 60 тыс. руб. в месяц. Источник РБК, знакомый с деталями военной операции, указывает, что боец ЧВК может рассчитывать на 80 тыс. руб. ежемесячно, находясь на базе в России, и до 500 тыс. руб. плюс премия в зоне боевых действий в Сирии. Зарплата сотрудника ЧВК в Сирии редко превышала 250-300 тыс. руб. в месяц, уточняет в разговоре с РБК офицер Минобороны. С минимальным порогом в 80 тыс. руб. он согласен,
а среднюю зарплату для рядового оценивает в 150 тыс. руб. плюс боевые и компенсации.,> При максимальной численности группы Вагнера 2,5 тыс. человек их зарплата с августа 2015 года по август 2016 года могла составить от 2,4 млрд (при 80 тыс. руб. в месяц) до 7,5 млрд руб. (при ежемесячных платежах 250 тыс. руб.).

Стоимость снаряжения для каждого бойца может доходить до $1 тыс., перемещение и проживание обойдутся в такую же сумму в месяц, считает Чикин из MSG. Таким образом, стоимость присутствия 2,5 тыс. человек в Сирии без учета зарплат может достигать $2,5 млн в месяц, или около 170 млн руб. (при среднегодовом курсе доллара 67,89 руб., по данным ЦБ).

Максимальные траты на питание в ходе сирийской кампании могли составлять 800 руб. на человека в сутки, оценил Александр Цыганок, руководитель Центра военного прогнозирования Института политического и военного анализа. Из этой оценки следует, что еда для 2,5 тыс. бойцов могла обходиться в сумму до 2 млн руб.

Основные потери с российской стороны в Сирии несет именно ЧВК, говорят собеседники РБК, знакомые с деталями операции. Их данные по числу погибших разнятся. Сотрудник Минобороны настаивает, что всего на Ближнем Востоке погибли 27 «частников», один из бывших офицеров ЧВК говорит минимум о ста смертях. «Оттуда каждый третий — «двухсотый», каждый второй — «трехсотый», — говорит сотрудник базы в Молькино («груз-200» и «груз-300» — условные обозначения при транспортировке тела погибшего и раненого бойца соответственно).

РБК связался с семьей одного из погибших бойцов ЧВК, но родственники отказались от общения. Позже в социальных сетях его родных и знакомых появились несколько записей, в которых действия корреспондентов РБК были названы «провокацией» и попыткой запятнать память убитого. Офицер из группы Вагнера утверждает, что неразглашение условий работы в ЧВК условие того, что семьи получат компенсацию.

Стандартная компенсация родственникам погибшего бойца — до 5 млн руб., говорит источник, знакомый со структурой ЧВК (столько же получают родственники военнослужащих ВС России, погибших во время боевых действий). Но получить их не всегда просто, настаивает знакомый погибшего в Сирии «частника»: часто семьям приходится буквально выбивать средства. Офицер Минобороны уточняет, что за погибшего родственника семьи получают 1 млн руб., за ранения бойцам выплачивают до 500 тыс. руб.

С учетом зарплат, снабжения базы, проживания и питания годовое содержание группы Вагнера может обойтись в сумму от 5,1 млрд до 10,3 млрд руб. Единовременные траты на снаряжение — 170 млн руб., компенсации семьям погибших при минимальной оценке потерь — от 27 млн руб.

Иностранные ЧВК и охранные предприятия не раскрывают структуру расходов — из их отчетности невозможно «вытащить» ни сумму затрат на обучение, ни зарплату бойца, ни стоимость содержания группы. В середине 2000-х годов в Ираке сотрудники одной из наиболее известных военных компаний Academi (ранее она называлась Blackwater) получали от $600 до 1,075 тыс. в день, писала Washington Post . По подсчетам издания, генерал армии США в то же время получал чуть меньше $500 в день. Ветераны морской пехоты США, занимавшиеся подготовкой солдат в Ираке, могли заработать до $1 тыс., писало агентство Associated Press . CNN оценивал зарплату наемников чуть скромнее — в $750: столько бойцам причиталось в начале войны в Ираке.

Позднее ежемесячная зарплата «частников», работающих на Ближнем Востоке, могла подрасти примерно до £10 тыс. (около $16 тыс. по среднегодовому курсу), указывал Guardian . «В 2009 году был период продолжительностью около трех месяцев, когда мы теряли людей каждые два-три дня», — приводит издание слова ветерана британской армии, служившего в то время по контракту в Афганистане. Совокупные потери работавших на Ближнем Востоке ЧВК исчислялись десятками убитых и сотнями и тысячами раненых : например, в 2011 году погибли 39 бойцов, а ранения получили 5206 человек.

