). Прабабушка была урожд. Красенская, а её родная тётка, сестра отца, Н.Д.Красенская (1841-1888, как пишет Б.И.Николаевский, из семьи богатого помещика , т.е. майора Д.И.Красенского, 1764-1848) вышла замуж за Н.Е.Потресова (1818-1875), представителя мелкопоместного служилого рода, впоследствии ген.-майора и председателя Харьковского военно-окружного суда. От этого брака и произошёл на свет в Москве 19 августа 1869 г. будущий русский социал-демократ, единственный ребёнок в семье* (см.: https://www.geni.com/family-tree/html5#34715170651).
Отец Н.Е.Потресова происходил из мелких помещиков Тверской губ. Он участвовал в александровских войнах, был при Бородине и умер в чине майора в 1824 г. В одном из военных походов он женился на некой пруссачке, ставшей матерью его детей. Оба его сына стали офицерами, Николай - артиллеристом, колесившим со своей бригадой по России. Во время стоянки в г. Юрьеве Владимирской губ. он встретился со своей будущей женой, 17-летней дочерью местного помещика Н.Д.Красенской.
После свадьбы супруги жили на юге России, где Н.Е.Потресов командовал артиллерийской бригадой. В чине полковника и уже немолодым человеком он едет в Петербург и проходит подготовку на военного юриста. После этого характер его карьеры меняется, он служит в крупных городах: Москве, Казани, Харькове. На посту председателя Харьковского военно-окружного суда он и умирает.
В детстве Саша Потресов часто гостил в Никольском, родовом имении Красенских в Юрьевском у. Владимирской губ., куда приезжал с матерью уже из Петербурга 7-12-летним мальчуганом . Его мать любила навещать усадьбу, где выросла, и с которой у неё было связано множество воспоминаний. Сам А.Н.Потресов писал в своих неоконченных мемуарах (1929), что никогда не мог забыть имения своего дяди - Никольского, где обычно жил летом (дядя - старший брат матери И.Д.Красенский, гласный и мировой судья; подробнее см.: , о революционерах - помещичьих детях см.: ).
О своей матери Потресов пишет: "болезненная и всегда прихварывающая"
После смерти отца мать с сыном переезжают в Петербург, где проходят годы учёбы и молодости А.Потресова. В гимназический период на фомирование взглядов мальчика большое влияние оказал его старший дядя А.Д.Дмитриев, чиновник-вольнодумец, обладатель большой библиотеки. В 1887 г. он окончил частную гимназию Гуревича, потом естественное отделение физико-математического факультета Университета (1891), а потом ещё три года учился на юридическом факультете, но по болезни его не окончил.
Раннняя смерть родителей и получение наследства, несомненно, были одним из факторов, повлиявших на дальнейший образ жизни молодого барина. В 1891-93 гг. он начал участвовать в работе социал-демократических кружков под руководством экстерна-юриста П.Б.Струве и коллеги-естественника Ю.О.Цедербаума (будущего Л.Мартова). Впервые побывав заграницей ещё двадцатилетним студентом в 1889 г., Потресов неоднократно бывал там и в дальнейшем, поддерживая связи с марксистской группой «Освобождение труда».
Унаследовав от матери значительное состояние, он использовал его для легального издания социал-демократической литературы в России. Тогда же он начал выступать с собственными статьями. Среди ряда его литературных псевдонимов - А.Красенский . Современный исследователь Н.Фролов пишет: в 1895 году (точнее, в конце 1894 г. - С.К.) Потресов познакомился с восходящей звездой революционного движения 25-летним Владимиром Ульяновым. Молодые люди (будущий Ленин был на год моложе Потресова) быстро подружились и в течение нескольких лет поддерживали самые тесные отношения. «Старик» — таков был партийный псевдоним Ленина, а Потресова именовали «Старовером» (http://www.vladregion.info/articles/krasenskie). В самом конце 1917 г. Потресов вспоминал об этой своей первой встрече с будущим Лениным, которого назвал в своей статье готтентотом и совершенно исключительным образчиком примитивизма - увы, чрезвычайно пришедшегося ко двору примитивизму России (https://ru-history.livejournal.com/4808296.html).
А.Н.Потресов в 1904 г.
