Жизнь и смерть генерала. Лев Рохлин: Жизнь и смерть генерала

5.30. КК (командир корпуса. - Авт.) уточнил задачи командирам частей по штурму Грозного.

6.30. Проверка средств связи.

6.45. Начало движения.

7.50. Прошли Терский хребет.

9.01. 131 омсбр (отдельная мотострелковая бригада из Майкопа. - Авт.): с/х "Родина" охвачен с северной, западной и южной стороны... На нашем направлении соседи ведут бой. Уточнить.

9.30. На северо-восточной окраине русского кладбища подбита САУ (самоходная артиллерийская установка. - Авт.) - наша".

Мы знали, что нас ждут. Двигаться мы могли либо по Петропавловскому шоссе, либо в обход, по бездорожью, мимо аэропорта "Северный", и далее - через русское кладбище, - рассказывает Рохлин. - Мы имели данные от оппозиции, что на шоссе подготовлены к взрыву две бензоколонки, собрано большое количество гранат, бутылок с зажигательной смесью. На русском кладбище тоже засада. Она поставлена там не случайно. В бою под станицей Петропавловской я запретил артиллерии и танкам стрелять по мечети, где располагался опорный пункт боевиков и их корректировщики огня. Проблему решили снайперы и пулеметчики. А противник посчитал, что раз я не разрушил мечеть, то по русскому кладбищу тем более стрелять из пушек не буду. Короче, нас ждали на всех возможных направлениях. Тогда я поставил задачу командиру 33-го полка полковнику Владимиру Верещагину захватить мост через речку Нефтянку на Петропавловском шоссе и подготовить переправу для прохода основных сил.

Но даже ему я не сказал, что это ложный маршрут.

31 декабря основные силы пошли в обход и приблизились к русскому кладбищу. Заблаговременно наносить удар артиллерии по кладбищу я не стал. Это выдало бы наши намерения. Но когда с кладбища открыли огонь, наша артиллерия стала бить вдоль дороги, проходящей через него. И колонна пошла фактически между разрывов снарядов.

Несколько раньше, когда достигли моста у аэропорта "Северный", я отвел 33-й полк от моста на Петропавловском шоссе и назначил часть его подразделений в резерв для имитации, что я все же пойду этим маршрутом.

Русское кладбище стало последним рубежом для многих чеченских боевиков, сгинувших в русских могилах.

Подразделения 8-го корпуса вошли в город.

Когда меня спрашивают, есть ли на войне этические нормы и нравственные правила, - говорит Рохлин, - я не знаю, что ответить. Но давно убедился: за попытки соблюсти эти нормы и правила на войне приходится платить кровью.

Война, по мнению Льва Толстого, требует от человека определенной ограниченности. В том числе и в чувствах, в восприятии происходящего. Без этой ограниченности, считал писатель, не может быть настоящего военного человека, не может быть истинного полководца.

Кто-то скажет, что это страшно. Но почему тогда человечество и его вожди никак не хотят отказаться от достижения своих целей насильственным путем? И почему цивилизация, развитие образования и культуры не приводят даже самые богатые и процветающие народы к отказу от использования средств и методов этого насилия, а лишь совершенствуют их, делая все более страшными и изощренными?

Не солдат начинает войну и даже не генерал. Войну начинают политики, те самые, кто брезгливо морщится от запаха пота и не знает, как пахнет еще теплая кровь, кто щеголяет изящными манерами и претендует на право вести народы к вершинам образования и культуры.

Солдат и генерал меньше всего заинтересованы в войне. Ибо они знают: жить по ее правилам и умирать придется на войне именно им.

ИЗ "РАБОЧЕЙ ТЕТРАДИ ОПЕРАТИВНОЙ ГРУППЫ ЦЕНТРА БОЕВОГО УПРАВЛЕНИЯ 8 ГВ. АК":

10.02. Вышли на южную окраину кладбища. Найти 81 мсп (мотострелковый полк. - Авт.). Пусть доложат, где находятся.

10.14. На ул. Ипподромной установлен "град" боевиков. Доведено до КК (командир корпуса. - Авт.). Нанести удар артиллерией.

10.15. 81 мсп вышел на ул. Профсоюзную. 255 мсп вышел на ул. Круговая и Маяковского.

11.40. 131 омсбр атакует в направлении отм. 123,5.

12.25. Генерал-полковник Куликов доложил порядок действий МВД: как только часть города будет пройдена, люди Воробьева подходят и частью сил в обратном направлении вычищают дома.

12.40. В районе Загряжское идет бой.

12.50. 104 вдд находится на восточной окраине города вдоль железной дороги.

14.12. КВО13 поставил задачу с вводом резервов ускорить движение к дворцу и блокировать его с соседом. Одновременно ставить блоки по коридорам прорыва".

Самое сложное, - говорит Рохлин, - и в конечном счете самое главное - это подготовка к сражению, его замысел, тактический расчет, выучка войск, план их действий и организация управления. От этого зависит все остальное. Такая подготовка требует отдачи всех сил и времени. Сердце сжимается. Ты не спишь и не ешь. Думаешь только об этом. Считаешь, измеряешь, сто раз перепроверяешь информацию. Это адская работа.

Генерал Рохлин не участвовал в разработке того, что называли "операцией по разоружению незаконных вооруженных формирований в Чечне".

Но он, как известно, и не заблуждался насчет формулировки, заимствованной из арсеналов полицейско-милицейской терминологии.

Марш частей корпуса к Грозному был лучшим тому подтверждением.

Перед штурмом города, - рассказывает Рохлин, - я решил уточнить свои задачи. Исходя из занятых нами позиций, я считал, что Восточную группировку, командовать которой предлагалось мне, должен возглавить другой генерал. А меня целесообразно назначить командовать Северной группировкой. На эту тему у меня состоялся разговор с Квашниным. Он назначил командовать Восточной группировкой генерала Стаськова14. "А кто будет командовать Северной?" - спрашиваю. Квашнин отвечает: "Я. Передовой командный пункт развернем в Толстом-Юрте. Знаешь, какая это мощная группировка: танки Т-80, БМП-3. (Таких тогда почти и не было в войсках.)" - "А какая моя задача?" - спрашиваю. "Пройди до дворца, займи его, а мы подойдем". Я говорю: "Вы смотрели выступление министра обороны по телевидению? Он сказал, что на танках город не атакуют". С меня эту задачу сняли. Но я настаиваю: "Какая все же моя задача?" - "Будешь в резерве, - отвечают. - Прикроешь левый фланг основной группировки". И назначили маршрут движения.

Рохлин возразил против идеи размещения ПКП (передового командного пункта) Северной группировки в Толстом-Юрте.

ПКП должен размещаться непосредственно за боевыми порядками войск, - поясняет он. - А Толстой-Юрт - в стороне, левее. Кроме того, я знал, если ПКП группировки разместят у меня, то я останусь без средств связи. И не смогу управлять своими силами.

Генерал, похоже, уже тогда не доверял управленческим способностям Квашнина и всячески старался оградить себя от его участия в управлении подразделениями своего корпуса. Позднее он так охарактеризует Анатолия Васильевича: "Энергичный, добрый, гостеприимный человек, абсолютно не профессиональный в военном деле".

В Северной группировке, - продолжает Рохлин свой рассказ, - по словам Квашнина, была одна проблема: бойцы не готовы. Но считалось, что время есть и можно провести занятия, научить. Мне показалось странным, что за несколько дней предполагалось научить людей тому, на что обычно тратится несколько месяцев и даже годы. Я тогда даже подумал, что, если все произойдет так, как планируется, мне придется пересмотреть весь свой опыт, все взгляды на боевую подготовку и планирование боевых операций.

Позднее, став депутатом Госдумы и занявшись изучением причин массовой гибели военнослужащих в Чечне, Рохлин обнаружит: мнения о том, что за несколько дней можно подготовить людей к ведению боевых действий, придерживались чуть ли не все высокопоставленные руководители Минобороны и главкоматов родов войск. Они без тени сомнения отдавали приказы о направлении в войска, ведущие боевые действия в Чечне, солдат из технических подразделений ПВО, ВВС, моряков с кораблей ВМФ и даже солдат из строительных батальонов. Их несколько дней учили держать в руках автомат и бросали в бой. На языке военных таких солдат называют "пушечным мясом". Не лучше обстояло дело и с теми, кто приходил в войска добровольно, по контракту. Их вообще считали уже подготовленными, коли они в свое время уже отслужили срочную службу.

О какой подготовке этих людей можно было говорить, - спрашивает Рохлин, - если в армии к тому времени уже десять лет практически никто не занимался боевой подготовкой?

Короче говоря, это были люди, большинство которых отличались от солдат-срочников лишь возрастом. Да еще, быть может, тем, что, хлебнув прелестей эпохи перемен, готовы были рискнуть жизнью в надежде хоть как-то поправить свое материальное положение и положение своих семей. Но если срочников готовили хоть несколько дней, этих иногда бросали в бой на следующий день после заключения контракта.

Офицерский корпус многих частей лишь пополнял ряды обреченных. В 81-м мотострелковом полку ("Самарском", как прозвали его журналисты) из 56 командиров взводов 49 были выпускниками гражданских вузов, призванных на два года. Говорить об уровне их подготовки не приходится. Почти все они погибли в Грозном, разделив участь своих солдат.