«Сирийский экспресс»

До Сирии бойцы добираются своим ходом, централизованной отправки нет, объясняет один из наемников. Но грузы для группы Вагнера доставляются морем, на кораблях «сирийского экспресса». Это название впервые появилось в СМИ в 2012 году: так называют суда, снабжающие режим сирийского президента Башара Асада, в том числе военными товарами.

Состав «экспресса» можно условно разделить на три части: суда ВМФ, корабли, ранее выполнявшие гражданские рейсы и затем ставшие частью военного флота, и зафрахтованные сухогрузы, принадлежащие разного рода компаниям по всему миру, говорит создатель сайта «Морской бюллетень» Михаил Войтенко. Он следит за перемещением судов с помощью автоматической информационной системы (АИС), которая позволяет идентифицировать корабли и определить параметры движения, включая курс.

«Снабжение военных баз происходит с помощью вспомогательного флота. Если судов не хватает, то Минобороны нанимает обычные коммерческие корабли, но на них нельзя перевозить военные грузы», — объясняет собеседник, знакомый с организацией морского фрахта. Среди кораблей, пополнивших ряды ВМФ с весны 2015 года, есть сухогруз «Казань-60», который, как писало агентство Reuters , входит в состав «экспресса». За последнее время он много раз менял владельцев: так, в конце 2014-го под именем «Георгий Агафонов» корабль был продан «Украинским дунайским пароходством» турецкой фирме 2E Denizcilik SAN. VE TIC.A.S.

Турки перепродали его британской фирме Cubbert Business L.P., затем, как говорится в письме 2E Denizcilik в Министерство инфраструктуры Украины (копия есть в распоряжении РБК), собственником стала «находящаяся в России» компания АСП. Среди фирм, связанных с Евгением Пригожиным, победитель нескольких аукционов на уборку объектов Минобороны и участник одного из тендеров на обслуживание базы в Молькино. В октябре 2015 года корабль вошел в состав Черноморского флота (ЧФ) ВМФ России под именем «Казань-60». Командование ЧФ не ответило на вопрос РБК, каким образом флот получил судно.

Всего в «сирийском экспрессе» было задействовано не менее 15 гражданских кораблей: все они осенью 2015 года следовали по маршруту Новороссийск — Тартус, отмечает Войтенко, ссылаясь на данные АИС. В основном суда зарегистрированы на фирмы, расположенные в Ливане, Египте, Турции, Греции и на Украине. Несколько компаний находится в России, следует из данных сервисов Marinetraffic.com и Fleetphoto.ru.

Фрахт одного гражданского корабля Войтенко оценивает в $4 тыс. в день, из которых $2 тыс. — это его содержание, а $1,5 тыс. — стоимость топлива и сборы. Исходя из этой оценки аренда только гражданских кораблей из «экспресса» за 305 дней (30 сентября — 31 июля) могла составить $18,3 млн, или чуть больше 1,2 млрд руб.

Деликатные интересы

В начале марта 2016 года при поддержке российской авиации армия Асада начала операцию по освобождению Пальмиры: город удалось отбить через 20 дней боев. «Все разрозненные бандгруппы ИГИЛ, вырвавшиеся из окружения, уничтожались российской авиацией, которая не давала им уйти в направлении Ракки и Дейр-эз-Зора», — рассказывал начальник главного оперативного управления Генштаба генерал-лейтенант Сергей Рудской.

Большую роль в освобождении районов исторической части Пальмиры сыграли бойцы ЧВК, говорит бывший офицер группы. «Сначала работают ребята Вагнера, потом заходят российские наземные части, потом уже арабы и камеры», — рассказывает он. По его словам, отряд Вагнера используют в основном для наступления в трудных районах. Это позволяет снизить потери среди регулярных сил в Сирии, говорит собеседник в одной из ЧВК.

