Херсон – город церквей и тюрем. Херсон – город церквей и тюрем Побеги, подкопы и убийства

В Российской империи тюремное заключение как наказание начало играть значительную роль, начиная с последней четверти XVIII века. Девизом тюрьмы было: «Как можно меньше света во все тюремные места».

Не была исключением и херсонская тюрьма, находящаяся в стенах бывшего Херсонского арсенала. Она считалась самой строгой. В камерах сидели по сословиям; убийцы содержались отдельно, воры и разбойники - отдельно от политических. И только в ссылках они могли общаться друг с другом. Карцером не злоупотребляли, и по первой просьбе и признанию заключенного переводили назад в камеру. В самые большие камеры помещали не-более восьми человек. Каждую неделю они купались: летом на речке (арестантская речка в Херсоне), а зимой в тюремной бане. За чистотой в камерах и во всех службах тюрьмы наблюдала не только санэпидемстанция, но и общественные организации. При тюрьме действовала церковь. Пища была такой, что бродяги, которые не хотели работать, на зиму старались попасть в тюрьму, чтобы можно было отдохнуть и отъесться. Хотя в городе существовал ночлежный дом, где всегда можно было поесть и переночевать.

В начале 19 века в херсонской тюрьме многие сидели в цепях, так как тюрьма считалась заведением строгого режима. Цепи могли быть на руках, на ногах, на шее и вокруг пояса, а также для приковывания к стене. Но в 1824 году произошел бунт. За попытку и бегство были посажены на шейные цепи шестеро арестантов. Но они сняли их с себя также, как и кандалы. Остальные арестанты выступили в защиту этих шестерых. В тюрьму прибыл губернатор с чинами тюремной администрации, бригадный генерал с вооруженной силой. В них полетели камни и доски. По восставшим была произведена стрельба холостыми зарядами. Но никто не обратил на это внимания, и тогда в них стреляли боевыми патронами. Трое арестантов были ранены. Бунт был усмирен, а арестанты посажены по камерам. После этого случая цепи были упразднены. Их и кандалы применяли только для перевозки из тюрьмы в тюрьму или для отправки в ссылку. (ГЦИА в С-П «Журнал комитета министров» 11 октября 1824 г. № 1942).

В 1789 г. известный английский филантроп Джон Говард, исследуя тюрьмы и госпитали в Европе и Азии, прибыл в Херсон. Обследовав херсонскую тюрьму и госпиталь, он писал, что во всей Европе нигде не нашел такого порядка, чистоты и устройства тюрем и госпиталей (находившихся под ведением адмирала Н.С. Мордвинова), как в Херсоне. Все новое и передовое было использовано в херсонской тюрьме. Сохранилась опись имущества тюрьмы по камерам. В исключительном положении находились покои № 1 и № 2, рассчитанные на начальника тюрьмы и его помощника. В этих помещениях находилось по одному стенному зеркалу в позолоченных рамах, по ломберному столику, по два обычных стола и одной кушетке. В первых двух, а также в № 3 было по 2 кресла и одному мягкому стулу. По три мягких стула были в № 4 и 5 камере. Туалетные зеркала в рамах красного дерева были в № 3-5. Таким образом, вероятно, в 5 комнатах размещались члены администрации. В этих камерах на кроватях лежали полупуховые перины с двумя такими же подушками и двумя стеганными одеялами. Вторая группа камер, начиная с 6 по 12, была предназначена для арестантов благородного звания. На кроватях лежали волосяные тюфяки и по 2 полупуховые подушки. Здесь находилось по 2 стола и по 2 стула. Подсвечники были уже не медные, а железные.

Третья группа камер составляла от № 13 по № 20. На кроватях были тюфяки: на трех волосяные, а на 5-ти из оленей шерсти; мебель состояла из простого стола и одного стула. Вместо глубоких и мелких тарелок, стаканов и рюмок, вся обеденная посуда состояла из суповой миски и глиняной кружки и бутылки. А вместо серебряных ложек употреблялись деревянные. Вероятно, эти камеры были для среднего класса.
Самой скудной была обстановка в камерах, не обозначенных номерами. Здесь на кроватях лежали тюфяки и подушки из комки, простое одеяло (каждый год комка менялась). Вместо свечей здесь были ночники. В каждой камере - по столу и стулу. Данные взяты из городского архива.