Вопросы депутата Рохлина на этот счет и его попытки выяснить вину в этом высокопоставленных командиров снискали ему славу склочника. А его обращение к Верховному главнокомандующему, где он назвал Ельцина фактически главным виновником развала армии и ее трагедии в Чечне, ополчили против генерала всю президентскую рать и абсолютное большинство средств массовой информации, обрушивших на Рохлина потоки лжи и клеветы. Уже мало кто вспоминал о его роли в чеченской войне. Но это будет позднее.

Идея наступления в предпраздничный день не вызвала у меня особых сомнений, - продолжает Рохлин. - Ведь праздники есть праздники. Они могли стать поводом для расслабления людей. А расслабляться было нельзя. Тогда я еще не знал, что общего плана фактически нет. А дата назначена в связи с днем рождения министра обороны...

Сам генерал продолжал готовить свои войска к самым неожиданным поворотам событий.

Чтобы понять, насколько тщательно был разработан план действий, приведем подробную запись:

ИЗ "РАБОЧЕЙ ТЕТРАДИ ОПЕРАТИВНОЙ ГРУППЫ ЦЕНТРА БОЕВОГО УПРАВЛЕНИЯ 8 Гв. АК":

13.00. Совещание у командира корпуса.

2. Выполнить поставленную задачу. Надо очень добросовестно подготовиться. Лично посмотреть каждого солдата.

Задача следующая:

1. Идти вдоль Сунжи.

2. Прорубить коридор, обеспечить проход по нему и выйти в центр города, обеспечивая фланг главной группировки.

Как надо действовать?

1. Разведать места, где нас не ждут.

2. Нанести артиллерийские удары по тем точкам, где предполагается противник.

3. Действуем тремя группами:

1-я - 255 мсп. Исходя из задач, имеет... (идет перечисление находящейся в полку боевой техники. - Авт.). Сбивая все огнем, пройти 2/3 пути.

2-я - 33-й мсп (также перечисляется находящаяся в полку техника. - Авт.). Идет вслед 255-му мсп. Блокирует эту часть пути. Выбирает наиболее высокие здания. Оборудует на них опорные пункты. Продумать, какие можно подготовить мешки с землей. Удерживает мосты, обеспечивает подвоз БП (боеприпасы. - Авт.).

3-я - орб (отдельный разведывательный батальон. - Авт). Идет вслед за 1 мсб слева и справа на максимальную глубину. За ним идет 2 мсб. У каждого офицера карта 1:50 000. Здесь будут наступать основные силы. По двум улицам. А здесь будут наступать 81-й полк и 131 омсбр. (Рохлин показал на карте. - Авт.)

Какие нужно решить проблемы?

1. Блокировка. По каждому блоку номера БТРов и пофамильный список расчета. Командир взвода - знает задачу.

2. Распределить обязанности.

3. В 33 мсп такие же штурмовые группы, как в 255 мсп.

4. Кого и когда освободить от выполнения задач.

5. Проверить экипировку л/с (личного состава. - Авт.).

6. "Мухи" (гранатометы. - Авт.) - всем отстрелять.

7. Подготовка водителей БТР (кого брать, кого нет).

8. БТР должны быть забиты боеприпасами.

9. Создать бронегруппу по вывозу раненых. Обеспечить связь.

10. Посадить наблюдателей по всему маршруту выдвижения. Найти места.

Командный пункт - в центре боевых порядков. Здесь, в районе (Толстой-Юрт. ~ Авт.), остается артиллерия и 2 танка - резервная группа.

Объекты все будут нанесены на план города - п/п-к Поздеев15. Подготовить мне две карты. Схема должна быть у каждого офицера.

После 18 часов заслушиваем, кто что сделал.

Разведка докладывает 28.12.

Письменное решение должно быть оформлено к 20.00".

Многое в документе написано неразборчиво и потому опущено. Но суть, думаю, ясна: генерал, как настоящий профессионал, не ждал чуда.

Вряд ли где еще готовились пофамильные списки личного состава каждого блокпоста и определялась задача каждому командиру взвода.

Только так можно добиться четкости управления и ответственности командиров, - утверждает Рохлин.

Подразделения 8-го корпуса двигались с величайшей осторожностью. Командиры изучали город, наносили на схемы названия улиц, многие из которых были переименованы новыми властями. На каждом занятом рубеже устанавливались блокпосты, Чем ближе был центр Грозного, тем меньше оставалось в подразделениях техники, оставляемой на этих блокпостах. Вперед шла пехота. Все делалось по плану. Но это был план всего лишь резерва, каким им предписано было быть.

А в эфире, - рассказывает Рохлин, - слышались радостные доклады соседей: прошли такую-то улицу, заняли такой-то рубеж.

По карте, на которую наносилась оперативная обстановка, получалось, что подразделения 8-го корпуса далеко не впереди.

Заняв консервный завод, узнали, что министр обороны недоволен: "Почему отстает этот хваленый афганец?"

Рохлин получил команду подтянуться и занять больничный комплекс, который находится почти в центре города. От Совмина и президентского дворца его отделял лишь один квартал, где располагались строения Института нефти и газа.

Кстати, метод руководства войсками по принципу "давай-давай" использовался и по отношению к другим частям. Управлявшие из Моздока полководцы не знали и не хотели знать, как складывается обстановка. Чтобы заставить войска идти вперед, они пеняли командирам: все уже дошли до центра города и вот-вот возьмут дворец, а вы топчетесь на месте...

Как свидетельствовал позже командир 81-го полка полковник Александр Ярославцев, на его запрос относительно положения соседа слева - 129-го полка Ленинградского военного округа - он получил ответ, что полк уже на улице Маяковского. "Вот это темп", - подумал тогда полковник ("Красная звезда", 25 января 1995 года). Ему и в голову не могло прийти, что это далеко не так...

Мало того, ближайшим соседом слева 81-го полка был сводный отряд 8-го корпуса, а не 129-й полк, который наступал из района Ханкалы. Это хоть и слева, но очень далеко. На улице Маяковского, если судить по карте, этот полк мог оказаться, лишь миновав центр города и пройдя мимо президентского дворца. Поэтому не ясно, то ли командование группировки вообще не смотрело на карту и не понимало, о чем спрашивает полковник Ярославцев, то ли сам командир 81-го полка не знал, кто у него ближайший сосед, или, быть может, журналисты, бравшие у Ярославцева интервью, все перепутали? В любом случае это говорит о том, что никто толком не представлял себе картину происходящего, а взаимодействие было налажено так, что вводило в заблуждение не только участников боев, но и тех, кто позднее взялся изучить их ход...

На консервном заводе подразделения 8-го корпуса оставили еще часть техники и пошли вперед.

Когда команду выполнили, в передовом отряде осталось около 600 человек.

Соседи же, подгоняемые сидящими в далеком Моздоке начальниками, запрудили улицы бронетехникой, которой было не развернуться на узких улицах города.

А из подвалов и окон близлежащих домов опытные бойцы Дудаева уже ловили в прицелы гранатометов борта танков, рассматривали в мощные оптические прицелы импортных снайперских винтовок лица солдат и офицеров.

"Тихому не верь, быстрого не бойся" - гласит чеченская пословица.

Наступили сумерки. И боевики нажали на спусковые крючки. Их гранатометчики в упор расстреливали бронетехнику. Минометы осыпали войска градом мин. Танки били прямой наводкой.

Сначала сжигалась техника в голове и в хвосте колонны, - рассказывает Рохлин, - а затем удар обрушивался на середину. Техника была лишена возможности маневра. И горела как свечка.

Избиение продолжалось до наступления полной темноты и потом возобновилось с рассветом. Нападавшие изощрялись как могли.

Мне позднее рассказывали, - вспоминает Рохлин, - что боевики привязывали гранаты к парашютикам от сигнальных ракет и бросали их из окон домов на колонны. Граната при этом взрывается в воздухе и поражает большую площадь...

ИЗ "РАБОЧЕЙ ТЕТРАДИ ОПЕРАТИВНОЙ ГРУППЫ ЦЕНТРА БОЕВОГО УПРАВЛЕНИЯ 8 Гв. АК":

2 мсб 81 мсп - вокруг дворца.

1 мсб... (неразборчиво).

131 омсбр - двумя батальонами занимает оборону возле ж.д. вокзала".

Это последняя запись о положении этих частей в первый день штурма.

131-я бригада не имела задачи, - говорит Рохлин. - Она была в резерве. Кто приказал ей захватить железнодорожный вокзал - можно только догадываться.

ИЗ ПИСЬМА ГЕНЕРАЛЬНОГО ПРОКУРОРА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ Ю. И. СКУРАТОВА ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ СЕЛЕЗНЕВУ Г. Н. № 1-ГП-7-97 ОТ 15. 01. 97 г.:

"В соответствии с постановлением Государственной Думы от 25 декабря 1996 г. № 971-11 ГД "О рассмотрении обстоятельств и причин массовой гибели военнослужащих Российской Федерации на территории Чеченской Республики в период с 9 декабря 1994 года по 1 сентября 1996 года и мерах по укреплению обороны страны и безопасности государства" сообщаю:... проводится проверка обстоятельств гибели личного состава 131-й отдельной мотострелковой бригады (войсковая часть 09332), штурмовавшей г. Грозный 31 декабря 1994 года - 1 января 1995 года, в ходе чего погибли 25 офицеров и прапорщиков, 60 солдат и сержантов, а без вести пропали 72 военнослужащих бригады.