6 марта 2016 года при поддержке российской авиации армия Башара Асада начала операцию по освобождению Пальмиры, находившейся в руках боевиков «Исламского государства» с мая 2015 года. Город удалось отбить почти через 20 дней (Фото: Reuters/Pixstream)

Группу Вагнера не вполне правильно называть частной военной компанией, уверен другой представитель этого рынка. «Отряд не ставит своей задачей заработать, это не бизнес», — уточняет он. В случае с группой Вагнера совпали интересы государства, которому потребовались силы для решения деликатных задач в Сирии, желанием группы бывших военнослужащих заработать, выполняя задания в интересах страны, объясняет собеседник РБК, близкий к руководству ФСБ.

«Выгода от ЧВК — это возможность использовать их за границей, когда применение регулярных вооруженных сил не очень уместно», — считает заместитель директора Института политического и военного анализа Александр Храмчихин. Он фактически повторяет высказывание Владимира Путина. «Это (ЧВК. — РБК ) действительно является инструментом реализации национальных интересов без прямого участия государства», — говорил весной 2012 года Путин, занимавший в то время пост главы правительства.

В том же ключе осенью 2012-го высказывался отвечающий за ВПК вице-премьер Дмитрий Рогозин: «Мы думаем над тем, будут ли наши деньги утекать на финансирование чужих частных охранных военных компаний или мы рассмотрим целесообразность создания таких компаний внутри самой России и сделаем шаг в этом направлении».

ЧВК — это еще и возможность для крупного бизнеса использовать вооруженную охрану, которая будет обеспечивать безопасность объектов за рубежом, например нефтепроводов или заводов, отмечает Гриняев из Центра стратегических оценок и прогнозов. Для охраны своих объектов, в том числе в Ираке, ЛУКОЙЛ в 2004 году, например, создал агентство ЛУКОМ-А, а безопасность объектов «Роснефти» обеспечивает дочерняя структура компании «РН-Охрана».

«Для государства использование частных военных компаний может быть финансово выгодным исключительно для решения конкретных задач, но не может заменить армию», — отмечает эксперт Центра стратегической конъюнктуры Владимир Неелов. Среди рисков легализации ЧВК он называет возможный отток кадров из числа действующих военных — не только по финансовым соображениям, но и ради карьерного роста.

Что касается ЧВК Вагнера, то из-за появления в СМИ информации о ее связи с базой в Молькино в Минобороны обсуждается вариант перевода «частников», говорит офицер ФСБ. По его словам, в числе возможных вариантов — Таджикистан, Нагорный Карабах и Абхазия. Это подтверждает и собеседник в Минобороны. При этом он уверен: расформировывать ЧВК не будут — подразделение доказало свою эффективность.

При участии Елизаветы Сурначевой

https://www.сайт/2016-11-21/tamara_morchakova_o_tom_pochemu_pravosudie_v_rossii_ostaetsya_basmannym

«Судье приходится выбирать: защищать право - или свою карьеру»

Тамара Морщакова - о том, почему правосудие в России остается «басманным»

Тимофей Балдин

Судебная ветвь власти — одна из самых критикуемых в России. И вместе с тем с ней связаны большие надежды: ведь если в стране сможет заработать независимый суд, это благоприятно подействует на другие структуры власти, на общество и государство в целом. Судья Конституционного суда в отставке, профессор Высшей школы экономики Тамара Морщакова в интервью сайт рассказала, как устроен механизм контроля за судьями и почему независимая по Конституции судебная власть сделалась служанкой власти исполнительной.

— Тамара Георгиевна, очень много говорится о том, что пока в стране не будет нормальной судебной системы, независимого суда, не будет ничего — ни прав, ни свобод, ни инвестиционного климата, ни развития. Есть что-нибудь в нынешнем состоянии судебной системы, что дает поводы для оптимизма? Или сплошные разочарования?

— Я не могу сказать о разочаровании, потому что все, что происходит, - достаточно ожидаемо для профессионалов. Уже почти 25 лет в стране идет судебная реформа, а воз и ныне там. Никакие шаги по созданию нормальной судебной власти, будь то теоретические или практические, у нас пока ни к чему не приводят.

Подлинная внутренняя причина этого заключается в том, что власть не признает для себя необходимости существования независимого суда. Он ей не нужен. Даже когда звучат заверения, что нам нужна независимая судебная власть, что нам нужно разорвать обвинительную связку между правоохранительными органами и судом, что нам нужен объективный и справедливый суд - как бы это все ни заявлялось, это не подлинный интерес власти. Потому что одновременно власть совершает шаги, которые имеют целью обратное, - лишить судебную власть независимости, усилить контроль за судебной системой, привлекать суд и судей на сторону власти.

