Город Углич на юго-западе Ярославской области стоит на крутом берегу Волги. Здесь река делает резкий поворот и получается острый угол, отсюда и название города. Углич – один из самых древних городов России. Он основан в 937 г. В 14 в. здесь построили деревянный кремль. Это был пограничный укреплённый город московского княжества. С Угличем связана трагическая история гибели наследника русского престола – царевича Дмитрия, младшего сына Ивана Грозного.
15 мая 1591 г. тревожно зазвонил набатный колокол Углича. Народ сбежался со всех сторон, думая, что пожар. Но, узнав о смерти восьмилетнего царевича, жители города жестоко расправились с убийцами. Борис Годунов приказал наказать всех участников этого самосуда, даже колокол, оповестивший о гибели царевича. По обычаю того времени осуждённых клеймили. Колокол сняли, отрубили ему ухо, на котором он висел и язык и принародно на площади наказали двенадцатью ударами плетей. Затем отправили в ссылку вместе с угличанами. Целый год под конвоем стражников тянули осуждённые набатный колокол в сибирский город Тобольск.
В 1677 г. во время сильного тобольского пожара углический колокол расплавился. Через несколько лет в память о ссыльном колоколе в Тобольске отлили новый, похожий на прежний.
Со временем убийство царевича стало доказанным фактом и угличане подали прошение императору о возвращении в город незаслуженно наказанного колокола. Но только в конце 19 в. его копия была возвращена в Углич. Сейчас колокол висит в историческом музее углического кремля. Вся территория кремля представляет собой уникальный архитектурный памятник. Деревянные стены не сохранились, но каменные здания поражают своей древностью. Палаты удельных князей построены из красного кирпича в 15 в. Здесь и жил маленький царевич Дмитрий. На месте его гибели была возведена церковь, которая стоит до сих пор.
В главном храме Углича – Спасо-Преображенском соборе находится деревянный резной иконостас с иконами 15-16 вв. В городе сохранились 3 старинных действующих монастыря, многочисленные церкви, открыто 11 музеев. Весь город – это памятник истории и культуры России, один из самых колоритных старорусских городов Золотого кольца.
Всем, кто приезжает в старинный русский город Углич, обязательно покажут, как особую достопримечательность, "ссыльный" колокол. Это тот самый колокол, в который 15-го мая 1591 года, в час после обеденного сна, соборный сторож Максим Кузнецов и священник Федот, усмотрев убийство благоверного царевича Димитрия, "стали зычно и необычно звонить и народ в город сзывать, и на тот тогда горько несчастный глас граждан множество сошлося, и убийц Борисовых изымаша, и камением побиша".
Н.М. Карамзин в своей "Истории государства Российского", ссылаясь на сибирские летописи, также рассказывает историю колокола соборной церкви Спаса в Угличе. Смерть царевича Димитрия вызвала стихийные волнения в Угличе, сопровождавшиеся самосудом над предполагаемыми убийцами.
"Через минуту весь город представил зрелище мятежа неизъяснимого. Пономарь соборной церкви Спаса ударил в набат, и все улицы наполнились людьми встревоженными, изумленными. Бежали на звук колокола, смотрели дыма, пламени, думая, что горит дворец, увидели царевича мертвого на земле. Подле него лежали мать и кормилица без памяти, но имена злодеев были уже произнесены ими". Последовавшая карательная акция Годунова была жестокой: двести человек казнены, тысячи высланы в Сибирь. Судьбу ссыльных разделил и колокол. "За донос" его высекли двенадцатью ударами кнута и с вырванным языком отправили в Сибирь, в город Тобольск. Причем есть свидетельства, что ссыльные угличане почти год волокли колокол на себе в ссылку. Н.М. Карамзин так пишет об этом: "В Тобольске между колоколами церкви всемилостивейшего Спаса показывают набатный Углицкий, коего звук известил тамошних граждан об убиении царевича, и который вместе с ними был сослан Годуновым в Сибирь, если верить преданию".
Продолжение истории ссыльного колокола заслуживает того, чтобы о ней рассказать. В 1677 году, во время большого пожара в Тобольске колокол этот расплавился. В XVIII веке был отлит новый колокол, равный по весу, но несколько отличавшийся от прежнего, хотя и считался "угличским".
Жители Углича, в свою очередь, не забыли о колоколе. В 1849 году 40 человек из Углича подали министру внутренних дел просьбу об исходатайствовании им разрешения для возвращения из Тобольска на их счет этого колокола. После многомесячной бюрократической переписки был получен отказ. Но в 1882 году отправились в Тобольск новые искатели колокола. И обнаружили, что ссыльный угличский колокол по-прежнему находится там. На нем высечена следующая надпись: "Сей колокол, в который били в набат при убиении благовернаго царевича Димитрия, в 1593 году прислан из города Углича в Сибирь, в ссылку, в град Тобольск, к церкви всемилостивого Спаса, что на Торгу, а потом на Софийской колокольне был набатный".