Из пояснений участников этих событий, документов, изъятых в ходе проверки, следует, что в конце декабря 1994 года в г. Моздоке высшим командованием МО РФ поставлена общая задача по освобождению города Грозного.

Конкретную задачу по вводу войск в город, маршрутам движения и взаимодействию ставил генерал-полковник Квашнин А, В. (в то время - представитель Генерального штаба Вооруженных Сил РФ).

131-й бригаде была поставлена задача к 27 декабря 1994 года сосредоточиться в двух километрах восточное Садовой, чтобы обеспечить проход в город Грозный другим войскам. В последующем бригада заняла рубеж по речке Нефтянка и находилась на нем до 11 часов 31 декабря, после чего по радио командовавший в тот период группировкой "Север" генерал-лейтенант Пуликовский К. Б. отдал приказ на вход в г. Грозный. Письменных боевых и графических документов в бригаду не поступало. После прохода по улице Маяковского штабом корпуса бригаде было приказано взять железнодорожный вокзал, что первоначально не планировалось.

Захватив вокзал, бригада попала в плотное огненное кольцо незаконных вооруженных формирований и понесла значительные потери в живой силе и технике.

Как усматривается из материалов проверки, вопросы тщательной подготовки операции должен был решать Пуликовский, однако этого в полной мере сделано не было, что явилось одной из причин гибели большого количества личного состава 131-й бригады.

В действиях Пуликовского усматриваются признаки состава преступления, предусмотренного ст. 260-1 у п. "в" УК РСФСР, а именно - халатное отношение должностного лица к службе, повлекшее тяжкие последствия.

Однако уголовное дело возбуждено быть не может, так как Государственной Думой 19 апреля 1995 года объявлена амнистия в связи с 50-летнем Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг., и допущенное Пуликовским правонарушение попало под ее действие".

Пуликовский говорит, что он не давал команду 131-й бригаде захватить вокзал, - рассказывает Рохлин. - Передовой командный пункт Северной группировки так и не был развернут. Командовали с Моздока. Поэтому выяснить, кто отдал команду, трудно. Генпрокуратура уверена в своей версии. Но я знаю, что в отличие от меня Пуликовский до последнего момента не знал, будет ли он вообще чем-то командовать. Ведь Квашнин сам объявил себя командующим всего и вся. Пуликовский не мог подробно составить план действий и отдать нужные распоряжения. Все решал Квашнин.

Странно здесь и другое: Генпрокуратура в приведенном выше документе указывает, что "конкретную задачу по вводу войск в город, маршрутам движения и взаимодействию ставил генерал-полковник Квашнин А.В.", но ее следователи почему-то пропустили мимо внимания тот очевидный для каждого военного факт, что ставить войскам конкретные задачи может только тот, кто этими войсками командует. Квашнин же, если верить все тому же документу, был "в то время - представитель Генерального штаба Вооруженных Сил РФ".

Поэтому получается, что российская Фемида вводит в военную практику новое понимание управления: конкретную задачу войскам может ставить любой "представитель" (Бога, черта, Генштаба и т. п.), а конкретно отвечать будет тот... кого назначат крайним. И подписаться под этим нововведением пришлось Генеральному прокурору России Юрию Скуратову. Интересно, по своей воле он это сделал или нет?

Как бы там ни было, а Пуликовский, Рохлин и все остальные военные считали Квашнина командиром. Квашнин, по словам Рохлина и по записи, сделанной им в своей личной рабочей тетради и приведенной выше, не только исполнял обязанности командующего Северо-Кавказским военным округом, но и был командующим всей группировки федеральных войск в Чечне, и плюс - командующим группировки "Север" (она же - Северная группировка, как ее чаще называли). А может, Рохлин и другие заблуждались? И Анатолий Васильевич Квашнин был всего лишь самозванцем?

В любом случае вся эта управленческая чехарда лишь подтверждает: никто не хотел брать на себя ответственность, даже тот, кто объявил себя начальником. А система управления армией, за годы многолетних "реформ" превратившаяся в нечто такое, о чем трудно сказать изящным слогом, вполне позволяла избежать этой ответственности.

Тут с ходу даже не определишь, что хуже - позиция таких, как Митюхин, которые, по крайней мере, честно демонстрировали свою беспомощность, или таких, как Квашнин, которые без особых терзаний брались командовать всем и вся...

В 19.20 Рохлин приказал уточнить положение 81-го мотострелкового полка и 131-й отдельной мотострелковой бригады через командование группировки войск в Чечне. В "Рабочей тетради оперативной группы центра боевого управления 8 гв. АК" записаны слова комкора: "Ген. Шевцов16 должен был поставить им задачу, чтобы они дали положение войск вокруг дворца".

Никакой информации генерал не получил.

Через три года, 28 декабря 1997-го, ведущий программы "На самом деле" телеканала "ТВ-Центр" Михаил Леонтьев обвинит в гибели 131-й бригады генерала Леонтия Шевцова, который, по сведениям журналиста, и отдал ей тот самый злополучный приказ - идти на железнодорожный вокзал...

Рохлина обвинят в гибели этой бригады еще раньше - в декабре 1996-го. Об этом мы тоже поговорим позднее...

Теперь лишь отметим, что уровень управления войсками в Чечне еще долгие годы будет не только темой журналистских расследований, но в первую очередь предметом политических интриг, острие которых можно будет поворачивать как угодно и против кого угодно. Последнее возможно уже потому, что никто по сей день не брался всерьез изучить военную сторону того, что происходило в Чечне...

Впрочем, любому исследователю этой темы придется столкнуться с тем, с чем столкнулись прокуроры, - с отсутствием документов, подтверждающих полномочия военачальников, и с.... - как бы это помягче сказать... - лукавством, наверное, главных действующих лиц. Не признался же генерал Квашнин, что не Пуликовский, а именно он командовал группировкой "Север" в первые дни боев за Грозный... И не признается, очевидно, никогда.

В 20.45 в центр боевого управления корпуса поступила информация о действиях Восточной группировки: 129-й мотострелковый полк и парашютно-десантный батальон 98-й дивизии ВДВ, наступавшие из района Ханкалы, уперлись в завалы из железобетонных блоков и, встретив сильное сопротивление противника, перешли к круговой обороне в районе кинотеатра "Родина". Инженерная техника для разбора завалов так и не пришла. Подразделения МВД, которые должны были обеспечить установку блокпостов в тылу группировки, тоже где-то потерялись.

А подразделения 104-й дивизии ВДВ, которые должны были поддержать наступление 129-го полка в случае успеха его действий, остались в прежнем районе. В 129-м полку 15 убито и 55 ранено. Сожжено 18 единиц техники.

Информации о 81-м полке и 131-й бригаде все не было. А вскоре в расположение 8-го корпуса прорвалась рота 81-го полка. Вслед за ней то на том, то на другом участке стали выходить другие группы этого полка. Растерзанные, подавленные, потерявшие своих командиров, бойцы выглядели ужасно. Лишь 200 десантников, которых в последний момент передали в состав полка, избежали печальной участи. Они просто не успели догнать полк и присоединиться к нему. Пополнение предполагалось принять на марше...

Была ночь, - рассказывает Рохлин, - ситуация оставалась непонятной. Полная неразбериха в управлении. Когда узнали о положении 131-й бригады, мой разведбат попытался прорваться к ней, но потерял много людей. До железнодорожного вокзала, где подразделения бригады заняли оборону, было около двух километров, напичканных боевиками.

Рохлин тогда уже понял, что его гвардейцы оказались единственными, кому удалось не только вплотную приблизиться к центру города, но и закрепиться, не дав себя разгромить.

Всю ночь и утро нового года ждали 3-й батальон 276-го мотострелкового полка, который должен был сменить 33-й полк корпуса на блокпостах по ул. Лермонтовская. Подполковник Валерий Барноволоков несколько раз выезжал на перекресток улиц Маяковского и Богдана Хмельницкого, куда должен был прибыть батальон.

"Мы были в полном неведении относительно замысла старшего начальника", - утверждает начальник штаба этого батальона майор Евгений Питеримов.

В 3.00, когда подполковник Барноволоков ждал батальон на перекрестке, батальон начал отход из города и через час перешел к обороне у совхоза "Родина". Еще через час начальник штаба 34-й дивизии, куда входит 276-й полк, наконец поставил задачу идти в город, во взаимодействии с внутренними войсками поставить блокпосты по ул. Лермонтовская и, штурмуя наиболее важные строения, овладеть районами, прилегающими к реке Сунжа и ул. Первомайская.

Майор Питеримов по сей день удивляется, что вышестоящее командование, ставя задачу, не дало даже самых поверхностных сведений о противнике и характере его действий. У майора сложилось впечатление, что командование даже в то время продолжало считать, что боевики слабы и не способны к сопротивлению. Сам он и его подчиненные к тому времени уже видели, что это далеко не так.

Как бы там ни было, батальон наконец установил блокпосты по улице Лермонтовской. А 33-й полк выдвинулся вперед, к больничному комплексу, где уже закрепились 255 мсп и разведывательный батальон.

Рохлин стягивал свои силы, зная, что теперь боевики налягут на него.