При этом власть не пытается использовать суд, чтобы защищать общественный интерес в независимом и справедливом правосудии. Власть пытается заставить суд защищать тот интерес, который возникает у нее на конкретном этапе какого-то общественного процесса или развития. Нужна защита от уличных шествий и демонстраций? Судебная власть должна быть готова обеспечить этот «государственный интерес». Хотя чему так может угрожать какой-нибудь индивидуальный пикет, когда один человек стоит с начертанными на картонке словами о том, к какому идеалу в области общественного устройства он стремится?.. Если нужно расширить представления о том, что такое опасные экстремистские действия или даже просто высказывания, значит, судебная власть должна быть готова к такому новому пониманию экстремизма.

Я всегда говорю: что бы мы ни говорили о судебной реформе, ее судьба полностью зависит от других властей, не от самой судебной власти. Хотя Конституцией РФ провозглашена самостоятельность судебной власти и формально она не встроена в другие вертикали, но рычаги управления ею всегда сохраняются.

Тимофей Балдин

— Что это за рычаги?

— Допустим, провозгласили полную финансовую независимость судебной власти от каких бы то ни было органов власти на местах и теперь она финансируется из государственного федерального бюджета. Замечательное правило, конституционно закрепленное в Основном законе. Но вдруг государство меняет принципы материального обеспечения судей и судейского корпуса, меняет порядок и объемы оплаты разных квалификационных классов для судей. И после этих перемен становится ясно, что низовые звенья судебной системы не очень интересуют власть с точки зрения материального обеспечения. Приоритет отдан высшим звеньям. Разница между оплатой судьи в нижестоящем суде и в судах более высокого уровня гигантская. И судья «внизу» понимает, что ему для какого-то продвижения и социального лифта необходимо уходить из низовых звеньев, нужно стремиться в вышестоящий суд. А вышестоящий судья понимает, как ему нужно держаться за свое кресло!

В советские времена у нас не было необходимой материальной обеспеченности судов, и поэтому считалось, что, когда судьи будут обеспечены, они станут независимыми. А оказалось, что эта хорошая материальная обеспеченность лишь усилила зависимость судьи. Потому что теперь он стремится обдумывать свои решения не с точки зрения их объективности и справедливости, а с той точки зрения, что не вызовет ли решением «огонь на себя» со стороны других ветвей власти, какое-то неудовольствие? Будь то неудовольствие начальства в судебной системе или в другой ветви власти. Ведь это может привести к тому, что он потеряет свою высокую судейскую должность. И так на каждом шагу.

Это заметно и в уголовном, и в административном судопроизводстве, то есть когда гражданин вынужден спорить в суде с государством. Суд не может занять позицию независимого арбитра, потому что в таком случае власть может предъявить претензии судье, если он решает поступить так, как ему представляется важным.

Если вспомнить историю судебной власти, независимость суда всегда падала в периоды политических кампаний, связанных с деятельностью суда. Например, в советское время заявлялся тезис о том, что необходимо бороться с тунеядством или с хулиганством. И сразу решения по такого рода делам в судебной системе становились похожими друг на друга, несправедливо и незаконно одинаковыми. И это сохраняется сейчас. Заявляется идея о борьбе с экстремизмом — значит, будут невероятно повышаться меры ответственности за такого рода деяния. Что страшнее - будет обязательно снижаться стандарт доказанности по подобным делам.

Если бы суд не был включен в общую систему власти, а действительно обладал бы самостоятельностью и независимостью, с судьи бы не спрашивали за то, что он не поддержал следователя и обвинителя, не поддержал административные органы в их претензиях. И тогда суд был бы строже к ним, он бы объективно оценивал результаты их деятельности и тем самым улучшал и их работу. И следователь, и прокурор понимали бы, что у них есть критик, они бы делали то, что они делают, с оглядкой на этого критика. А мы, с одной стороны, провозглашаем независимость суда, а с другой - настаиваем на «согласованности» действий всех ветвей власти. В отношении судебной власти это явно противоречит друг другу.

Кирилл Кухмарь/Коммерсантъ

— Как конкретно власть может помешать «неудобному» судье делать карьеру, подниматься по социальной лестнице?