В конце концов жители Углича смогли добиться своего - колокол вернули из ссылки на родину. Произошло это в самом конце XIX века.
Из книги:
Добрынин В. Ссыльный колокол // Колокольный звон. Когда ты принесешь благую весть Руси? / Ред. и сост. В.И. Десятерик. М., 1999. С. 75-79.
составитель материала - Юлия Москвичева
Угличское дело, которое признано считать причиной Смуты, является уникальным памятником истории отечественного уголовного права и процесса, уникальность его сводится не только к тому, что материалы дела сохранились в очень хорошем состоянии, но и тем, что вопреки всем возможным правовым доктринам и практикам субъектом преступления был признан не только человек, но и предмет — колокол. Судьба этого приспешника сложилась весьма интересно.
Итак, в 1591 г. в Угличе погиб царевич Дмитрий, сын Ивана Грозного и его последней жены Марии Нагой, именно с этого момента принято считать начало Русской смуты, периода, который своей хроникой, превзошёл бы сюжетные находки «Игр Престолов». С подачи Карамзина и Пушкина с его «Борисом Годуновым» принято считать, что в смерти царевича виноват именно Борис Годунов, лично мне эта версия кажется не очень логичной, поскольку Дмитрий был сыном Ивана IV от восьмого брака, который не получил благословления церкви. К моменту смерти царевича не исчезла возможность появления законного наследника у царя Федора, ведь последний умер лишь спустя продолжительное время после описываемых событий в 1598 году. Поэтому сложно поверить, что Годунов обладал даром видения будущего и мог предусмотреть все на года вперед.
Тем не менее, в день происшествия в 12 часу субботнего дня сторож Спасского собора Максим Кузнецов и вдовый священник Федот по прозванию Огурец по приказу царицы Марии Нагой били в набат по случаю смерти царевича. Звон собрал на соборной площади горожан, начались волнения и самосуд над лицами, заподозренными в убийстве Дмитрия. Мария Нагая объявила виновными Осипа Волохова (сын мамки), Даниила Битяговского (сына Михаила Битяговского) и Никиту Качалова Михаил Битяговский начал успокаивать собравшуюся толпу, но был убит. Вскоре та же участь постигла и других обвиняемых.
Для подавления беспорядков в Угличе правительство прислало в город доверенных людей, которым было поручено провести расследование произошедшего и наказать виновных. В следственную комиссию, назначенную Годуновым, вошли именитый боярин и князь Василий Иванович Шуйский (глава следователей), его Годунов направил весьма предусмотрительно, как ему казалось, поскольку Шуйский был в оппозиции к Годунову и его заключение по делу, как противника Годунова, не заставило бы никого усомниться в беспристрастности.
По заключению следствия Шуйского, царевич в присутствии царевич, играя со сверстниками во дворе ножом «в тычки » (аналог современных дворовых «ножичков»), неожиданно в припадке падучей болезни (эпилепсии ) провёл ножиком по горлу, после чего умер на руках кормилицы. Здесь важно отметить такой любопытный факт, что Шуйский менял свою позицию по данном делу еще ни раз, так после того как появился Лжедмитрий I Шуйский утверждал, что на самом деле царевич не умер, а говорить о его смерти заставил Годунов. Позже, когда уже сам Шуйский стал Царем, и на политической сцене появился Лжедмитрий II, Шуйский опять вернулся к версии о смерти царевича и даже специально из Углича в Москву были перенесены мощи Дмитрия, которые естественно имели чудотворные действия, но судя по дальнейшим событиям смуты версия о дважды спасшемся царевиче имела более убедительный эффект.
Что-то вроде судебного следствия по Угличскому делу рассматривал Освященный собор во главе с патриархом Иовом . В ходе заседания 2 июня митрополит Геласий огласил устное заявление Марии Нагой, которая признавала расправу над Битяговскими и другими свидетелями делом неправым и просила снисхождения для своих родственников. Собор обвинил Нагих и угличан в самоуправстве и попросил светскую власть назначить им наказание.
В итоге Мария Нагая была пострижена в монахини под именем Марфы, Шуйский казнил 200 угличан, а 60 семей 1 апреля 1592 года сослал в Сибирь (в основном, в Пелым ).
Но с точки зрения права, интересен вердикт в отношении «зачинщика» самоуправства — набатного колокола Спасского собора Углича, в который били чтобы известить горожан о смерти царевича, по сути с его набатного боя начались беспорядки.
По обычаю, того времени, осужденных в ссылку преступников метили, лишая возможности побега: клеймили, рвали ноздри, за особые провинности отрезали уши и языки. Кое-кто из угличан тоже тогда лишился языка «за смелые речи». Набатный колокол, звонивший по убиенному царевичу, сбросили со Спасской колокольни, вырвали ему язык, отрубили ухо, принародно на площади, наказали 12 ударами плетей. Вместе с угличанами отправили его в сибирскую ссылку в Тобольск. Так в истории отечественного права первый и последний раз появились неодушевленный субъект преступления, но дальнейшая судьба колокола, которую описывает ярославский краевед А. М. Лобашкова в своем очерке «История ссыльного колокола», имеет еще и интересный цивилистский подтекст, с традиционно полагающимся бюрократическим антуражем, о котором речь пойдет ниже.