В 7.55 1 января от командующего группировкой поступила информация. В "Рабочей тетради оперативной группы центра боевого управления 8 гв. АК" она записана так:

Расшифровать эту запись можно следующим образом: "Ген. (все названные - генералы. - Авт.) Куликовский (правильно - Пуликовский. - Авт.), Петрик (правильно - Петрук. - Авт.), Семенюта. (здесь то ли точка, то ли запятая... Скорее точка. - Авт.). Бабич (правильно Бабичев. - Авт.) в 10. 00 с двумя пдб (парашютно-десантный батальон. - Авт.), с ТВ (наверное, танковый взвод. - Авт.) и мер (так обычно обозначают мотострелковую роту, но тут трудно точно сказать. - Авт.) от парка им. Ленина по ж. д. выйдут на разблокировку двух б-нов на ж.д. вокзале. С юга 503 мсп (мотострелковый полк. - Авт.) по пр. Орджоникидзе выдвигается до дворца, блокирует все и встает. Пуликовский поведет МСБр (учитывая последние буквы "Бр", это может быть 131-я мотострелковая бригада, точнее, то, что от нее осталось. - Авт.) по ул. Первомайской к центру. Между Первомайской и Орджоникидзе прочный коридор. Получается сплошной коридор: от Первомайской к р. Сунже, ж.д. вокзал, Б. Хмельницкого, Первомайская. Пуликовский должен передать МСБ (возможно, это наспех обозначена все та же 131-я бригада. - Авт.) Рохлину (надо созвониться). Свое решение доложить через час".

Если смотреть по карте, то названные улицы являются фактически продолжением друг друга, пересекая город с севера на юг: ул. Б. Хмельницкого переходит в ул. Маяковского, далее проспект Орджоникизде, который упирается в железнодорожный вокзал... Откуда у командования в Моздоке возникло мнение, что по этим улицам создан "сплошной" и "прочный" коридор, можно только догадываться. А порядок перечисления этих улиц, других объектов и географических названий свидетельствует, что, диктуя информацию и давая указания, эти начальники даже не смотрели на карту. Возможно, конечно, что оператор в штабе Рохлина, принимавший информацию, сам чего-то напутал. Но вряд ли он напутал так много. Его работа была чисто автоматической, и он не мог все записать задом наперед...

А противник тем временем не дремал и ничего не путал... Его маневренные группы наносили удары то тут, то там. Они использовали все средства передвижения - от бронетранспортеров до легковушек со срезанными крышами и мотоциклов, успевая в считанные минуты концентрировать максимум сил и средств в любом районе. Данные радиоперехвата свидетельствовали, что разведгруппам боевиков поставлена задача поиска и захвата подбитой техники и одиночных машин. А захватывать было что.

По итоговым данным, только 131-я бригада потеряла 20 из 26 имевшихся в ее составе танков и 102 из 120 боевых машин пехоты, вошедших в город.

Если верить сведениям о численности личного состава бригады, вошедшего в город (446 человек), то получается, что в машинах были только экипажи. Пехоты не было. Поэтому брать подбитую технику можно было голыми руками.

А соседей из Восточной группировки тем временем настигла другая беда.

В 8.30 министр обороны (по другим данным - генерал Квашнин) приказал командующему этой группировкой генералу Николаю Стаськову отойти в исходный район. А через сорок пять минут по подразделениям этой группировки был нанесен удар авиацией федеральных войск. Два штурмовика "Су-25" выпустили весь свой запас неуправляемых реактивных снарядов в тот момент, когда бойцы занимали места в машинах. Около пятидесяти человек убито и ранено. Большинство - офицеры 129-го полка, руководившие посадкой личного состава на машины.

Авторы исследования "Российские Вооруженные Силы в чеченском конфликте. Анализ. Итоги. Выводы" Н. Н. Новичков, В. Я. Снеговский, А. Г. Соколов и В. Ю. Шварев цитируют генерала Квашнина, утверждающего, что именно он отдал приказ отступать. Похоже, Анатолий Васильевич не знал, что произошло после того, как был отдан этот приказ. Тогда, спрашивается, кто дал другой приказ: нанести авиационный удар по району, в котором находились силы Восточной группировки? Ведь и непосвященному ясно, что за сорок пять минут после получения приказа большая масса войск, ведущих тяжелейший бой в городе, не могла покинуть район. Или авиацией командовали все, кому не лень? А если нет и Квашнин все держал под контролем, тогда Рохлин прав, говоря об абсолютном непрофессионализме генерала Квашнина...

В любом случае это лишний раз подтверждает, что управление войсками велось как и кем попало. Единственное, что объясняет эту управленческую чехарду, так это желание начальников уйти от ответственности, максимально запутав ситуацию.

Во время налета авиации на Восточную группировку погиб и начальник разведки группировки полковник Владимир Селиванов, легендарный десантник, которого еще в Афганистане дважды представляли к званию Героя.

Сотни раз рисковавший жизнью разведчик вряд ли подозревал, что судьба уготовила ему смерть от бездарности собственных начальников.

Зенитчики со зла пальнули вдогонку самолетам. Но, слава Богу, не попали. Иначе это только дополнило бы трагедию.

Незадолго до своей гибели Селиванов оставил начальнику штаба Восточной группировки полковнику Юрию Горскому информацию, что против группировки действует не две-три сотни, как утверждалось ранее, а более двух тысяч организованных и управляемых единым командованием боевиков. Не считая мелких отрядов, которые атаковали то тут, то там. Другую информацию он унес с собой в могилу.

Дело в том, что накануне наступления пропала офицерская группа 45-го полка специального назначения ВДВ. Полковник выходил на ее поиск. Результат поиска он никому не успел доложить.

А через три года английская журналистка Карлотта Голл сообщит, что, по ее сведениям, полученным от чеченцев, группа 45-го полка пыталась проникнуть в президентский дворец и была частью уничтожена, частью захвачена. Журналистка, писавшая в это время книгу о войне в Чечне, пыталась выяснить у Рохлина, что он знает по этому поводу. Генерал не мог ничего ответить. Ведь группа действовала не с его направления...

Что касается полковника Селиванова, то командование вновь представило его к званию Героя (посмертно). Но, как и первые два, и это представление осталось только представлением.

Вскоре выяснилось (это записано в "Журнале боевых действий"...), что боевики захватили карту, где отмечены все координаты войск. Вероятно, карта была изъята у кого-то из раненых или убитых командиров. Как бы ни были плохи карты, которыми были снабжены войска, но знающие свой город боевики кое-что могли по ним определить.

Кроме того, они перехватили и взяли под наблюдение сети управления авиацией и артиллерией.

В 20.55 штаб 8-го корпуса получил информацию о том, что боевики произвели разведку охранения штаба и других подразделений корпуса. В 21.10 планировалось нападение.

К этому времени Рохлин уже успел подтянуть все свои наличные силы, те самые 600 бойцов и командиров 255-го и 33-го полков, разведывательного батальона и некоторых других подразделений. И отдал команду собирать все и всех, кто уцелел в разбитых колоннах.

В ночь с 1 на 2 января, когда Восточная группировка отошла, Западная увязла в боях и встала, Северная, в лице 131-й бригады и 81-го полка, была разгромлена. Боевики сосредоточили весь огонь на подразделениях генерала.

Бетонный потолок подвала, где располагался передовой командный пункт, дрожал от взрывов мин и снарядов. Они ложились один в один, грозя обрушить потолок на головы бойцов и командиров. И Рохлин не мог не принять решения о перемещении командного пункта в глубину своих боевых порядков - на консервный завод.

Но ситуация продолжала оставаться катастрофической.

Подсчет сил противника, - рассказывает Рохлин, - проведенный на основании данных разведки и радиоперехватов, свидетельствовал: на каждого солдата и офицера приходилось от 6 до 10 боевиков. Противник имел полную свободу маневра и мог достигать на отдельных участках еще большего перевеса сил.

За два дня боев в городе потери корпуса составили 12 убитых и 58 раненых. Однако разгромить себя гвардейцы не дали.

От разгрома нас спасло то, что мы не спешили выполнять приказы командования, - говорит Рохлин, - и действовали так, как подсказывали опыт и обстановка.

Пересмотреть свои взгляды на боевую подготовку и планирование боевых операций генералу так и не пришлось.

Министру обороны, как ни странно, тоже.

9 февраля 1995 года в Алма-Ате Павел Грачев заявил: "... операция по взятию города была спланирована внезапно и проведена с наименьшими потерями... А потери пошли, тут я вам честно хочу сказать, по рассеянности некоторых командиров нижнего звена, которые почувствовали легкую победу и просто-напросто расслабились".

Антипов А.В.

Лев Рохлин: Жизнь и смерть генерала.

Эхо выстрела, оборвавшего жизнь генерала Льва Рохлина, будет звучать еще очень долго. На небосклоне общественной жизни России последних лет фигура Рохлина выделялась своей неординарностью и авторитетом, чтобы вот так сразу подвести черту под его жизнью и загадочными обстоятельствами смерти. Боевой "окопный" генерал, он и в политике действовал как солдат - прямо и честно, не страшась трудностей и презирая опасность. Жизнь Рохлина оборвалась на взлете. Он был слишком неудобен, в его устранении были заинтересованы многие влиятельные лица. Рохлин знал об этом интересе и неоднократно говорил о нем..