— До 2001 года у нас не было дисциплинарной ответственности судей. Считалось, что мы лучше пренебрежем какими-то случаями, когда судья может оказаться ведущим себя неверно, но зато не принесем в жертву независимость судебной власти в целом. А потом было решено иначе: что судья может совершать плохие поступки и его надо наказывать за это. При этом очень трудно сформулировать какие-то точные требования к судье и его поведению. Привлечение судьи к ответственности «за какие-либо его действия, умаляющие авторитет судебной власти», - это что? Очень расплывчато.

Предположим, суд рассматривает дело о каких-то действиях власти, выразившихся в поступках или решениях конкретного чиновника. И если суд говорит: «Нет, это было незаконное действие!», то чиновник начинает очень нервничать, он становится инициатором оказания давления на суд. И суд понимает, что спорить с этим чиновником для него опасно, потому что самому судье станут предъявлять требования, что он сделал что-то неправильно, и существуют такие меры дисциплинарной ответственности, которые, в том числе, заканчиваются для судьи лишением статуса.

Судья все время стоит перед дилеммой — что ему нужно охранять? Собственно, суд существует, чтобы защищать идеал права, чтобы рассматривать споры между более слабыми и сильными субъектами как между равными. Но судье приходится выбирать — защищать этот идеал? Или свое собственное положение, свою юридическую карьеру, свой материальный уровень?

— Чиновники скажут, что они тоже стоят на страже интересов государства.

— Чиновник в суде не всегда защищает публичный интерес. Нередко он защищает лишь то, что он понимает как публичный интерес, но на деле это может быть его собственным интересом или неправильно понятым интересом ведомства, которое он представляет. Он просто защищает то, что должно ему обеспечить прочность положения на его месте. Президент России правильно говорит, что пока эти связки между судом и государственными органами, предъявляющими гражданину обвинение в суде, не разорваны, мы не можем надеяться на объективное справедливое правосудие. Таких мелких вещей, которые в судебной системе позволяют предъявить претензию к судье, очень много.

Тимофей Балдин

— Есть запрос на независимость суда в самом судейском сообществе? Или оно уже привыкло к такому положению?

— Оно не хочет изменений. Судейское сообщество теперь не настаивает на независимости, потому что для этого судье придется выступить против других своих коллег, более того - против начальства в судебной системе. В судебной системе сейчас очень сильная зависимость судьи от судебной вертикали, от руководства суда. И хотя сама судебная система не вписана в другие вертикали, руководство судов от них зависит.

— Каким образом?

— Например, председатели высших судов освобождены от требования покинуть свой пост по достижению возраста отставки. Это повышает их независимость?

— Думаю, да.

— Я бы тоже сказала «да», если бы они были назначены до естественного ухода из жизни. А, оказывается, нет - достигнув возраста отставки, они могут оставаться на своем посту и дальше, но каждые шесть лет законодательная и исполнительная власть будут подвергать их процедуре переназначения. А переназначение еще надо заслужить. Таким образом, наступает трогательное единение тех, кто возглавляет судебную систему, и тех, кто возглавляет другие ветви власти в государстве. В свою очередь от руководства высших судов зависят нижестоящие начальники в судах, а от них — рядовые судьи.

Кристина Кормилицына/Коммерсантъ

— Формально судья независим в своих решениях и не подчиняется руководителям. Но мы знаем, насколько сильно влияние председателей, например районных судов. Когда чиновнику надо договориться о решении вопроса в суде, он идет к председателю.

— Да, судейский начальник по отношению к обычному судье обладает колоссальными полномочиями. В процессе судебной реформы предполагалось, что председатели судов должны быть обычными судьями, просто с дополнительной ролью администраторов. Они должны быть кем-то вроде «временных дежурных». Для этого надо, чтобы руководители судов постоянно сменялись на своих должностях, чтобы эта смена происходила, скорее всего, на основе выборов председателей судов в судейском корпусе. Но это не проходит.

— С точки зрения системы как устроен механизм влияния председателя суда на обычного судью?

— Полномочия председателей насыщены массой разных функций. Возьмем вопрос подбора кадров. Этим занимаются руководители, потому что прежде чем любой человек будет назначен на судейскую должность, он обязательно должен быть представлен председателем к назначению по результатам конкурса, экзамена. Каждый раз федеральный судья получает должность только после того, как председатель высшего судебного органа страны представит его к назначению. А как председатель может представить нового судью к назначению, если он раньше в судебной системе не работал? Он сдавал экзамен, проходил конкурс, получил заключение органов судейского сообщества, он отвечает предъявляемым требованиям. Что еще может сказать о нем председатель? Он же не работодатель.