В Тобольске тогдашний городской воевода князь Лобанов-Ростовский велел запереть корноухий колокол в приказной избе, сделав на нем надпись «первоссыльный неодушевленный с Углича».
В 1837 году по распоряжению архиепископа тобольского Афанасия колокол повесили при Крестовой архиерейской церкви под небольшим деревянным навесом. С этого времени угличский колокол сзывает к богослужению, бывающему в Крестовой церкви, но доколе он висел на соборной колокольне, в него отбивали часы и при пожарных случаях били в набат.
В 1890 году колокол был куплен у архиерейской церкви Тобольским музеем и стал его собственностью. Колокол стал для Тобольска настоящей достопримечательностью, туризм еще тогда был развитой отраслью, а такой предмет был весьма премиальной туристической приманкой, ни один турист не опустит из виду, чтобы не повидать первоссыльного угличского колокола, сосланного Борисом Годуновым в 1593 году. Лишь только пароход пристанет к пристани, то извозчики первым долгом предлагают обозреть его и при этом начинают рассказывать историю Углича.
Но время шло вперед. С XVIII века убийство царевича стараниями Карамзина и Костомарова стало фактом (вот так история сплетается с правом), признанным правительством и освященным церковью. Расправу угличан с тех пор считали выражением их патриотизма и преданности царской власти. Значит не заслуживали они того возмездия, которому подверглись при Годунове.
Это соображение утвердилось в сознании угличан, и в декабре 1849 года они пожелали каким-нибудь внешним образом ознаменовать не заслуженность позора, которому два с половиной века тому назад подвергся их город. И вот угличане, в числе 40 человек, подали прошение министру внутренних дел о возвращении ссыльного колокола. Когда об этом доложили императору Николаю I, он распорядился: «Удостоверяясь предварительно в справедливости существования означенного колокола в Тобольске, и по сношению с г. обер-прокурором Святейшего Синода, просьбу сию удовлетворить».
Дело поступило в Святейший Синод. В Тобольске создали комиссию во главе с археологом-любителем протоиереем А. Сулоцким «для изыскания свидетельств, подтверждающих подлинность ссыльного колокола». Комиссия установила, что колокол не тот.
Оказалось, что угличский колокол расплавился в 1677 году во время жуткого пожара, а в XVIII веке отлили новый колокол — такой же по весу, но отличающийся от прообраза по форме. Павел Конюскевич, митрополит Сибирский и Тобольский, «для отлучения его от прочих колоколов» приказал учинить на нем надпись следующего содержания: «Сей колокол, в который били в набат при убиении благоверного царевича Димитрия 1593 году, прислан из города Углича в Сибирь в ссылку во град Тобольск к церкви всемилостивого Спаса, что на торгу, а потом на Софийской колокольне был часобитный, весу в нем 19 пуд. 20 ф.»
Получив такое сообщение Священный синод в возвращении ссыльного колокола отказал. Казалось бы, простейшее решение для цивилиста, никакой виндикации, ибо нет предмета истребования. Но в нашем Отчестве ничего не бывает так просто и понятно.
Через некоторое время об опальном колоколе опять вспомнили угличские земляки, проживающие в Петербурге, в том числе угличский мещанин и питерский купец второй гильдии Леонид Федорович Соловьев. Л. Ф. Соловьев, конечно, знал, что находившийся в Тобольске колокол не является подлинным, что его принадлежность Угличу, увы, ничем не докажешь. Но он и не собирался этого делать. Иную поставил купчик перед собой цель — передать родному городу этот вновь отлитый колокол к трехсотлетию ссылки, чем заработать славу и для Углича, и, прежде всего, для себя самого, «принимающего участие в достохвальном событии».
Соловьев прекрасно понимал, что волокита с получением колокола могла длиться долго, и предложил Угличской городской думе еще в 1887 году возобновить хлопоты о возвращении колокола. В январе 1888 года Соловьев собирает около шестидесяти проживающих в Петербурге угличан, председательствует на этом собрании и делает доклад.
— Наш изгнанник-колокол по суду истории, оказалось, терпит незаслуженное наказание, ссылку по оговору, — заявил он. — Настало время исправить ошибку, снять позор с невинного. Давайте ходатайствовать о его возвращении на родину. Звон его в нашем родном городе напомнит о том счастливом времени, когда Углич был не забытым далеким углом, а цветущим торговым городом, имевшим далеко не малое значение в семье других русских городов. Пусть наши земляки под его звон вспомнят далекое прошлое своего города, пусть под этот звон они воспрянут духом, и, по примеру своих прадедов, постараются поставить свой родной город на тот уровень, на котором он был в более счастливые времена!