ПРЕДИСЛОВИЕ

Книга эта была фактически написана до трагической гибели генерала Рохлина. Лев Яковлевич прохладно относился к идее написания книги о нем. И, прочитав рукопись, приложил все силы, чтобы в книгу вошли имена как можно большего числа людей, с которыми ему пришлось служить и воевать. Наш последний разговор на эту тему состоялся за две недели до смерти генерала.

После гибели Льва Яковлевича автор не стал изменять ничего, что говорило бы о генерале в прошедшем времени. Других существенных изменений по тексту, который был на тот момент, тоже не делалось. Ведь автор практически во всех оценках опирался на мнение генерала. И нельзя было допустить, чтобы это мнение, даже из лучших побуждений, было подвержено вольному толкованию. А авторские оценки личности самого Рохлина остались неизменны. Разве что негатив сегодня воспринимается по- другому и кажется не столь значительным, как казался при жизни Льва Яковлевича. Масштаб этой личности с каждым днем, отдаляющим нас от него, становится все более понятным: "Лицом к лицу - лица не увидать, - говорил поэт. - Большое видится на расстоянье".

Российскому обществу, к сожалению, еще только предстоит в полной мере осознать, кем был генерал Рохлин и какую часть самого общества он представлял.

Сегодня мы пока недооцениваем биографии людей. Все время ищем что-то особенное, что сами ни понять, ни почувствовать не можем. Мы впадаем в отчаяние, когда люди, на которых мы надеялись, которым верили, которых успели даже полюбить, вдруг оказываются на деле совсем другими. Последние годы эти разочарования преследуют нас постоянно.

Секрет наших разочарований прост: мы мало знаем биографии наших героев. Ведь если разобраться, то сегодня среди известных в стране политиков не много тех, чья жизнь могла бы стать примером для подражания. Большинство из сегодняшних политических кумиров скользили по жизни легко и непринужденно. Судьба не била их, не ломала, не проверяла на прочность их характеры и убеждения. Верхом их мужества были какие-нибудь "крутые" словечки, сказанные в очередном интервью или на разрешенном митинге. В лучшем случае они расхрабрились до участия в каких-нибудь авантюрах, итог которых известен и может вызывать лишь чувство сожаления.

Что касается лиц, наделенных сегодня государственной властью (имеются в виду члены правительства), то их биографии практически неизвестны обществу, а если и известны, то ничего, кроме недоумения, вызвать не могут. Это биографии заурядных чиновников, знающих жизнь по газетам, а свою работу по учебникам. На их счету нет ничего построенного, в их жизни нет ничего пережитого, в их судьбах нет того, что могло бы вызвать интерес и подсказать, что от этих людей можно ожидать.

Не лучше обстоит дело и в среде профессиональных военных. Но тут две составляющих. Во-первых, политика нынешнего руководства страны привела к тому, что о людях в погонах сегодня судят либо по тем, кто в центре Москвы стреляет из танков по гражданам своей страны, либо по тем, кто настроил себе многоэтажные особняки и ездит на "Мерседесах". Но чаще по тем, кто безропотно скулит у пустых касс частей и подразделений, клянча деньги на прокорм своих семей. А во-вторых, сами военные, несмотря на отнюдь не легкие судьбы, умудрились по-своему приспособиться к нынешней жизни. Приспособиться так, что уже мало кто верит, что военная служба закаляет характеры и формирует личности.

На этом фоне жизнь и судьба генерала Льва Рохлина - почти легенда. В его жизни было все - и боль потерь, и горечь разочарований. Был тяжелый труд, полный опасностей, и радость побед. Была борьба, была любовь. Были ошибки и заблуждения. Было все.

Не было только одного - предательства. Он никогда не изменял своей вере в Россию, в ее народ и в их лучшую долю. Он отдавал всего себя служению этой вере. И никогда не подстраивался под обстоятельства, которые навязывала жизнь.

Придя в политику в прямом смысле из окопов, Рохлин с поразительной быстротой стал одной из самых заметных политических фигур России. И это при том, что к тому времени казалось: все места на политическом поле уже заняты, все роли распределены. Генерал сломал это представление, и вскоре всем стало понятно: армия, несмотря на все свои проблемы, дала стране нового лидера всероссийского масштаба, лидера, сумевшего дать людям надежду, вселить веру и побудить к действиям. В то же время это напугало тех, кто давно обосновался на политической кухне и занял места в структурах власти. Рохлина в равной степени любили и ненавидели. Он стал единственным из политиков, кого Борис Ельцин обещал "смести". И единственным, чья смерть, несмотря на все разговоры о том, как она наступила, обнажила всю жестокость политического противостояния в стране.

Впервые о генерале я написал в 1995 году в девятом номере журнала "Воин", известного большинству читателей как "Советский воин". Очерк назывался "Профессионал".

Тогда Лев Яковлевич еще не был широко известен в стране и армии. Но о нем уже говорили.

Мне, автору этого очерка, хотелось донести до читателей образ российского генерала, человека необычной и трудной судьбы, сложного характера и неукротимой энергии. Образ, резко контрастирующий с тем, который сложился в российском общественном сознании за последние годы и о котором мы говорили...

Такую возможность давала не только война в Чечне, где Рохлин проявил недюжинные командирские способности, но и личность самого генерала, жизнь которого полна событий, прямо связанных с судьбой страны и ее армии.

В предлагаемой вашему вниманию книге сделана попытка продолжить этот рассказ. Но в основу положен качественно иной материал, который удалось собрать за прошедшие годы.

И главные из этих материалов касаются "странной" войны на Кавказе. Войны, которая раскрыла все язвы российского общества последнего десятилетия. Войны, ставшей результатом безответственной политики властей, порочности созданной ими системы управления государством. И наконец, войны, продемонстрировавшей организационный и технический развал Российской Армии, разложение нравственных устоев, на которых она держалась испокон веку.

В первой части книги рассказывается о том пути, который Лев Рохлин прошел до чеченских событий, о том, как формировался характер будущего генерала, его взгляды и привычки, как приобретался боевой опыт.

Во второй части книги мы с помощью генерала Рохлина подробно остановимся на событиях, происходивших в Чечне в декабре 1994 - феврале 1995 года. Расскажем о том, как шли боевые действия в Грозном и что происходило накануне его штурма. При этом мы в первую очередь будем говорить о чисто военных вопросах, о проблемах управления и взаимодействия войск в частности и силовых структур в

В середине апреля 1942 года, 75 лет назад, в ходе Ржевско-Вяземской операции, сковавшей превосходящие силы врага на подступах к Москве, оказавшись в окружении, застрелился командующий 33-й армией генерал-лейтенант Михаил Ефремов. Плену он предпочёл смерть.

Здесь, думается, уместно вспомнить о двух других генералах, оказавшихся в такой же ситуации.

Генерал-лейтенант Андрей Власов, командующий 2-й ударной армией, штаб и части которой в том же 1942 году оказались в «котле» в районе Мясного Бора, не только сам изменил Родине, но и занялся формированием из советских военнопленных т.н. «Русской освободительной армии» – боевых сил, предназначенных для военных действий против Красной армии. Спасая шкуру, Власов из боевого генерала превратился в предателя и авантюриста и понес после войны заслуженную кару (был повешен по решению суда).

Генерал от инфантерии Александр Самсонов, командующий 2-й армией Северо-Западного фронта, отважно воевавшей в августе 1914 года в Восточной Пруссии, попал в окружение в ходе неудачного для русских войск сражения в районе Мазурских озер. И тоже, как и Ефремов, пустил себе пулю в висок, чтобы избежать германского плена…

Спасая себя, генерал Власов навеки опозорил свое имя, а генералы Самсонов и Ефремов, пожертвовав жизнью, своих имен не запятнали. Потому что честь для воина всегда дороже жизни…

Каков же был путь Михаила Григорьевича Ефремова к вершинам воинской доблести?

Родился он 27 февраля (11 марта) 1897 г. в Тарусе Калужской губернии (ныне Калужская область) в семье небогатых мещан. Трудовая деятельность началась рано: сызмальства помогал отцу по хозяйству на мельнице, а потом способного подростка приметил московский промышленник Рябов. Михаил вначале работал подмастерьем на фабрике Рябова в Москве, затем поступил учеником к мастерам-гравёрам, а потом — на шестилетние Пречистенские рабочие курсы.

На военную службу был мобилизован в сентябре 1915 г. Сначала служил рядовым в 55-м запасном полку, однако вскоре его отправили учиться в школу прапорщиков, в грузинский город Телави. По окончании её весной 1916-го он был направлен в Действующую армию, на Юго-Западный фронт.

Командиром артиллерийского подразделения участвовал в Брусиловском прорыве. Михаил Григорьевич, умный, решительный, богатырского сложения, быстро завоевал авторитет у солдат, которые вскоре стали уважительно звать его «наш прапор».

После Февральской революции 1917 года прапорщик Ефремов оказался на перепутье, между офицерством и солдатской массой, и с горечью наблюдал жуткую стихию анархии и дезертирства, захлестнувшую Русскую армию после издания провокационных директив Петросовета и Временного правительства о т.н. «демократизации».

Тем не менее, прапорщик Ефремов стал одним из первых кадровых военных, мобилизованных революцией. Рабоче-крестьянское происхождение, сочувствие идеям большевиков, честолюбивый характер – что еще нужно было для командирской карьеры в эпоху строительства нового мира?