Администрация колонии занимается геноцидом и беспределом по отношению к осужденным, которые болеют на туберкулёз, ВИЧ/СПИД, а Херсонский департамент по надзору их прикрывает, и жалобы от осужденных не отправляются. Проводят эксперименты над больными, начинают лечить одними препаратами, потом перестают их давать и палочка ТБИ мутируется и больше не реагирует на препараты, и процесс возобновляется еще сильней и люди умирают. Когда осужденные начинают задавать вопросы, врачи их сразу переводят в сектор, где находятся больные с открытой формой ТБИ, и тогда у кого не было открытой формы - она появляется.

Осужденным, которым сбили открытую форму ТБИ на данный момент состоят на учете, работают в столовой - поварами, в пекарне - пекут хлеб, раздают пищу осужденным, при этом не соблюдая никакой гигиены.

Питания практически нет. Так, например, согласно Указа ДДУ №23 от 19.01.02 «Норми харчування для осіб хворих на туберкульоз та інфікованих мікобактеріями туберкульозу у туб закладах», в сутки на 1 человека должно выдаваться:

Как Вы думаете больным с такими диагнозами можно выжить с таким питанием?

Зато это есть на складе в колонии, но больные этого не видят, зато это видят администрация и врачи, которые здесь работают. Персонал врачей составляет около 150 человек, не считая администрацию и их подчиненных - около 300 человек. И вот за счет больных они скоро будут как борцы «цумо» — круглыми. А к больным мед персонал не дозваться, врач заходит раз в месяц .

Что касается санитарных норм, один раз в неделю баня, но вода практически не бежит. Помещения, где проживают осужденные не кварцуются, не протираются спец раствором, который убивает палочку ТУБ. Хотя на блоке есть врачи, мед сестры и санитарки, в количестве 6 человек, но они выполняют только процедуры: 1 санитар выдает таблетки 2 раза в день с 9.00 до 10.00 и с 11.00 до 11.30, на этом его работа закончена. Медсестра делает уколы с 9.00 до 10.00, и все.

Пару раз в неделю лечащий врач делает обход, но не к больным, а смотрит за порядком, заглядывает в тумбочки и требует: «Вы тут не умирайте, а занимайтесь уборкой помещения», но они забывают, что тут находятся не просто осужденные, а очень больные люди. А их работники, которые должны этим заниматься, в это время сидят пьют чай с сиропом (для поднятия иммунитета), который предназначен для больных.

Осужденные-больные всячески пытаются поддерживать порядок. В палатах в которых проживают: делают ремонты, красят полы, родственники привозят строй материалы, чтобы своими силами наладить быт для больных. Но работники администрации приходят, монтировками подрывают полы в поисках чего-то найти и все это ломают (ничего не находя). Так зачем ломать, если Вы ничего не делали и не финансировали.

А к тяжело больным осужденным, вообще со стороны администрации и врачей, отношение как к прокаженным. Например, в палате на 20 м2 находится 10 человек, из них 2 человека лежачих тяжело больных, назовем их Сергей и Миша. Так вот к Сергею должны были приехать родственники, чтобы передать лекарство и увидеть его и его состояние, он похудел на 20кг. (шкура и кости), как раньше к концлагерях, страшно смотреть. Он 5 суток ничего не ел, сидел и стонал от боли, у него болели все внутренности, но врачи бездействовали. А в день свидания, когда приехали родные администрация, дает указание, чтобы его срочно оправили на этап, это сказали нам санитары, которые пришли его забирать. Принесли носилки, когда его начали брать за руки, он очень кричал от боли, его подняли и усадили на носилки и вынесли в баню, где он просидел с 9.00 до 14.00, при температуре на солнце 37°С, после этого его никто не видел. Медсестры говорят, чтобы мы не возмущались, а то нам сделают умертвительные уколы.

Так про какую гуманность и демократию нам говорят, по телевиденью, и пишут в газетах. Власти питаются навязать свою правду. У нас ведь не концлагерь, а колония.

Помогите бороться с беспределом, что творится в колонии.