И тут начинается бюрократическое приключение, которое ничем не уступит сегодняшним реалиям, видимо, бюрократия уже у нас в крови и ее смело можно назвать частью менталитета. Угличане, проживающие в Петербурге, просили думу родного города предоставить полномочия Леониду Федоровичу Соловьеву для ходатайства о возвращении колокола из Тобольска в Углич. Городской голова Углича решил обратиться к ярославскому губернатору. Губернатор ответил, что со своей стороны не видит препятствия к обсуждению в Угличской думе вопроса о возвращении ссыльного колокола. Наконец дума обсудила этот вопрос и предоставила Соловьеву полномочия — ходатайствовать о возвращении колокола. Тот сразу же организовал в столице общество земляков-угличан, которое в Петербурге иронически называли «обществом колокольного звона».
За своей подписью и печатью председателя Угличского общества о возвращении колокола предприимчивый купец отправил письма министру внутренних дел и синодальному обер-прокурору, ярославскому архиепископу и тобольскому епископу. В апреле Л. Ф. Соловьев уже сообщает в Углич: «По высочайшему повелению ходатайство наше удовлетворено. Теперь мы обсуждаем, как нам лучше и торжественнее возвратить колокол в наш родной город. Мы надеемся, что жители Углича со своей стороны тоже позаботятся об этом». Однако в Тобольске посчитали распоряжение его превосходительства министра внутренних дел недостаточным, ждали, когда вопрос решит «его величество», поскольку сослан колокол по распоряжению царя Бориса Годунова (и тут спор о полномочиях и подведомственности).
«Я затрудняюсь дать согласие к отправлению в Углич находящегося в Тобольске при домовой архиерейской церкви колокола, так как этот колокол вовсе не составляет собственность архиерейского дома. Желающие возвратить его в Углич пусть имеют переписку с начальником Тобольской губернии г. Тройницким», — писал в 1889 году Авраамий, епископ Тобольский и Сибирский ярославскому епархиальному архиерею. Пыл Соловьева на некоторое время остыл, но через год проявился с новой силой.
В июне 1890 года Соловьев пишет в угличскую городскую управу, что городское управление Тобольска колокол по его просьбе не отдает, что это, мол, их собственность, и просит управу написать свое ходатайство в Тобольск. В июле вновь обращается «с усердной просьбой» —воздействовать на тобольскую управу. Видимо, ходатайство в Тобольск было послано, поскольку в декабре Соловьев сообщает в Углич, что тобольские губернатор и архиерей колокол не отдают, и предлагают управе просить ярославского губернатора направить прошение о возвращении колокола в Правительствующий Сенат для доклада императору Александру III.
Городская управа, считая ссыльный колокол в Тобольске не настоящим, не решилась вводить в заблуждение губернатора, и тем более, императора. Угличская городская дума на заседании 28 декабря 1890 года приняла следующее постановление: «Во избежание излишней и. бесплодной переписки с г. Соловьевым по настоящему делу, прекратить с ним всякие отношения» и даже «предложить г. Соловьеву освободить на будущее время городское общественное управление от дальнейших своих заявлений по настоящему вопросу». Испытывая на себе длительную напористость Соловьева, городская управа для крепости попросила вручить ему ответ через петербургскую полицию. Что и было сделано. Но Соловьев продолжает действовать самостоятельно через ярославского губернатора и Святейший Синод.
Из Углича писали Соловьеву: «Милостивый государь, Леонид Федорович! Многие угличане душевно сочувствуют Вам, но официально выходит, напротив. В заседании 11 июля в думе слушали Ваше письмо, посланное начальнику губернии. По прочтении председатель, он же городской голова, заявил: «У нас поставлено — с Соловьевым никаких переписок не иметь…» Будет ли это написано в журнале городской думы, не знаю. Что ответят господину начальнику губернии по Вашему письму, вероятно, Вас уведомят. Если угодно Господу Богу, осуществится желание угличан, да поможет Вам царевич Димитрий. Угличанин.»
По-иному отнеслись к заявлению Соловьева в Святейшем Синоде. Там не стали долго разбираться с этим делом, даже не пытались проверить, тот ли церковный колокол находится в Тобольске, а просто доложили о просьбе угличан императору Александру III. Государь «на всеподданнейшем о сем докладе… изволил собственноручно начертать: «Я полагаю, что все-таки вернуть его обратно в город Углич можно, так как в Тобольске он совершенно не нужен и легко заменить его другим».
Указ о возвращении церковного колокола был получен в Угличе 27 октября 1891 года и на следующий день рассмотрен в городской думе. Думе ничего не оставалось, как объявить глубокую благодарность живущим в Петербурге угличанам и лично Л. Ф. Соловьеву за успешное ходатайство их перед Синодом и царем. Соловьев был в восторге. «С момента объявления мне высочайшей резолюции не могу нарадоваться благополучному исходу дела, — писал он в Углич. — Дела, тяготевшего надо мною около четырех лет, вовлекшего в большие расходы и породившего массу неприятностей. Но слава Богу, все это пережито и вся брошенная в меня грязь исчезла яко дым».