Часто назначают не тех, кто лучше всех сдал экзамен, а по каким-то другим признакам, и это ни для кого не бывает прозрачным. Что интересно, непредставление судьи на должность оспорить нельзя. У нас любой человек всегда может оспорить в суде любой акт в отношении себя. А судья не может оспорить в суде то, что его не представили к должности.

Или другой пример - председатель судов распределяет дела между судьями. Много лет идет борьба за то, чтобы этого не было. В системе арбитражных судов этот вопрос давно решен иначе: там есть автоматизированные алгоритмы распределения дел и председатель не участвует в том, чтобы выбрать судью для рассмотрения конкретного дела. А в остальных судах дела распределяет председатель, и это записано в самом новейшем законодательстве.

Тимофей Балдин

— Распределять дела между судьями — это способ влиять на вынесение решений по ним?

— Распределение дел между судьями может значить очень многое. Во-первых, можно дать рассматривать какое-то важное дело тому судье, которому ты доверяешь, который может тебя послушаться. Во-вторых, можно судье, которого ты, по-простому говоря, не любишь, дать такие дела, чтобы он погиб под тяжестью решений. И это тоже нельзя нигде оспорить или откорректировать.

Кроме того, председателям судов принадлежит еще и главное в решении судьбы других судей - представление к следующему квалификационному классу. Это тот самый карьерный лифт. В других областях люди могут переходить из одного органа в другой, подниматься по должностям, но в судебной системе нет столько вышестоящих мест в судах, чтобы обеспечить всем такой рост. Им нужно обеспечивать профессиональный рост в лифте, который стоит на месте и не движется по вертикали.

— И в этом лифте есть лифтер - председатель суда.

— Да. Еще одна вещь — привлечение к ответственности. Председателям судов принадлежит главная инициатива в привлечении каждого судьи к ответственности, а причины для привлечения, как уже говорилось, описаны весьма расплывчато.

Наконец, формирование квалификационных коллегий судей на уровне субъекта РФ (а это основная форма органов судейского сообщества) происходит подконтрольно председателю высшего суда субъекта Федерации, а он всегда контактирует с законодательным органом субъекта РФ, назначающим в эту квалификационную коллегию членов от юридической общественности. Это всегда бывает согласованно. Вот и еще один рычаг влияния других ветвей власти на судебную. Тут столько взаимосвязей, не имеющих права на существование. Конечно, все это опутывает судей очень серьезными связующими нитями.

Если судья хочет выбиться из этой системы связей, он рискует противопоставить себя всем остальным. Риторический вопрос: долго такой судья удержится в судебной системе? Если он, вынося решение по делу, считает возможным не согласиться с позицией вышестоящего суда, не согласиться со сложившейся практикой, потому что будет считать ее не соответствующей правильному пониманию закона?.. Очевидно, что долго на своем месте такой судья не продержится.

— Возникает вопрос: а что за люди вообще оказываются в этой системе, приходят работать судьями?

— Система подбора судей на вакантные должности устроена так, что судебная система почти не получает подпитку из других юридических институтов. Например, из адвокатуры.

— Насколько я понимаю, в основном в судей превращаются бывшие сотрудники аппаратов судов.

— Да, и надо понимать, по какой причине люди идут работать в аппараты судов на низкооплачиваемую и очень многотрудную работу. Люди соглашаются сидеть на этой работе только в связи с перспективой, что когда-нибудь они станут судьями.

— По моим наблюдениям, это чаще всего молодые девушки, которые работают в аппаратах, а к тридцати с чем-то годам превращаются в судей.

— Но важно и чему они учатся там, в аппаратах судов? Они учатся уже сложившейся системе отношений. Они знают, какие порядки надо блюсти, каких практик придерживаться. Они понимают, в какой системе связей они должны работать, если хотят прийти на судейскую должность.

— Судебная система считает, что брать таких сотрудников для нее безопасно. Они придут и будут защищать тот публичный интерес, который они привыкли защищать как работники правоохранительной системы. Если мы возьмем систему отбора профессионального суда в других странах, там по-другому. Существует только два алгоритма системы отбора на судейские должности: или бюрократический, или профессиональный. Профессиональный предполагает очень серьезную проверку юридических знаний. Для этого разрабатываются экзамены, особые тесты, проводится психологический отбор, используются способы выявления мотивации выбора судейской профессии.