До революционной смуты, грянувшей в октябре 1917 года, духовные потребности жителей Херсона удовлетворяли 17 православных церквей, 12 синагог, 3 молитвенных дома, лютеранская кирха и римско-католический костел. То есть количество городских культовых учреждений, расположенных в пределах губернского города, было достаточно велико и являлось одной из его достопримечательностей. Тем более если учесть, что по актам переписи населения, проведенной в августе 1917-го, в Херсоне проживали 78680 человек. Следующей достопримечательностью города, правда, уже противоположного характера, были его… тюрьмы. Ниже речь пойдет об одной из них, называвшейся «Тюремный замок»

Главная городская, она же губернская, тюрьма, или, как ее еще называли, «Тюремный замок», располагалась при въезде в город, на улице Почтовой (ныне – проспект Ушакова), напротив пустыря перед городским кладбищем, на котором c 1820 года одиноко возвышался обелиск Джону Говарду. Тюремный замок занимал северо-восточную часть периметра, образованного сегодня улицами Пугачева, Карла Маркса, Гмырева и проспектом Ушакова. Это было старейшее узилище города. Всемирно известный англичанин-гуманист Джон Говард не единож-ды посещал его для ознакомления с бытом и проблемами заключенных здесь.

Побеги, подкопы и убийства

Впрочем, облегчить участь херсонских арестантов филантропу явно не удалось. Ибо спустя почти 120 лет один из горожан, спрятавшийся за ничего не значащими инициалами, в местной газете «ЮГъ» писал: «Тюремное помещение и его воздух, где ютится всякий сброд, не моющийся целыми годами. При нашей народной грязи и неряшливости, при скученности заключенных, всегда вдвое-втрое превышающих норму. Поймите всю насмешку над здравым смыслом человека при желании провентилировать такое помещение при посредстве традиционных форточек! Неужели же современное наказание заключенных требует непременного пребывания в тюремных камерах знаменитой “параши”, так красноречиво описанной Достоевским?»

К тому же старейшая херсонская тюрьма была явно не совсем надежным учреждением, так как довольно часто арестанты умудрялись отсюда сбегать: «Вчера был совершен дерзкий побег очень важной политической арестантки, лишь третьего дня доставленной в Херсон. Бежавшая арестантка обвиняется по очень важному политическому делу», – сообщала местная газета «Югъ».

И там же спустя несколько дней: «Около 11 часов ночи из местной городской тюрьмы бежали арестанты Гавриил Стебленко и Владислав Гейшман. Под окнами камеры находился фонарь и мимо ходил часовой. Когда часовой отошел в дальний угол, они отогнули часть заранее подпиленной решетки, выскочили во двор, ползком на расстоянии 39 шагов добрались до дома, занимаемого служителями и квартирой смотрителя, и стали взбираться по водосточной трубе на крышу. Часовой, увидя их, стал стрелять, но дал две осечки. Тогда он стал кричать. На крик выбежали надзиратели, но преступники уже перебежали крышу, прыгнули во внешний палисадник, откуда перебежали через площадь у памятника Говарда на кладбище, где и скрылись. Стебленко сидел за убийство».

Бывали в «Тюремном замке» и попытки вырваться на волю с помощью подкопа. Чаще всего эти авантюры заканчивались полной неудачей, и тогда газета «Югъ» информировала своих читателей: «Проведенным в ночь на 18 февраля внезапным обыском в губернской тюрьме в камере, где содержалось 34 важных преступника, обнаружен подкоп в стене… Подкоп вел в коридор, прилегающий ко двору для прогулки арестантов. Чьих рук дело подкоп – не выяснено. Начальник тюрьмы возбудил ходатайство о наказании всех 34 арестантов розгами».

Пожалуй, самым интересным в этой информации было не известие о попытке арестантов сбежать с помощью подкопа, а ходатайство начальника тюрьмы «о наказании розгами». Дело в том, что незадолго до инцидента Министерством юстиции было предписано «применять в тюрьмах телесное наказание, считаясь с психическим состоянием арестантов и их интеллигентностью».

Судя по ходатайству, все «34 важных преступника» были психами или, на худой конец, интеллигентами. Ну а то, что в одной камере содержалось 34 «важных преступника» говорит о чрезмерной «перенаселенности» старой городской тюрьмы, рассчитанной на содержание до 400 человек, в том числе и женское отделение. На деле же только в мужском отделении пребывали порядка 500 человек.