Тогда, осенью 1917 года, он, как многие фронтовики, как тысячи рабочих, завтрашний день всецело связывал с программой РКП(б). И в красногвардейцы записался еще до появления декрета о создании Красной армии (вышедшего 15 января 1918 г.). А ведь он был из тех московских фабричных, кто не только сам умел держать винтовку в руках, но и владел командирскими навыками, знал на собственном опыте, что значит воинская дисциплина.

Как известно, в Москве большевикам и левым эсерам захватить власть оказалось сложнее, чем в Петрограде. Ефремов в эти дни был инструктором 1-го Замоскворецкого красногвардейского отряда, стрелял в сопротивлявшихся юнкеров на улицах Белокаменной…

В грозовом восемнадцатом ему доверили на Кавказском и Южном фронтах сначала красноармейскую роту, затем – батальон, полк, бригаду, стрелковую дивизию. Он бил белоказаков Краснова и Мамонтова, был ранен, угодил в воронежский госпиталь.

Подчеркнем, что его военная судьба в лихую годину Гражданской войны не была из ряда вон выходящей. В 1918 – 1919 гг. в Красную армию были мобилизованы или добровольно поступили на службу тысячи офицеров императорской армии. Назывались они в РККА, как известно, военными специалистами или, короче, военспецами. По сведениям Мобилизационного управления Всероссийского главного штаба, в период с 29 июля, когда декретом Совнаркома был объявлен первый (частичный) призыв бывших генералов и офицеров, по 15 ноября 1918 г. только по шести военным округам европейской части РСФСР было принято в Красную армию 20 488 бывших генералов и офицеров, а к концу 1918 года — 22 295 военспецов.

Конечно, известны случаи, когда отдельные военспецы совершали измену, перекидывались в лагерь белых, поднимали военный мятеж, как, например, бывший подполковник Муравьев. Но абсолютное большинство военных специалистов честно исполняли свой долг и не за страх, а за совесть служили Советской республике. Таков был и Михаил Ефремов.

При обороне в 1919 году Астрахани – стратегического центра, прикрывавшего вход из Каспия в Волгу, по которой шло снабжение центральных областей России хлебом и сырьем, – Ефремов выдвинул ряд оригинальных идей по переоснащению железнодорожных вагонов и платформ в подвижные артиллерийские батареи и пулеметные гнезда, и талантливо применил их.

В сражениях за Астрахань и Царицын краском был трижды ранен. В разгар боев по рекомендации председателя Временного ВРК С.М. Кирова вступил в ВКП(б). А в Бакинской операции 1920 года, командуя желдорполком из четырех бронепоездов, вписал свое имя в сложную историю Гражданской войны.

В ту пору власть в Баку принадлежала буржуазному мусаватистскому правительству, а азербайджанские большевики находились в подполье. Предсовнаркома Ульянов (Ленин) был противником «механического» присоединения Азербайджана к РСФСР: колонизаторская политика, по его убеждению, не обеспечивала прочного мира. Владимир Ильич стремился к созданию нового, союзного Азербайджана – тесно связанного с Советской Россией и политически, и экономически. Ведь бакинская нефть нужна была, как воздух.

И вот, после успешного завершения боев на Северном Кавказе 11-я армия РККА вышла к азербайджанской границе. Что было делать дальше? 17 марта 1920 г. Ленин телеграфировал Реввоенсовету Кавказского фронта: «Взять Баку нам крайне, крайне необходимо. Все усилия направьте на это, причем обязательно в заявлениях быть сугубо дипломатичными и удостовериться максимально в подготовке твердой местной Советской власти». Пришло время Ефремова…

Командуя группой из четырех бронепоездов, Михаил Григорьевич осуществил смелый прорыв своего желдорполка к столице Азербайджана, быстро покрыв дистанцию в 300 км. На головном бронепоезде «III Интернационал» следовали вожди азербайджанской революции Баба Алиев, Анастас Микоян и Газанфар Мусабеков. Артиллеристы Ефремова расчищали ему дорогу, рассеивая шрапнелью мусаватистские части. Беспримерный рейд бронепоездов обеспечил почти бескровный переворот в Баку.

Той весной молодой военачальник усвоил, что на войне важны не только верные тактические решения, не только выучка бойцов и опыт командиров, но и психологический климат, атмосфера доверия, которая соединяет армию с обществом.

А иначе – распад и бессилие, как случилось у мусаватистов…

В те дни, наверное, даже лидеры азербайджанских большевиков Баба Алиев и Анастас Микоян не представляли в точности, какое государство им предстоит строить после победы. Да и для Ефремова революционные идеи оставались скорее лозунгами – вряд ли он всерьез разбирался в марксизме, не располагая в напряженную пору военной страды временем вчитываться в научные труды. Просто в боевых условиях сомнения для командира недопустимы. Он присягнул Октябрю, проливал кровь за счастье трудового народа и заряжал своей верой других, беспрекословно, точно и в срок выполняя боевые приказы….

После Бакинской операции храброго комкора щедро, по-восточному изысканно наградило новое, Советское, правительство Азербайджана: он получил саблю с золотым эфесом, хрустальную вазу с драгоценными каменьями… А также стал кавалером ордена Красного Знамени РСФСР и аналогичного ордена Азербайджанской ССР за номером 1.

После победоносного завершения Гражданской войны Ефремов быстро шагнул в командующие войсками – поочередно Приволжского, Забайкальского, Орловского, Северо-Кавказского и Закавказского военных округов.

Но в роковом 37-м над ним, как над многими командирами, нависла беда… Герой Октября, арестованный по делу маршала Тухачевского командарм 2-го ранга Павел Дыбенко на допросах дал показания против Ефремова. К негативному флёру, окружившему Михаила Григорьевича, добавилось и его офицерское прошлое в Русской армии – тогда многих военспецов НКВД заведомо считало неблагонадежными.

Командующего округом «взяли на карандаш». Вызванный в столицу, он был поселён на два с половиной месяца под неусыпным надзором в гостинице «Москва». Фактически это был домашний арест. Дотошно проверяли каждый шаг, каждое слово. Затем начались допросы, на которых звучали фамилии Тухачевского, Якира… Другие генералы и офицеры в подобных ситуациях скисали, под давлением начинали «признаваться». Но не таков оказался Ефремов. Выдержка и сознание своей правоты его не подводили. А когда стало ясно, что из этой паутины без посторонней помощи не выбраться, он направил письмо наркому обороны Ворошилову. Обратился с письмом и к Анастасу Микояну – давнему бакинскому товарищу, который стал одним из влиятельных соратников Сталина.

Надо заметить, что немало таких отчаянных писем тогда осталось без ответа. А тут случилось невероятное. То ли подействовало заступничество наркома, бакинского боевого товарища, то ли сошлись какие-то линии в планах вождя… Словом, на Лубянку, к ежовским костоломам, Ефремов так, к счастью, и не попал. Но ему устроили последнюю проверку, похожую на спектакль.

Это был то ли допрос, то ли дружеская беседа с участием Ворошилова и Микояна, в присутствии вождя. Сталин молча выслушал объяснения Ефремова и на этот раз поверил герою Гражданской. Дело в отношении его закрыли.

…Первые месяцы Великой Отечественной, как известно, были самые трагические. Командуя 21-й армией, Ефремов ожесточённо дрался на могилевском направлении, задержал продвижение гитлеровцев к Днепру. В отчаянно тяжелом августе на время стал командующим войсками Центрального фронта. Налицо были огромные потери, сотни тысяч сдавшихся в плен красноармейцев, нескончаемые отступления, паника... Казалось, сбываются планы завоевателей, и советская «империя» вот-вот рассыплется, не выдержав самого мощного в мировой истории удара.

Но советские воины не желали мириться с этой, казалось бы, непререкаемой логикой. Духовная подмога пришла, в том числе, из героического прошлого. Офицеры вспоминали из училищного курса про далекую скифскую войну (проверенная на просторах Евразии тактика: заманить врага вглубь, а потом уничтожить), рассказывали солдатам в короткие минуты затишья об Александре Невском, Дмитрии Донском, Петре Великом, вчитывались в хронику сражений Семилетней войны, когда русские прусских бивали… Вспоминали и Гражданскую, когда революционному Петрограду и красной Москве угрожали Юденич и Деникин, но бойцы РККА выстояли. Находили новый смысл в событиях 1812 года, не случайно в библиотеках в десятки раз увеличился спрос на «Войну и мир» Толстого...

Много читал и генерал Ефремов, выкраивая время даже в дни запредельных перегрузок. В ту роковую пору генералу хотелось почувствовать себя звеном в длинной цепи, проходящей через всю историю страны. Кстати, Ефремову и воевать довелось на тех рубежах, где русские воины не раз защищали Москву от нашествий с запада.

На московском направлении он в октябре сорок первого принял командование над 33-й армией, которую быстро превратил в одну из самых боеспособных. А ведь она изначально состояла почти сплошь из записавшихся в народное ополчение, не нюхавших пороха добровольцев...