У нас тоже есть экзамен, и хотя внешне наша система отбора выглядит как отбор по профессиональному алгоритму, по сути, она является системой бюрократического отбора. Во-первых, потому что в ней колоссальную роль играют руководители судебной системы. Во-вторых, потому что присутствуют непрозрачные процедуры: хотя президент РФ своими актами назначает всех федеральных судей, кроме судей высших судов, но ему помогают отбирать кандидатов в судьи, что естественно, органы в его администрации, куда входят, в частности, представители и руководители всех правоохранительных ведомств. И они дают характеристику судье, они же и проверки проводят, причем эти проверки остаются тайной даже для самого кандидата, что уже не естественно.

Тимофей Балдин

— Одним из показателей «хорошей» работы судьи является устойчивость его судебных актов: чем меньше их отменяют в вышестоящих судах, тем лучше. Вроде бы логично, но это явно загоняет судей в рамки вертикали, они боятся принимать смелые решения, даже если внутренне те кажутся им справедливыми.

— На самом деле подлинная независимая судебная система должна рассчитывать на определенную энтропию. Управляемость как противоположность энтропии годится для административной системы: «сверху» издается управляющее воздействие, оно должно дойти «донизу», должно быть исполнено. В судебной системе нет такого соподчинения процессуальных инстанций. Вышестоящая инстанция имеет право и, более того, обязана исправить ошибочные решения для того, чтобы восстановить права людей, которые суд нарушил или не восстановил в конкретном судебном споре. Но вышестоящая инстанция не имеет права приказать нижестоящему суду: «Реши так!» или «Примени такой закон!». Почему? Потому что «внизу» практика может прийти к выводу, что имевшее место ранее правоприменение является неверным. Ведь практика развивается как в силу того, что появляются новые нормативные регуляторы, так и потому, что система общественных отношений не стоит на месте. По сути, суд может быть независимым только тогда, когда он в каждом деле ищет те нормы, на основании которых можно решить спор, и сам пытается выявить, какое толкование этих норм будет правильным, будет отвечать цели регулирования, для того, чтобы положить именно это толкование в основу своего судебного акта. А если этого нет, то ничего не выйдет. Нельзя задать единый алгоритм для решения очень разных дел, хотя они кажутся похожими.

Сергей Киселев/Коммерсантъ

— Говоря об уголовном судопроизводстве, вы знаете, что у нас с каждым годом растет количество дел, которые рассматриваются в особом порядке. Когда говоришь об этом с силовиками, те отвечают: «Так это же замечательно - значит, у нас очень высокое качество следствия»

— Да где же качественное? Разве оно проверяется? Как раз качество следствия по этим категориям дел, где введен особый порядок, не проверяется. Как оно может быть проверено, если суд не проводит исследования доказательств? Есть социологические исследования, которые показывают, что подсудимые прибегают к особому порядку в основном в надежде, что суд не назначит им максимальную меру наказания. Но, что интересно, эти же исследования показывают, что и без применения особого порядка суд почти никогда не назначает максимальную меру. Для максимальной меры нужны серьезные отягчающие обстоятельства.

— О чем тогда говорит рост числа дел, которые рассматриваются в особом порядке?

— В первую очередь это свидетельствует о недоверии судебной системе. Люди не верят, что следователь полно и объективно соберет доказательства. Не верят, что прокурор предъявит обвинение так, как завещал известный российский дореволюционный юрист и прокурор Анатолий Федорович Кони: «Надо обвинять объективно и в меру». Люди готовы к тому, что их будут обвинять сверх меры, и это запрограммировано.

Если вас обвиняют сверх меры, то суд может часть обвинений убрать. Главное, чтобы следователь не получил полного отказа, чтобы человек не был оправдан. Точно так же и суды завышают наказание, чтобы его решения в случае чего не были полностью отменены — в крайнем случае, их просто смягчат. И вот человек знает, что его могут обвинять зря, поэтому он готов через признание вины и «особый порядок» получить гарантированно меньшее наказание.