В 1896 г. Потресов вступает в петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», участвует в Парижском конгрессе 2-го Интернационала, вскоре впервые арестовывается и ссылается в Вятку. Вернувшись из ссылки, в 1900 г. выезжает в Германию и Швейцарию, где занимается подготовкой издания общероссийской социал-демократической газеты Искра , став потом членом её редколлегии. Снова предоставим слово Н.Фролову:
В 1900 г. во Пскове Ульянов, Потресов и Мартов заключили „тройственный союз“, главной целью которого было издание знаменитой газеты „Искра“. В апреле того же года Потресов выехал в Швейцарию. Перед ним стояла задача наладить выпуск газеты. Ульянов взял на себя организацию опорных пунктов корреспондентов и распространителей нового печатного органа на севере России, а Мартов — на юге. Но фактически именно Потресов стал «крестным отцом» первого социал-демократического периодического издания России. До 1903 года Ленин и Потресов оставались в дружеских отношениях, постоянно переписываясь. Однако после II съезда РСДРП пути «Старика» и «Старовера» разошлись .
На знаменитом 2-м съезде РСДРП в 1903 г. произошло его расхождение с Лениным «по организационным вопросам» и выявилось различие политических взглядов (в частности, Потресов не признавал тезис «гегемонии пролетариата» ) , в результате чего он вошёл в бюро меньшинства и стал одним из лидеров меньшевицкого крыла РСДРП. Дальше - типичная карьера политического эмигранта-интеллигента: дискуссии, склоки, расколы, примирения, коалиции, съезды, конференции. Вернувшись по амнистии октября 1905 г. в Россию, он оставался там до самого своего окончательного отъезда уже при большевиках.
Потресов был «ликвидатором», т.е. сторонником ликвидации подпольщины и нелегальщины, стоял лишь за разрешённые законом формы политической деятельности. В частности, им предпринимались неоднократные попытки создать легальные социал-демократические издания в России. С 1910 г. он издавал журнал Наша Заря , позднее - Наше дело и Дело . Выступал против идеи объединения социал-демократии без большевиков, усматривая в этом согласие на существование нелегальной политической организации, неподконтрольной общему партийному руководству. В Истории русского масонства ХХ века А.И.Серкова есть указание на принадлежность А.Н.Потресова к масонству, но не уточняется, когда именно и в какую ложу он вступил.
Полицейская фотография 1910 г.
С началом Великой войны Потресов занял отчётливо антигерманскую (Германия как наибольшее зло) и условно патриотическую (непротиводействие делу обороны и противодействие правительству) позицию. Будучи выслан весной 1915 г. из Петрограда вместе со всей редакцией закрытого властями Нашего дела , Потресов поселился в Москве, где с осени 1916 г. издавал журнал Дело , участвовал в рабочих группах Центрального и Московскго ВПК. Приехав в Петроград лишь в мае 1917 г., редактировал газету День, поддерживавшую Временное правительство, был избран депутатом Учредительного собрания. В Октябрьском перевороте Потресов увидел больше варварских, азиатских черт, чем европейских . Он утверждал, что произошло убийство демократии и торжествует социализм дураков . В сентябре 1918 г. он формально вышел из РСДРП, перешёл на нелегальное положение и даже вступил в эсеровско-кадетский «Союз возрождения России».
1 сентября 1919 г. Потресов был арестован Петроградской ЧК, причём ранее были взяты в заложники его жена и дочь. Он избежал расстрела благодаря заступничеству ряда большевицких бонз (называют Горького, Бухарина, Красина и Луначарского), гарантиям лидеров меньшевиков Мартова и Дана, а также некоторой сентиментальности Ленина. В 20-х числах октября его перевезли в Москву на Лубянку, но уже в ноябре отпустили по «октябрьской» амнистии, после чего, стараниями меньшевиков, он находился в санатории, по возвращении из которого с начала 1920 г. жил в Москве.
В апреле 1920 г. происходит новый, краткий, арест Потресова, во время которого за него даёт ручательство А.Б.Гольдендах (Рязанов), а сам он - письменное обязательство не вести активной борьбы против советской власти; летом 1920 г. его вновь амнистируют. После этого эпизода А.Н.Потресов отошёл от политики и занялся научной и преподавательской работой в учреждённом в 1921 г. Институте Маркса и Энгельса и Социалистической академии, одновременно состоя членом общества Политического Красного Креста (1922).