В декабре группа армий «Центр» фельдмаршала фон Бока предприняла новую решительную попытку прорыва к Москве, которая должна была увенчаться уже назначенным парадом гитлеровских войск на Красной площади. 1 декабря после мощной артподготовки две дивизии вермахта, пятикратно превосходившие в силах оборонявшихся, прорвали северо-западнее Наро-Фоминска заслон 222-й стрелковой дивизии 33-й армии. Командующий Западным фронтом Г.К. Жуков приказал Ефремову ответить встречным ударом. В операции, разработанной штабом 33-й армии, принимали участие 120 танков, стрелковая бригада, полк НКВД и два лыжных батальона. Она оказалась удачной: 76-й стрелковый полк НКВД и 136-й отдельный танковый батальон 2 декабря выбили фашистов из села Петровское. Этой операцией генерал Ефремов пресек последнюю попытку немцев прорваться к столице.

А во время начавшегося 5 декабря победоносного контрнаступления армия Ефремова 26 декабря освободила Наро-Фоминск, 4 января – Боровск, 19 января – Верею.

После непрерывных двухмесячных боев войска Ефремова нуждались в подкреплении и отдыхе. Но приказ командующего Западным фронтом гласил: во что бы то ни стало продолжать наступление на Вязьму!

Георгий Жуков, будущий Маршал Победы, скажем прямо, редко признавал собственные просчеты, да и к Ефремову – своему калужскому земляку – относился почему-то слишком сурово, отнюдь не отдавая должное его полководческим способностям. Тем дороже стоит честное признание маршала, сделанное уже после войны, когда он, с высоты прошедших лет оценивая события 1942 года, прямо сказал о том, что командованием Западного фронта и Ставкой ВГК «в то время была допущена ошибка в оценке обстановки в районе Вязьмы».

Просчеты эти объясняются, прежде всего, эйфорией после первых побед под Москвой, когда советское командование с Верховным во главе посчитало, что уже наступило время коренного перелома в войне, и Красная армия в силах гнать врага до самой границы, а может, и дальше. Но гитлеровские генералы, понукаемые фюрером, вовсе не собирались отдавать инициативу, и группировка вермахта под Москвой была спешно усилена резервами, переброшенными из Западной Европы. Поэтому врагу удалось снова усилить давление на московском направлении.

В итоге с февраля 1942 г. Ефремову пришлось действовать в окружении противника, фактически в немецком тылу. Но измученные, голодные бойцы 33-й армии (костяк которой составляли коренные москвичи-ополченцы) считали себя «железным щитом Москвы» и упорно не складывали оружия. От голода люди обессилели, съев даже разваренные поясные ремни из кожи. Боеприпасов тоже не оставалось. К тому же растаял снег, а красноармейцы были в валенках. Как назло, рано разлилась и Угра. Держались только боевым духом…

Весь март, по приказу Жукова, навстречу окруженцам пытались «пробить коридор» части 43-й и 50-й армий. Но самому идти на прорыв, чтобы соединиться с ними, Ефремову долго запрещалось: Сталин упрямо полагал, что наступательные возможности Западного фронта отнюдь не исчерпаны.

Немцы, взяв 33-ю армию в кольцо, с каждым днем сжимали его всё туже.

9 апреля Ставка ВГК прислала за Ефремовым самолет: Сталин приказал вывезти мужественного генерала из окружения. Но Ефремов отказался оставить своих солдат в таком отчаянном положении и, по существу, нарушил приказ Верховного прибыть в Москву.

На самолет погрузили лишь знамена частей 33-й армии, чтобы они не достались врагу…

Позднее Ефремову предлагали выйти из окружения окольными тропами с небольшой охраной, но спасти армию таким маневром было невозможно. Поэтому генерал деятельно готовил прорыв всех окруженных сил 33-й армии.

Гитлеровцы тем временем выдвинули Ефремову ультиматум с почётными условиями сдачи, гарантировав жизнь всем красноармейцам и командирам. Реакцией Ефремова на него была немедленная шифрограмма в штаб Западного фронта: «Прошу нанести бомбовый удар по району с врагом: Кр. Татарка… Бесово».

Комфронта Жуков тут же нацелил боевую авиацию на указанный район. Враг получил достойный ответ в виде бомбово-штурмовых налетов, на собственной шкуре убедившись, что непреклонный генерал и в полном окружении продолжает действовать, что между ним и командованием фронта всё еще есть связь. Армия Ефремова – казалось бы, почти совсем уничтоженная – оставалась боевой силой…

В ночь с 13 на 14 апреля 1942 г. около шести тысяч солдат и офицеров во главе с командармом сумели выйти к р. Угре в районе Виселово – Новая Михайловка. Однако к удивлению Ефремова, никакого «встречного удара частей 43-й армии Западного фронта», об организации которого позднее говорил Г.К. Жуков и который позволил бы многим спастись, на самом деле так и не последовало…

К несчастью, Ефремов получил тяжелое ранение в ногу, и с трудом передвигался. В лесной чаще близ деревни Горнево он окончательно понял, что шансов выйти из окружения у него нет. Тем более, что враг наседал, а патроны были уже наперечет.

Генерал решительно отвергал саму возможность плена, а идти на прорыв самостоятельно не мог, получив три ранения. Он попрощался с товарищами, которым не пожелал быть обузой, и застрелился (согласно наиболее распространённой версии, 19 апреля).

Оставшиеся в живых ефремовцы упорно пробивались к своим, некоторые примкнули к партизанам. Большинство погибло той весной, как и командарм, предпочтя смерть плену.

Но были и те, кому удалось остаться в живых. Один из прорвавшихся из «котла» – связист Владимир Гуд – с теплотой вспоминал о военачальнике, навсегда оставшемся в памяти однополчан: «Генерал Ефремов – отец солдатский. Не оставил бойцов…». Многие командиры Западного фронта, знавшие Ефремова, были уверены, что если бы он спасся, то Сталин двинул бы его выше комкора…

Так Красная армия потеряла доблестного воина и талантливого военачальника, превыше жизни ценившего офицерскую честь. Но жизнь свою генерал Ефремов отдал, безусловно, не зря: стойкость обреченного командарма стала также одним из факторов перелома – спустя считанные месяцы война покатилась в обратную сторону… Кстати, ни свидетельства выживших, ни немецкие трофейные документы не обнаруживают ни одного факта коллективной сдачи в плен кого-либо из бойцов и командиров 33-й армии. Они не сдавались до последнего…

Немцы вскоре обнаружили тело мужественного генерала и опознали его. По приказу вражеского командования хоронили Ефремова с воинскими почестями: солдаты фюрера проявили должное уважение к достойному противнику.

Известна легенда о немецком генерале, который в тот день находился в Слободке и заявил своим солдатам: «Вы должны сражаться за Германию так же храбро и мужественно, как этот генерал за свою Родину!». Есть предположение, что это был не кто иной, как сам Вальтер Модель, будущий генерал-фельдмаршал, амбициозный и гордый военачальник. В апреле 1945-го, когда нацистские вояки уже толпами сдавались союзникам, он, наперекор соратникам и подобно Ефремову, предпочел плену самоубийство.

После войны на несколько десятилетий подвиг Ефремова и бойцов его 33-й армии почти забыли. Сказывалось негативное отношение к командарму со стороны некоторых военачальников, возлагавших почти всецело на Ефремова вину за Ржевско-Вяземский «котел»… Только в наши дни подвиг Михаила Георгиевича был оценен по достоинству: 31 декабря 1996 г. ему посмертно присвоено звание Героя России, за которую он сражался с непоколебимым мужеством и стойкостью.

Антипов А.В.

Лев Рохлин: Жизнь и смерть генерала.

Эхо выстрела, оборвавшего жизнь генерала Льва Рохлина, будет звучать еще очень долго. На небосклоне общественной жизни России последних лет фигура Рохлина выделялась своей неординарностью и авторитетом, чтобы вот так сразу подвести черту под его жизнью и загадочными обстоятельствами смерти. Боевой "окопный" генерал, он и в политике действовал как солдат - прямо и честно, не страшась трудностей и презирая опасность. Жизнь Рохлина оборвалась на взлете. Он был слишком неудобен, в его устранении были заинтересованы многие влиятельные лица. Рохлин знал об этом интересе и неоднократно говорил о нем..

ПРЕДИСЛОВИЕ


Книга эта была фактически написана до трагической гибели генерала Рохлина. Лев Яковлевич прохладно относился к идее написания книги о нем. И, прочитав рукопись, приложил все силы, чтобы в книгу вошли имена как можно большего числа людей, с которыми ему пришлось служить и воевать. Наш последний разговор на эту тему состоялся за две недели до смерти генерала.

После гибели Льва Яковлевича автор не стал изменять ничего, что говорило бы о генерале в прошедшем времени. Других существенных изменений по тексту, который был на тот момент, тоже не делалось. Ведь автор практически во всех оценках опирался на мнение генерала. И нельзя было допустить, чтобы это мнение, даже из лучших побуждений, было подвержено вольному толкованию. А авторские оценки личности самого Рохлина остались неизменны. Разве что негатив сегодня воспринимается по-другому и кажется не столь значительным, как казался при жизни Льва Яковлевича. Масштаб этой личности с каждым днем, отдаляющим нас от него, становится все более понятным: "Лицом к лицу - лица не увидать, - говорил поэт. - Большое видится на расстоянье".

Российскому обществу, к сожалению, еще только предстоит в полной мере осознать, кем был генерал Рохлин и какую часть самого общества он представлял.