Но в Тобольске не сдавались, готовя доклад в Священный Синод: «Ввиду вновь обнаруженных несомненных доказательств того, что имеющийся в музее колокол не есть подлинный угличский, и ввиду того, что он для Тобольска представляет значительный исторический интерес, так как более двух веков слыл в народной молве ссыльным, обращал на себя всеобщее внимание, что в 1837 году в бозе почивший император Александр II, посещая еще наследником престола Тобольск, изволил сделать в него удар и таковой же удар сделал ныне при посещении музея августейший наш покровитель, ходатайствуем об оставлении на месте находящегося ныне в музее колокола».
Затем Л. Ф. Соловьев пишет в Углич: «Я представлялся господину министру государственных имуществ и господину обер-прокурору Святейшего Синода, у последнего тотчас же познакомили меня с ходатайством тобольского губернатора об оставлении исторического колокола навсегда в Тобольске, так как Углич никогда не владел. 28 сего декабря я вновь представился перед министром государственных имуществ с просьбою о выдаче окончательной справки. Получил бумагу, из коей видно, что ходатайство Тобольского губернского музея его превосходительством отклонено… Своевременное заявление мое господину министру государственных имуществ помогло в деле, а то бог весть что могло случиться.
И вот в «Сибирском листке» (1892 г. № 8) появилось следующее сообщение: «Наконец спор тоболяков с угличанами из-за ссыльного колокола окончился. Комитет Тобольского губернского музея, как мы сообщили, просил министра государственных имуществ вторично доложить государю императору дело о злополучном колоколе. На днях министр государственных имуществ уведомил комитет музея, что не считает удобным утруждать особу его величества вторым докладом об этом деле. Таким образом, угличане скоро явятся в Тобольск, заберут «свое сокровище» и водворят его на прежнее место…».
Начался торг по купле и продаже колокола. В Петербург приезжал тобольский городской голова Трусов и в переговорах с Соловьевым вначале спросил за передачу колокола 15 тысяч рублей. Но Тобольский музей назначил цену в 600 рублей, объяснив, что столько уплачено за отливку нового колокола для архиерейской церкви, который повешен взамен снятого угличского. Позднее, когда эта сумма была уже уплачена, Леонид Соловьев сообщил угличскому городскому голове: «В годовом отчете расходов Тобольского музея значится: на отливку нового колокола для архиерейской церкви израсходовано 360 рублей 65 копеек». Так что тобольские власти все же запросили с угличан значительно больше. Но угличскую управу и местное духовенство это ничуть не смущало. Главное — возвращается на родину «первоссыльный неодушевленный». Не смущало и другое обстоятельство, что церковный колокол совсем не тот, а лишь копия его, изготовленная позднее. В представлении угличан и всех верующих он должен быть «способным на святые деяния и чудеса», а о многих «приключениях» ссыльного колокола народу сообщать не стали. Так в представлении людей он остался «первоссыльным неодушевленным», «невинным страдальцем» и предметом особой святости. Колокол предстояло доставить на родину и устроить ему пышную встречу. Этим были озабочены представители местной власти и православной церкви.
20 мая 1892 г. в 11 часов ночи, во время перенесения колокола с парохода на южный вход паперти Спасо-Преображенского собора, двухтысячная толпа народа сопровождала колокол при неумолкаемом «Ура!». На всю остальную часть ночи избран был из числа граждан, под управлением купца Н. А. Бычкова почетный караул в присутствии двух полицейских надзирателей… 21 мая к окончанию в соборе божественной литургии, около 10 часов утра колокол повешен был на особо устроенном перекладе, а в собор прибыло все городское духовенство и все представители городского и общественного управления. По окончании литургии духовенство в преднесении святых икон Преображения господня, Югской богоматери и святого царевича Димитрия, вышло на соборную площадь и здесь совершило благодарственное Господу Богу молебствие…
Однако, как бы то ни было, а дело с получением колокола Соловьев довел до конца. И с 1891 года стал ходатайствовать о предоставлении ему звания почетного гражданина города Углича. Дума вынесла решение дать Соловьеву такое звание, а почти через год в апреле 1893 года ярославский губернатор сообщает угличскому городскому голове, что «государь-император по представлению министра внутренних дел соизволил на присвоение Л. Ф. Соловьеву звания почетного гражданина города Углича».
Вчера в Угличе увидели это чудо с удивительной историей.
1. Вот и он! Ссыльный угличский (углицкий) колокол - набатный колокол, «казнённый» отсечением уха и «сосланный» в сибирский Тобольск за то, что в 1591 году известил жителей города Углича о смерти царевича Дмитрия, чем вызвал народное волнение, закончившееся самосудом над предполагаемыми убийцами; пробывший там триста лет, после чего возвращённый обратно. Ныне экспонат Угличского государственного историко-архитектурного и художественного музея.