Справочник "Вся Москва" даёт точный адрес А.Н.Потресова: Троицкий пер. 9, кв. 9 (правда, в ордере ВЧК 1920 г. стоит кв. 3). Вот этот доходный дом справа, снимок 1913 г. Можно отметить такую деталь: известный журналист, впоследствии эмигрант, С.В.Потресов (Яблоновский), троюродный племянник А.Н.Потресова,
жил в 1917 г. неподалёку, во 2-м Ильинском пер., д. 3. Более любопытно, однако, что в относительной близости, в Б.Афанасьевском пер., жили родственники Потресова, его двоюродный племянник и две племянницы Красенские - последние хозяева Никольского, места его детских впечатлений и предмета позднейших воспоминаний; в конце 1918 г. их отец и двое его младших сыновей были убиты "в порядке красного террора" местными чекистами
Троицкий пер. был в 1922 г. переименован в Померанцев в честь какого-то революционного прапорщика
В июле 1922 г. Ленин отнёс Потресова к числу «господ, которых следует выслать за границу безжалостно». Однако лишь в конце 1924 г., после заключения авторитетного консилиума и в обмен на передачу в Институт Ленина подлинников ленинских писем, он получает разрешение на «выезд на лечение заграницу» (у него был туберкулёз позвоночника). Вот тут стоит процитировать фрагмент из записок моего деда: « Я помню, что вместе с мамой в 1925 г. мы навещали его в Москве. Он жил на Остоженке. Занимался научной работой, отойдя от политической деятельности» . Скорее всего, это был прощальный визит перед отъездом.
Заграницей Потресов сначала недолго жил в Берлине, потом переехал в Париж. Во Франции он написал ряд книг, в частности, В плену иллюзий (1927), где давал оценку большевицкого переворота как реакционного , а власть большевиков, соглашаясь с К.Каутским, характеризовал как деспотию олигархической клики - нового эксплуататорского класса , призывая к её свержению. «Практика большевицкой диктатуры будет служить непререкаемым свидетельством банкротства всех осточертевших «измов», которыми до полного обалдения насильственно пичкался несчастный народ, попавший вместо кролика под нож социального экспериментатора».
Тогда же были написаны и воспоминания о Ленине - «главном виновнике катаклизма, по размаху своего разрушения не имеющего себе равного в истории» . Ленин, по Потресову, человек, «воспитанный в школе аморализма, серый и тусклый во всём, что не входило непосредственно в сферу главной задачи его жизни - создания организации профессиональных революционеров». Он обладал способностью «собирать вокруг себя тех, кто был наделён моральной неразборчивостью и авантюризмом». В результате ленинской работы социал-демократия преобразовалась в коммунистическую бюрократию советской деспотии . Будущее России рисовалось Потресову мрачным, но крах большевицкого режима он считал неизбежным.
А.Н.Потресов в 1925 г.
Фрагмент колумбария кладбища Пер-Лашез; захоронение А.Н.Потресова - вторая ячейка справа в нижнем ряду, его жены Е.Н.Потресовой (ур. Тулиновой, 1874-1942) - первая ячейка справа во втором ряду снизу:
P.S. Это написано, в частности, к тому, что социал-демократия это одно, а большевизм-ленинизм-сталинизм-брежневизм-ч екизм
- нечто совсем другое. Безумие или сознательная ложь видеть в массовом дикарстве, вышедшем из десятилетий советского эксперимента
, некий аналог нормальных массовых обществ, важнейшей частью которых является социал-демократия, так же как видеть в Ульянове (Ленине) русский аналог её столпов. А.Н.Потресов - определённо не мой герой. Но он и подобные ему вполне имели право на существование в рамках цивилизованного политического развития России, как одна из законных составных его частей, именно по аналогии и образцу других европейских стран. А вот ульяновы, бронштейны, дзержинские, свердловы, джугашвили такого права не имели, были человеческими и историческими ошибками, патологическими девиациями от европейского, культурного пути, мутными болотными огоньками, приманивающими к шагу в бездонную трясину. Это надо понимать и помнить. За ними пошли, но это их не извиняет и не оправдывает, равно как и не делает чести тем, кто пошёл - дураки выбрали поводырями
преступников и подлецов. Это и есть генезис совка. И нам предлагается сохранять верность этому безумному выбору, чтить его память!.. Но вот память об одном из отцов настоящей русской социал-демокаратии стоит сохранить.
_____________________
* В ходе моих блужданий по семейному Миусскому кладбищу (урезанному при советской власти более чем втрое) обнаружил хорошо сохранившуюся могилу некой Елизаветы Николаевны Потресовой (1878-1951), которая, однако, никак не могла быть дочерью умершего в 1875 г. Н.Е.Потресова.
В начале 1890-х Потресов участвовал в работе социал-демократических кружков П. Б. Струве и Ю. О. Мартова . В 1892 году он установил связь с группой «Освобождение труда ».
В 1894 году организовал в России легальное издание книг и статей Г. В. Плеханова .
Как отмечала Р. М. Плеханова, на швейцарских встречах Ленина и Плеханова в 1895 году «сошлись на том, что А. Н. Потресов не должен входить в практическую работу петербуржцев: на него ложилась легальная издательская деятельность и основные сношения с заграницей».