Случались в губернской тюрьме и убийства. Так, однажды арестанты Евлагин и Крыжановский, усыпив бдительность надзирателя Удода, задушили его и, завладев револьвером, попытались пробиться к воротам. Однако их попытки пресекла внутренняя охрана тюрьмы. Арестантов схватили. А потом были суд и показательная казнь убийц, приговоренных к смерти. Экзекуция проходила во дворе Елисаветградской политической тюрьмы, располагавшейся в районе современных улиц Чекистов и Кирова.

На следующий день газета «Югъ» сообщала: «Вчера ровно в 7 часов утра приговоренные были выведены во двор тюрьмы и у эшафота, окруженного каре солдат, выслушали конфирмацию, прочитанную секретарем суда, и отходную молитву, произнесенную священником. После этого взошли на эшафот. Сначала Евлагин, за ним – Крыжановский. В 8 часов казнь была окончена, и трупы казненных по освидетельствованию их врачами Рождественским и Слесаревским были уложены в черные гробы и похоронены за кладбищенской стеной. При совершении казни находились также до 70 арестантов из губернской тюрьмы и исправительного арестантского отделения».

«Отличившиеся» арестанты

Хотя основную часть политических преступников и содержали в Елисаветградской тюрьме, в «Тюремном замке» также было политическое отделение, через которое прошли сотни революционеров со всех уголков Херсонской губернии. Одним из таких заключенных-мятежников был николаевский поэт-революционер Алексей Гмырев, умерший в камере политического отделения губернской тюрьмы. Ныне одна из херсонских улиц, находящихся непосредственно рядом с местом, некогда занимаемым тюрьмой, носит его имя.

В начале ХХ века воинственно настроенные анархисты, признававшие лишь террористический путь революционной борьбы, широко использовали свои планы физического уничтожения представителей самодержавной власти. Не считаясь с тем, что вместе с «приговоренными» погибали и ни в чем не повинные посторонние люди, случайно оказавшиеся рядом, – из числа тех, за «счастье» которых «бомбисты» якобы боролись.

К слову сказать, маленький губернский Херсон сумел избежать мощной волны терроризма – такой, как, скажем, в Одессе, когда 17 декабря 1905 года группа боевиков-анархистов взорвала кафе Либмана на Екатерининской улице. Тогда погибло более 50 мирных одесских граждан. И хотя в Херсоне также стреляли и швыряли бомбы, жертв среди мирного населения было несоизмеримо меньше. В то смутное время в городе было убито несколько нижних чинов полиции, находившихся при исполнении. Одного из них убили выстрелом из револьвера среди множества отдыхавших обывателей прямо посреди Суворовской улицы. Граждане, пытавшиеся обезвредить преступников, получили огнестрельные ранения различной степени тяжести и благодарность от императора за исполнение своего гражданского долга.

Террористическая ячейка анархистов подготовила покушение и на начальника губернской тюрьмы, носившего странную фамилию Чинейный-Пранцуз. «Около 8 часов утра в проезжавшего в пароконной бричке начальника тюрьмы на углу 1-й Форштадской и Почтовой (ныне это территория перед зданием электромашзавода на проспекте Ушакова. Кстати, 90 лет спустя на этом месте был убит криминальный авторитет 1990-х годов Солнышко. – Прим. авт.) была брошена бомба. Лошадь понесла начальника тюрьмы, у которого оказалась лишь слегка ранена шея. “Бомбисты” бросились бежать…» – сообщала херсонская газета «Югъ».

И вновь мирные граждане предприняли попытку задержать преступников до появления полицейских чинов. Спасаясь от преследования, преступники-революционеры застрелили городового Ипполита Кургузова и извозчика Гурова, отцов многочисленных семейств. Во время задержания боевиков один из них, оказавшийся бывшим учеником Херсонского мореходного училища Сергеем Браиловым, застрелился. Второй был легко ранен и арестован. В ночь на 20 мая 1908 года за городской чертой Херсона на Стрельбищном поле (ныне это район Днепровского рынка) по приговору временного отделения Одесского военно-окружного суда были преданы смертной казни через повешение 4 приговоренных преступников. В числе их был 26-летний Владимир Еремеев, покушавшийся на жизнь начальника губернской тюрьмы.