2. …До 1591 г. в Угличе на колокольне Спасского собора висел ничем не примечательный, обыкновенный набатный колокол, который к тому времени, как говорится в летописях и устных преданиях, жил триста лет. Но вот 15 мая 1591 г. по приказу Марии Нагой пономарь Федот Огурец оглушительно зазвонил в этот колокол, оповещая народ о гибели царевича Димитрия. Угличане расплатились с предполагаемыми убийцами наследника престола.
Царь Борис Годунов жестоко наказал не только участников этого самосуда, но и колокол, оповестивший о гибели Димитрия.
3. А набатный колокол, звонивший по убиенному царевичу, сбросили со Спасской колокольни, вырвали ему язык, отрубили ухо, принародно на площади, наказали 12 ударами плетей. Вместе с угличанами отправили его в сибирскую ссылку.
4. Угличане не поверили расследованию Шуйского, все-таки утверждали, что царевич Димитрий убит приспешниками Бориса Годунова. Потому и себя сочли несправедливо наказанными. 1 апреля 1592 года в день высылки был в городе «великий плач и стенания». Целыми семьями отправлялись в Сибирь иные жители Углича.
5. Целый год они на себе под конвоем стражников тянули набатный колокол до Тобольска. Немало настрадались в пути. И колокол, пока тащили его через холмы да овраги, переправляли через реки да болотные топи, тоже получил отметины, был поцарапан. В Тобольске тогдашний городской воевода князь Лобанов-Ростовский велел запереть корноухий колокол в приказной избе, сделав на нем надпись «первоссыльный неодушевленный с Углича». Это подтверждают «Сибирские летописи» и «Статейный список сибирских воевод».
Затем колокол висел на колокольне церкви Всемилостивого Спаса. Оттуда был перемещен на Софийскую соборную колокольню.
6. 6. «Сей колокол, в который били в набат при убиении благоверного царевича Димитрия 1593 году, прислан из города Углича в Сибирь в ссылку во град Тобольск к церкви всемилостивого Спаса, что на торгу, а потом на Софийской колокольне был часобитный, весу в нем 19 пуд. 20 ф.».
7. А в Угличе про “опальный колокол” со временем стали забывать. Видный местный историк Ф. Киссель, автор изданной в 1884 году книги “История Углича”, не нашел нужным хотя бы упомянуть, что “виновник расправы с убийцами царевича Димитрия” - церковный колокол был сослан в Сибирь, хотя и имеются в книге разделы: “Убиение царевича Димитрия”, “Казни, ссылки и награды Годунова”.
Но время шло вперед. С начала XVII века убийство царевича стало фактом, признанным правительством и освященным церковью. Расправу угличан с тех пор считали выражением их патриотизма и преданности царской власти. Значит не заслуживали они того возмездия, которому подверглись при Годунове.
8. «Это соображение, - пишет «Исторический вестник» (1892 г., с. 492), - утвердилось в сознании угличан, и в декабре 1849 года они пожелали каким-нибудь внешним образом ознаменовать незаслуженность позора, которому два с половиной века тому назад подвергся их город. И вот угличане, в числе 40 человек, подали прошение министру внутренних дел о возвращении ссыльного колокола. Когда об этом доложили императору Николаю I, он распорядился: «Удостоверясь предварительно в справедливости существования означенного колокола в Тобольске, и по сношению с г. оберпрокурором Святейшего Синода, просьбу сию удовлетворить».
9. В возвращении ссыльного колокола было отказано.
Один из инициаторов возвращения колокола из ссылки В. Серебренников не успокаивается на этом. Он пытается доказать, что находящийся в Тобольске «угличский колокол» настоящий, и пишет об этом в статье «Ссыльный угличский колокол в Тобольске» (Ярославские епархиальные ведомости, 1860 г., № 10). Подлинность угличского колокола он подтверждает довольно своеобразно:
«Во-первых, удовлетворительные сведения о том, в какое время, в каком месте находился колокол, какое имел назначение, куда поступал потом и прочее, показывают, что местная внимательность Тобольска постоянно имела и имеет его, так сказать, на виду, как предмет славный по своей исторической давности».
10. Может быть, опальный колокол и вовсе был бы предан забвению, если бы не вспомнили о нем угличские земляки, проживающие в Петербурге, в том числе угличский мещанин и питерский купец второй гильдии Леонид Федорович Соловьев. Он родился в Угличе, окончил трехлетнюю начальную школу, мальчиком был отдан в услужение в Питер, быстро продвинулся у купца в приказчики, а затем, семнадцати лет от роду, и сам стал купцом. Человек предприимчивый и чрезвычайно настойчивый в достижении поставленной цели, Соловьев и на этот раз решил добиться своего во что бы то ни стало.
11. Соловьев прекрасно понимал, что волокита с получением колокола могла длиться долго, и предложил Угличской городской думе еще в 1887 году возобновить хлопоты о возвращении колокола.