Кроме того, очевидно, есть другой интерес: так меньше трудозатрат. Склонить к признанию, к согласию на неисследование доказательств - это всегда в интересах тех, кто ведет публичное преследование. Ведь у них нагрузка, много дел, конечно, трудно собирать доказательства - чтобы от всего этого освободиться, нужно уговорить. А защитник, который в таких делах обычно привлекается по назначению следствия, помогает следователю убедить обвиняемого согласиться на «особый порядок». Ведь он заинтересован, чтобы следователь и в следующий раз позвал его. Так работают «карманные» адвокаты. «Карманный» адвокат вынужден так «плохо жить», потому что он не имеет клиентуры. Адвокатов зовут в порядке назначения за мизерную плату, которую им обещает государство, - 550 рублей за один полный рабочий день в суде. Они тоже очень зависят от системы, которая приглашает их выступать защитниками по назначению.

— И все-таки, при всех бедах, за последние годы выросло количество приговоров с мерой наказания, не связанной с лишением свободы. И суды стали чаще назначать более мягкие меры пресечения — залог, домашний арест. Говорит ли это о гуманизации суда?

— Прежде всего, это результат развития нормативного регулирования. В законе сказано, что по предпринимательским делам арест не применяется. Значит, когда эта норма появилась, вообще должны были исчезнуть аресты по предпринимательским делам. Но они не исчезли, они упали только до 50%, потому что органы следствия нашли, как обходить эту норму. Они предъявляют обвинение не только в преступлении, относящемся к сфере бизнеса, они предъявляют еще что-нибудь «рядом» и по другой статье все-таки настаивают в суде на аресте. Арестовывая предпринимателя, правоохранители, прежде всего, останавливают бизнес, разоряют его (в дополнение к аресту самого предпринимателя часто применяется и арест имущества, счетов предприятия). Санкт-Петербургский институт правоприменения установил, что после того, как было возбуждено дело против предпринимателя и его бизнес рухнул, дело в большинстве случаев прекращается и обвинение в суд не идет.

Тимофей Балдин

— Как вам кажется, где должна быть проведена черта, за которой находятся те составы преступлений, по которым к человеку может быть применена мера пресечения, связанная с лишением свободы? В Екатеринбурге на устах случай с Русланом Соколовским, который ловил в храме покемонов и теперь, будучи обвиненным в публикации видеоролика об этом, сидит в СИЗО. Не укладывается в голове: как за публикацию видеоролика человека могут лишить свободы?

— Это все именно практика. Ведь на самом деле процессуальный закон все написал. Он сказал, что арест надо применять только при условии, что никакие другие меры пресечения (а их очень много в процессуальном законодательстве) не могут обеспечить явку в суд, гарантировать, что человек не уклонится от уголовной ответственности, не будет незаконным образом воздействовать на свидетельские показания или пытаться уничтожить доказательства. И если суд доказал, что никакие другие меры с этой задачей не справляются, только тогда он может избрать такую меру пресечения как арест. А разве так суд делает? С теми же самыми покемонами…

Яромир Романов

— Там был формальный повод. Молодой человек находился под домашним арестом, его пришла поздравить с днем рождения девушка, которая является свидетелем по его делу. Они пообщались. И суд сменил меру пресечения, потому что Соколовский пообщался со свидетелем по делу, хотя не имел на это права. С формальной точки зрения - да, наверное. Но по сути?..

— Формальная точка зрения является только основанием для того, чтобы проверять фактические основания. А фактические основания для меры пресечения нужно исследовать. А когда ему домашний арест избрали в качестве меры, это было правильно? Это же, в общем-то, достаточно строгая изоляция. Что он такого мог сделать, этот ловец покемонов, чтобы воспрепятствовать осуществлению судопроизводства в отношении него по этому обвинению? Да и касательно самого обвинения еще нужно посмотреть - разве оно защищает общество от социально опасного поведения? Или это поведение сродни административным правонарушениям, а то и вовсе является лишь отступлением от норм принятой морали? Чем оно опасно для общества?

Суд всегда стоит перед необходимостью сопоставить разные интересы: ограничиваемые и защищаемые. Какой интерес здесь является более весомым и какие меры кажутся соразмерными той опасности, которую мы хотим избежать, прибегая к тем или иным ограничениям? Вот это надо сравнивать. От какого антисоциального поведения суд в данном случае защищал с помощью домашнего ареста? На самом же деле, это и смешно, и печально, если молодого человека пришла поздравить с днем рождения девушка и за это ему избрали в качестве меры пресечения недоброй славы СИЗО. Где уж тут говорить о гуманизации?

Благодарим пресс-службу Комитета гражданских инициатив за помощь в организации интервью.