Заработки заключенных

Более «спокойные и мелкие» арестанты «Тюремного замка», осужденные по менее опасным статьям, а также заключенные других пенитенциарных учреждений Херсона, желающие трудиться, могли быть определены к исполнению различных работ вне места заключения. Периодически местный «Югъ» публиковал объявления, подписанные начальником тюрьмы: «С сего месяца могут отпускаться желающим партии рабочих арестантов в 10, 20, 30,40,50 и 60 человек на разные внешние работы – например, пилить или колоть дрова, на земляные раскопки, расчистки и уборки, накладывать или переносить тяжести и разные грузы и проч.».

Таксу оплаты за выполненную арестантами работу утверждали на уровне городской думы и также освещали в газете: «Поденная плата за работы, производимые арестантами исправительного арестантского отделения и “Тюремного замка” на январь: чернорабочему – не ниже 40 копеек, перегрузчику хлеба на суда – 80 копеек, токарю, лудильщику, слесарю – 50 копеек». В сущности, в период, когда фунт (453 грамма) хлеба высшего сорта стоил всего пятачок, а фунт мяса – 15–16 копеек, это были деньги! Посчитайте на досуге – сможете ли вы ныне на свою «поденную» зарплату купить почти 2 килограмма мяса?

Херсонская каторга

На плане 1792 года в пределах действующей Херсонской крепости, на круче глубокой балки (ныне балка засыпана, здесь разбиты аллеи парка Славы), отмечена арестантская казарма. С нее и началась история Херсонского дисциплинарного батальона – одного из 4 батальонов, существовавших в то время в Российской империи.

За пределами крепости были расположены бараки и землянки сосланных на каторжные и крепостные работы преступников. В самодержавный период, впрочем, как и в более поздний, советский, все крупные строительства вели руками солдат и арестантов. Херсонская крепость не была исключением. Князь Иван Михайлович Долгорукий, посетивший Херсон в 1810 году, отметил в своих воспоминаниях: «Народ употребляется здесь ссыльный, осужденный по приговорам на каторжные и крепостные работы. Ни на одно лицо нельзя взглянуть равнодушно, всякие черты ужасны. Печать злодейства отражает всякое сострадание…»

Почти через полстолетия после упразднения в 1835 году Херсонской крепости под исправительное арестантское отделение было приспособлено здание арсенала (сейчас в этом здании, расположенном на улице Перекопской, находится СИЗО).

В 1904 году, с началом войны с Японией, в Российской империи возникли трудности, связанные с доставкой каторжан на Сахалин. Уже после окончания боевых действий правительство пришло к выводу, что подобная транспортировка арестантов через всю страну является слишком дорогостоящей и неоправданной процедурой. Если учесть, что пассажирские поезда, следующие из Москвы до конечной станции Дальний, находились в пути 12 дней, то арестантские прицепные вагоны порой путешествовали по целому месяцу. А в пути арестантов требовалось кормить, поить, лечить, охранять. К тому же порой случались нештатные ситуации и даже побеги. Исходя из этого, 10 апреля 1906 года был обнародован документ, высочайше утвержденный императором Николаем ІІ, о том, что «арестанты каторжного разряда на Сахалин не ссылаются, а отбывают наказание, пребывая в европейских тюрьмах».

В 1906 году, согласно предписанию Министерства внутренних дел, на базе Херсонского исправительного арестантского учреждения была создана временная каторжная тюрьма. «С преобразованием херсонского исправительного отделения в каторжную тюрьму увеличилось и число мест для заключенных. Вместо 600 число их доведено до 1600», – сообщала местная газета «ЮГъ».

Спустя год начальник исправительного отделения подполковник Гордов был освобожден от должности, а вместо него назначен капитан Бродовский. В 1912 году, будучи уже в чине подполковника, Бродовский издал брошюру «Херсонская временная каторжная тюрьма», благодаря которой мы можем иметь представление об этом учреждении пенитенциарной системы в Херсоне.

Согласно брошюре, каторжная тюрьма была оснащена по «последнему слову техники». Здесь использовали новейшую систему электровентиляции, которая позволяла в течение 5 минут полностью обновлять воздух в камерах. В зимнее время помещения тюрьмы обогревали с помощью водяного отопления, что в те времена было еще ново и необычно. Для очистки нечистот и сточных вод была устроена биологическая станция, построенная Петербургским акционерным обществом К. Зигель. Электрическую систему сигнализации и оповещения проектировала и монтировала всемирно известная фирма «Сименс и Гальске». Кроме того, в числе первых городских учреждений в Херсонской временной каторжной тюрьме было смонтировано электроосвещение.