В марте 1892 года состоялось заседание Угличской думы, на котором было решено создать комиссию для поездки за колоколом, ассигновать им 600 рублей для оплаты Тобольскому музею и 500 рублей на расходы, связанные с доставкой колокола в Углич. 28 апреля 1892 года депутация на пароходе отправилась в Тобольск. В деле возвращения колокола хранятся телеграммы, посланные комиссией с пути следования.
12. На берегу Волги, напротив Спасо-Преображенского собора были выстроены пристань, куда должен причалить пароход, и специальные мостки, по которым понесут прибывший колокол.
И вот пароход подошел к пристани. О том, как проходила встреча колокола, подробно описано в «Ярославских епархиальных ведомостях» (1892 г., № 24, с. 373-375):
«20 мая в 11 часов ночи, во время перенесения колокола с парохода на южный вход паперти Спасо-Преображенского собора, двухтысячная толпа народа сопровождала колокол при неумолкаемом «Ура!».. На всю остальную часть ночи избран был из числа граждан, под управлением купца Н. А. Бычкова почетный караул в присутствии двух полицейских надзирателей… 21 мая к окончанию в соборе божественной литургии, около 10 часов утра колокол повешен был на особо устроенном перекладе, а в собор прибыло все городское духовенство и все представители городского и общественного управления. По окончании литургии духовенство в преднесении святых икон Преображения господня, Югской богоматери и святого царевича Димитрия, вышло на соборную площадь и здесь совершило благодарственное Господу Богу молебствие…
Ликуй, изгнанник Годунова! Свидетель древних страшных дней, Ты возвратился в Углич снова, Ты вновь на родине своей!
А перед «отцами» города Углича стояла, выражаясь по-современному, сложная проблема: где этот колокол, эту “святыню” повесить, чтобы он служил укреплению в простом народе православной веры. Предложений было много. Ярославский губернатор дал указание угличскому городскому голове: «Все предложения по сему предмету представлять мне и не дозволять без моего разрешения’ каких-либо близ дворца построек». Позднее губернатор распорядился “поместить колокол для безопасности в музее на перекладине”. Что и было сделано…
1. Вот и он!
Ссыльный у́гличский (углицкий) колокол — набатный колокол, «казнённый» отсечением уха и «сосланный» в сибирский Тобольск за то, что в 1591 году известил жителей города Углича о смерти царевича Дмитрия, чем вызвал народное волнение, закончившееся самосудом над предполагаемыми убийцами; пробывший там триста лет, после чего возвращённый обратно. Ныне экспонат Угличского государственного историко-архитектурного и художественного музея.
2. ...До 1591 г. в Угличе на колокольне Спасского собора висел ничем не примечательный, обыкновенный набатный колокол, который к тому времени, как говорится в летописях и устных преданиях, жил триста лет. Но вот 15 мая 1591 г. по приказу Марии Нагой пономарь Федот Огурец оглушительно зазвонил в этот колокол, оповещая народ о гибели царевича Димитрия. Угличане расплатились с предполагаемыми убийцами наследника престола.
Царь Борис Годунов жестоко наказал не только участников этого самосуда, но и колокол, оповестивший о гибели Димитрия.
По обычаю того времени, осужденных в ссылку преступников метили, лишая возможности побега:
клеймили, рвали ноздри, за особые провинности отрезали уши и языки. Кое-кто из угличан тоже тогда лишился языка “за смелые речи”.
3. А набатный колокол, звонивший по убиенному царевичу, сбросили со Спасской колокольни, вырвали ему язык, отрубили ухо, принародно на площади, наказали 12 ударами плетей. Вместе с угличанами отправили его в сибирскую ссылку.
4. Угличане не поверили расследованию Шуйского, все-таки утверждали, что царевич Димитрий убит приспешниками Бориса Годунова. Потому и себя сочли несправедливо наказанными. 1 апреля 1592 года в день высылки был в городе “великий плач и стенания”. Целыми семьями отправлялись в Сибирь иные жители Углича.
5. Целый год они на себе, под конвоем стражников, тянули набатный колокол до Тобольска. Немало настрадались в пути. И колокол, пока тащили его через холмы да овраги, переправляли через реки да болотные топи, тоже получил отметины, был поцарапан. В Тобольске тогдашний городской воевода князь Лобанов-Ростовский велел запереть корноухий колокол в приказной избе, сделав на нем надпись “первоссыльный неодушевленный с Углича”. Это подтверждают “Сибирские летописи” и “Статейный список сибирских воевод”.
Затем колокол висел на колокольне церкви Всемилостивого Спаса. Оттуда был перемещен на Софийскую соборную колокольню.
6. “Сей колокол, в который били в набат при убиении благоверного царевича Димитрия 1593 году, прислан из города Углича в Сибирь в ссылку во град Тобольск к церкви всемилостивого Спаса, что на торгу, а потом на Софийской колокольне был часобитный, весу в нем 19 пуд. 20 ф.”.