Сегодня мы пока недооцениваем биографии людей. Все время ищем что-то особенное, что сами ни понять, ни почувствовать не можем. Мы впадаем в отчаяние, когда люди, на которых мы надеялись, которым верили, которых успели даже полюбить, вдруг оказываются на деле совсем другими. Последние годы эти разочарования преследуют нас постоянно.

Секрет наших разочарований прост: мы мало знаем биографии наших героев. Ведь если разобраться, то сегодня среди известных в стране политиков не много тех, чья жизнь могла бы стать примером для подражания. Большинство из сегодняшних политических кумиров скользили по жизни легко и непринужденно. Судьба не била их, не ломала, не проверяла на прочность их характеры и убеждения. Верхом их мужества были какие-нибудь "крутые" словечки, сказанные в очередном интервью или на разрешенном митинге. В лучшем случае они расхрабрились до участия в каких-нибудь авантюрах, итог которых известен и может вызывать лишь чувство сожаления.

Что касается лиц, наделенных сегодня государственной властью (имеются в виду члены правительства), то их биографии практически неизвестны обществу, а если и известны, то ничего, кроме недоумения, вызвать не могут. Это биографии заурядных чиновников, знающих жизнь по газетам, а свою работу по учебникам. На их счету нет ничего построенного, в их жизни нет ничего пережитого, в их судьбах нет того, что могло бы вызвать интерес и подсказать, что от этих людей можно ожидать.

Не лучше обстоит дело и в среде профессиональных военных. Но тут две составляющих. Во-первых, политика нынешнего руководства страны привела к тому, что о людях в погонах сегодня судят либо по тем, кто в центре Москвы стреляет из танков по гражданам своей страны, либо по тем, кто настроил себе многоэтажные особняки и ездит на "Мерседесах". Но чаще по тем, кто безропотно скулит у пустых касс частей и подразделений, клянча деньги на прокорм своих семей. А во-вторых, сами военные, несмотря на отнюдь не легкие судьбы, умудрились по-своему приспособиться к нынешней жизни. Приспособиться так, что уже мало кто верит, что военная служба закаляет характеры и формирует личности.

На этом фоне жизнь и судьба генерала Льва Рохлина - почти легенда. В его жизни было все - и боль потерь, и горечь разочарований. Был тяжелый труд, полный опасностей, и радость побед. Была борьба, была любовь. Были ошибки и заблуждения. Было все.

Не было только одного - предательства. Он никогда не изменял своей вере в Россию, в ее народ и в их лучшую долю. Он отдавал всего себя служению этой вере. И никогда не подстраивался под обстоятельства, которые навязывала жизнь.

Придя в политику в прямом смысле из окопов, Рохлин с поразительной быстротой стал одной из самых заметных политических фигур России. И это при том, что к тому времени казалось: все места на политическом поле уже заняты, все роли распределены. Генерал сломал это представление, и вскоре всем стало понятно: армия, несмотря на все свои проблемы, дала стране нового лидера всероссийского масштаба, лидера, сумевшего дать людям надежду, вселить веру и побудить к действиям. В то же время это напугало тех, кто давно обосновался на политической кухне и занял места в структурах власти. Рохлина в равной степени любили и ненавидели. Он стал единственным из политиков, кого Борис Ельцин обещал "смести". И единственным, чья смерть, несмотря на все разговоры о том, как она наступила, обнажила всю жестокость политического противостояния в стране.

Впервые о генерале я написал в 1995 году в девятом номере журнала "Воин", известного большинству читателей как "Советский воин". Очерк назывался "Профессионал".

Тогда Лев Яковлевич еще не был широко известен в стране и армии. Но о нем уже говорили.

Мне, автору этого очерка, хотелось донести до читателей образ российского генерала, человека необычной и трудной судьбы, сложного характера и неукротимой энергии. Образ, резко контрастирующий с тем, который сложился в российском общественном сознании за последние годы и о котором мы говорили...

Такую возможность давала не только война в Чечне, где Рохлин проявил недюжинные командирские способности, но и личность самого генерала, жизнь которого полна событий, прямо связанных с судьбой страны и ее армии.

В предлагаемой вашему вниманию книге сделана попытка продолжить этот рассказ. Но в основу положен качественно иной материал, который удалось собрать за прошедшие годы.

И главные из этих материалов касаются "странной" войны на Кавказе. Войны, которая раскрыла все язвы российского общества последнего десятилетия. Войны, ставшей результатом безответственной политики властей, порочности созданной ими системы управления государством. И наконец, войны, продемонстрировавшей организационный и технический развал Российской Армии, разложение нравственных устоев, на которых она держалась испокон веку.

В первой части книги рассказывается о том пути, который Лев Рохлин прошел до чеченских событий, о том, как формировался характер будущего генерала, его взгляды и привычки, как приобретался боевой опыт.

Во второй части книги мы с помощью генерала Рохлина подробно остановимся на событиях, происходивших в Чечне в декабре 1994 - феврале 1995 года. Расскажем о том, как шли боевые действия в Грозном и что происходило накануне его штурма. При этом мы в первую очередь будем говорить о чисто военных вопросах, о проблемах управления и взаимодействия войск в частности и силовых структур в целом. Эти вопросы мало изучены и практически не освещены в средствах массовой информации. А потому мало кто представляет, в чем состояли конкретные причины поражения армии на первом и втором этапе военной операции, как и в чем проявлялись пороки системы управления войсками и их подготовки в последние годы.

В третьей части мы расскажем о том, почему генерал Рохлин накануне выборов в Государственную Думу вошел в правительственное движение "Наш дом - Россия" (НДР), о его отношениях с Виктором Черномырдиным, о встрече с Борисом Ельциным и о тех иллюзиях, в плену которых пребывал "окопный" генерал. Кроме того, мы расскажем и о том, что делалось Комитетом Государственной Думы по обороне, который он возглавлял, для того, чтобы изменить ту ситуацию, которая неизбежно толкала и продолжает толкать Российскую Армию и всю оборону страны к краху. И даже не на полях войны. А прямо в казармах.

Здесь мы подойдем к вопросу о том, как получилось, что битые чеченскими боевиками генералы, авторы провалившихся планов боевых операций, виновники гибели тысяч солдат и офицеров, пренебрегшие всем богатым боевым опытом нашей армии, в результате сделали головокружительную военную карьеру, фактически встав у руля российских силовых структур... Здесь же мы совершим попытку понять, как связана оборонная политика властей, военная реформа, якобы проводимая ими, и разгром армии в Чечне.

Не только на протяжении своей недолгой жизни, но и после смерти генерал Рохлин ривлекал пристальное внимание народа. Свой жизненный путь он прошёл в стремлении и борьбе, направленных на повышение качества жизни всей страны. Сильная армия, развитая наука, стабильная экономика – все для блага человечества. Лев Яковлевич Рохлин родился 6 июня 1947 года в Казахстане. Мать воспитывала будущего генерала, как и трех его братьев, одна. Отец Рохлина был задержан по политическим соображениям вскоре после рождения сына. На 10-м году жизни Льва семейство Рохлиных переехало в Ташкент. Именно там и провел юность будущий знаменитый генерал.

Начиная со школьной скамьи, Рохлин отличался высокой успеваемостью и работоспособностью. Это позволило ему получить золотую медаль. Последующее образование будущий генерал получал в высшем общевойсковом командном училище Ташкента, а высшее военное образование - в Академии им. Фрунзе, а также в академии при Генеральном штабе. Получив общевойсковую квалификацию, молодой офицер отказался от положенного отпуска и сразу же поехал на службу. По распределению он попал в группу советских войск в Восточной Германии. Служба забрасывала Рохлина от Заполярья до Туркестанского округа.

С 1982 по 1984 г. будущий генерал Рохлин служил в Афганистане. Начал он как командующий полком, но на второй год службы в его подчинении была дивизия. Лично принимал участие в сражениях и был несколько раз тяжело ранен. Тем не менее командование решило, что он не справился с одной военной операцией и как следствие в 1983 году его сняли с занимаемого поста и назначили заместителем командира мотострелкового полка. Но за безупречную службу уже менее чем через год генерал Лев Рохлин восстанавливается в предыдущей должности.

Конец 1994 – начало 1995 г. приходятся на службу в районе Чечни. Он возглавлял отдельный корпус на территории республики, участвовал в ряде операций по взятию районов Грозного и в кампаниях, организованных для переговоров с боевиками. Имея многочисленные награды, полученные за годы службы, от звания "Герой Российской Федерации" за участие в боях в Грозном генерал Рохлин отказался.

Не останавливаясь на достигнутом, он начинает работу над своей политической карьерой. Уже в 1995 г. его избирают депутатом Госдумы второго созыва. В 1996 г. генерал Рохлин присоединился к политической партии "Наш дом - Россия". Этот тандем принес ему должность председателя Госдумы по обороне. Сентябрь 1997 г. стал переломным моментом в карьере генерала. Он принимает роковое решение создать собственную политическую партию. Это был один из сильнейших оппозиционных лидеров того времени, который беспокоился за судьбу армии и страны в целом. Однако разговоры сослуживцев и соратников Рохлина о том, что в его лице готовится переворот с целью устранения с должности президента России Бориса Ельцина, привели к тому, что Рохлина сняли с занимаемой должности. Ночью 3 июля 1998 года политический деятель погиб от огнестрельного ранения в загородном доме, расположенном в Подмосковье. Обвинение предъявили его жене, Тамаре, но кто убил генерала Рохлина, точно не установлено