«День в тюрьме начинается в 5 часов утра по звонку. Полчаса на уборку. С 6 утра дежурный помощник проверяет наличие людей, и после утренней молитвы, до 7 часов, разрешено пить чай. В 7 часов все разводятся по работам на фабрики и мастерские», – писал в своей книжице подполковник Бродовский.

При тюрьме имелись ткацкая, столярная, гончарная, переплетная, корзиночная, кузнечная, военно-обмундировочная, бондарная и слесарная мастерские, картонажная и военно-сапожная фабрики. Кроме того, по инициативе помощника начальника тюрьмы Дрыневича при узилище была устроена оранжерея на 5 тысяч хризантем. Семена цветов выписывали непосредственно из Японии. Заработки арестантов, трудившихся в тюремных мастерских и на фабриках, составляли от 50 копеек до 1 рубля в день. Духовные и просветительские потребности узников удовлетворяли имевшиеся в остроге библиотека и православная церковь Покрова Пресвятой Богородицы. Ежедневный рацион питания заключенных был достаточно однообразен: килограмм черного хлеба на весь день, утром – чай, обед из двух блюд: на первое – мясной суп или борщ, на второе – каша, на ужин вновь каша. По средам и пятницам – постная пища. Стоимость рациона заключенного составляла 9 копеек в день. За отдельную плату можно было «подхарчиться» в тюремной лавке.

Арестный дом и прочие исправительные учреждения

После введения в действие в 1869 году в Херсонской губернии судебных уставов на местное земство были возложены устройство и содержание помещений для арестованных по приговорам мировых судей (мелкие уголовные и гражданские дела). За неимением средств для постройки собственного арестного дома Херсонское земство временно арендовало ветхое помещение старой богадельни. Затем, когда появились средства, было построено специальное помещение за городским кладбищем, на пересечении улиц Тираспольской и Казацкой, сохранивших доныне свои исторические названия. Интересной особенностью земского арестного дома было то, что попавшие сюда арестанты должны были «продовольствоваться за собственный счет». Лишь в крайнем случае земство принимало на себя заботу о питании несостоятельных арестантов.

В 1900 году на северной окраине Херсона, на пересечении улиц Овражной и Рекрутской (ныне – Луговая), был открыт исправительно-воспитательный приют, при котором действовали ремесленная школа и мастерская. Сюда принимали юных правонарушителей в возрасте от 10 до 15 лет. Сведения об этом исправительном учреждении крайне скудны. Лишь благодаря публикациям в газете «ЮГъ» можно установить некоторые подробности деятельности приюта. «15 марта 1900 года в Херсонский исправительный приют поступил первый воспитанник из колонии Мюнхен Ананьевского уезда. Мальчик отличается трудолюбием и любознательностью. Он круглый сирота, но имеет, по его словам, землю (30 десятин), которой заведует опекун. Как видно из его слов, он рос без всякого призора». Спустя некоторое время в той же газете появились гневные статьи о том, что приютских детей нещадно эксплуатируют, принуждая к тяжелому, непосильному труду.

Кроме этих учреждений, при каждом полицейском участке Херсона была камера для временно задержанных. Одна из них располагалась в бывшей кардегардии (во времена Екатерины Великой – помещения для караульных), на территории упраздненной крепости. Впрочем, к началу ХХ века стены камеры уже не могли никого удержать, и пристав полицейского участка слезно ходатайствовал о переводе вверенного ему участка в другое место: «Случаи побегов из кардегардии случаются довольно часто. Причем даже женщины, попадая сюда, без каких-либо приспособлений, прямо руками, разбирают стены…»

Существовавшая пенитенциарная система самодержавного государства рассыпалась после победы Февральской революции в 1917 году. В марте того же года херсонская газета «Родной край» сообщала своим читателям: «В ночь с 6 на 7 марта полиция была разоружена. 7 марта утром стало известно, что содержащиеся в каторжной тюрьме уголовные освобождены и расходятся по городу…»