7. А в Угличе про “опальный колокол” со временем стали забывать. Видный местный историк Ф. Киссель, автор изданной в 1884 году книги “История Углича”, не нашел нужным хотя бы упомянуть, что “виновник расправы с убийцами царевича Димитрия” - церковный колокол был сослан в Сибирь, хотя и имеются в книге разделы: “Убиение царевича Димитрия”, “Казни, ссылки и награды Годунова”.
Но время шло вперед. С начала XVII века убийство царевича стало фактом, признанным правительством и освященным церковью. Расправу угличан с тех пор считали выражением их патриотизма и преданности царской власти. Значит не заслуживали они того возмездия, которому подверглись при Годунове.
8. “Это соображение, - пишет “Исторический вестник” (1892 г., с. 492), - утвердилось в сознании угличан, и в декабре 1849 года они пожелали каким-нибудь внешним образом ознаменовать незаслуженность позора, которому два с половиной века тому назад подвергся их город. И вот угличане, в числе 40 человек, подали прошение министру внутренних дел о возвращении ссыльного колокола. Когда об этом доложили императору Николаю 1, он распорядился: “Удостоверясь предварительно в справедливости существования означенного колокола в Тобольске, и по сношению с г. оберпрокурором Святейшего Синода, просьбу сию удовлетворить”.
9. В возвращении ссыльного колокола было отказано.
Один из инициаторов возвращения колокола из ссылки В. Серебренников не успокаивается на этом. Он пытается доказать, что находящийся в Тобольске “угличский колокол” настоящий и пишет об этом в статье “Ссыльный угличский колокол в Тобольске” (Ярославские епархиальные ведомости, 1860 г., № 10). Подлинность угличского колокола он подтверждает довольно своеобразно:
“Во-первых, удовлетворительные сведения о том, в какое время, в каком месте находился колокол, какое имел назначение, куда поступал потом и прочее, показывают, что местная внимательность Тобольска постоянно имела и имеет его, так сказать, на виду, как предмет славный по своей исторической давности.
10. Может быть, опальный колокол и вовсе был бы предан забвению, если бы не вспомнили о нем угличские земляки, проживающие в Петербурге, в том числе угличский мещанин и питерский купец второй гильдии Леонид Федорович Соловьев. Он родился в Угличе, окончил трехлетнюю начальную школу, мальчиком был отдан в услужение в Питер, быстро продвинулся у купца в приказчики, а затем, семнадцати лет от роду, и сам стал купцом. Человек предприимчивый и чрезвычайно настойчивый в достижении поставленной цели, Соловьев и на этот раз решил добиться своего во что бы то ни стало.
11. Соловьев прекрасно понимал, что волокита с получением колокола могла длиться долго, и предложил Угличской городской думе еще в 1887 году возобновить хлопоты о возвращении колокола.
В марте 1892 года состоялось заседание Угличской думы, на котором было решено создать комиссию для поездки за колоколом, ассигновать им 600 рублей для оплаты Тобольскому музею и 500 рублей на расходы, связанные с доставкой колокола в Углич. 28 апреля 1892 года депутация на пароходе отправилась в Тобольск. В деле возвращения колокола хранятся телеграммы, посланные комиссией с пути следования.
12. На берегу Волги, напротив Спасо-Преображенского собора были выстроены пристань, куда должен причалить пароход, и специальные мостки, по которым понесут прибывший колокол.
И вот пароход подошел к пристани. О том, как проходила встреча колокола, подробно описано в “Ярославских епархиальных ведомостях” (1892 г., № 24, с. 373-375):
“20 мая в 11 часов ночи, во время перенесения колокола с парохода на южный вход паперти Спасо-Преображенского собора, двухтысячная толпа народа сопровождала колокол при неумолкаемом “Ура!”.. На всю остальную часть ночи избран был из числа граждан, под управлением купца Н. А. Бычкова почетный караул в присутствии двух полицейских надзирателей... 21 мая к окончанию в соборе божественной литургии, около 10 часов утра колокол повешен был на особо устроенном перекладе, а в собор прибыло все городское духовенство и все представители городского и общественного управления. По окончании литургии духовенство в преднесении святых икон Преображения господня, Югской богоматери и святого царевича Димитрия, вышло на соборную площадь и здесь совершило благодарственное Господу Богу молебствие...
Ликуй, изгнанник Годунова! Свидетель древних страшных дней, Ты возвратился в Углич снова, Ты вновь на родине своей!
А перед “отцами” города Углича стояла, выражаясь по-современному, сложная проблема: где этот колокол, эту “святыню” повесить, чтобы он служил укреплению в простом народе православной веры. Предложений было много. Ярославский губернатор дал указание угличскому городскому голове: “Все предложения по сему предмету представлять мне и не дозволять без моего разрешения" каких-либо близ дворца построек”. Позднее губернатор распорядился “поместить колокол для безопасности в музее на перекладине”. Что и было сделано