С 1896 года Потресов был членом петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» . Он был автором многих листовок «Союза», а в октябре 1896 года фактически стал его руководителем.
В январе 1897 года Потресов был арестован и в 1898 году сослан в Вятскую губернию . Во время ссылки А. Н. Потресов, В. И. Ленин и Ю. О. Мартов организовали «тройственный союз» в защиту ортодоксального марксизма.
Первая эмиграция (1900-1905)
В марте - апреле 1900 года Потресов участвует в Псковском совещании по созданию газеты «Искра». В апреле 1900 года он уезжает в Германию. Имея широкие контакты среди немецких социал-демократов и российской эмиграции, он вел активную работу по подготовке к изданию в Германии газеты «Искра », стал членом её редакции. В эти годы Потресов установил близкие отношения с Г. В. Плехановым , П. Б. Аксельродом , В. И. Засулич .
Зимой 1901-1902 годов Потресов тяжело заболел и надолго отошёл от активной деятельности. Для лечения он уехал в Шварцвальд .
Социал-демократическая деятельность в России (1905-1916)
В октябре 1905 года А. Н. Потресов по амнистии возвращается в Россию. В революционные годы он сосредоточил своё внимание на литературной и публицистической деятельности. Редактировал меньшевистские газеты «Начало » и «Невский голос», был одним из авторов-составителей сборника «Отклики современности».
В 1906-1907 годах Потресов был делегатом партийных съездов РСДРП(м). Он поддерживал идею П. Б. Аксельрода о необходимости «рабочего съезда» и ликвидации нелегальной партийной организации. Полагал ошибочной идею «гегемонии пролетариата». В отличие от многих лидеров меньшевиков, Потресов не эмигрировал в 1907 году из России, поскольку считал, что руководить российским движением из-за границы не только затруднительно, но и попросту вредно. Взамен заграничного печатного органа, который, по мнению Потресова, только ослаблял бы литературные силы меньшевиков, вынуждая их к дроблению и оттягивая на себя финансовые средства, он считал необходимым сосредоточиться на издании легальной партийной газеты в России. Созданию такого органа были посвящены его усилия в послереволюционные годы.
Наиболее крупным литературным проектом, осуществленным Потресовым в эти годы, стало издание четырёхтомного труда «Общественное движение в России в начале XX века» (СПб., 1909-1914). Сводный труд, вышедший под редакцией Ю. О. Мартова , П. П. Маслова и А. Н. Потресова, стал результатом работы многих авторов. Принадлежавшая перу Потресова статья «Эволюция общественно-политической мысли в предреволюционную эпоху», опубликованная в первом томе, была посвящена не столько историческому анализу, сколько обоснованию новых организационно-тактических взглядов самого Потресова на социал-демократическое движение. Побочным эффектом её публикации стал полный разрыв с Г. В. Плехановым , прекратившим всякие отношения с меньшевистским движением.
В мае 1917 года Потресов вернулся в Петроград. Оставаясь лидером меньшевиков-оборонцев, он редактировал газету «День» и защищал коалиционное Временное правительство , отстаивая идею объединения пролетариата и буржуазии во имя национального сплочения и торжества государственности.
В сентябре 1917 года, когда началась подготовка к выборам в Учредительное собрание , группа меньшевиков-оборонцев во главе с Потресовым выступила с ультиматумом о выходе из состава петроградской организации меньшевиков в случае отказа Центрального комитета РСДРП (объединённой) включить в предвыборные списки от партии их представителей. Тогда же меньшевики-оборонцы создали самостоятельный Избирательный комитет и Бюро меньшевиков-оборонцев. Ультматум был принят и на выборах в Учредительное собрание РСДРП(о) была представлена тремя фракционными списками: центристы (И. Г. Церетели и Ф. И. Дан), меньшевики-интернационалисты (Ю. О. Мартов) и меньшевики-оборонцы (А. Н. Потресов).
Адреса в Санкт-Петербурге
1894-1895 - Лиговская улица, 3, кв. 6.
Семья
А. Н. Потресов был женат на Екатерине Николаевне Тулиновой (1872-1942), участнице социал-демократического движения с 1890-х годов, арестованной в 1897 году по делу петербургского «Союза борьбы», и в 1898 году на 3 года сосланной в Вятскую губернию, где и произошло их с Потресовым знакомство. По окончании ссылки Е. Н. Тулинова недолго работала статистиком в Смоленской губернии , а с 1901 года жила в Германии. Брак А. Н. Потресова и Е. Н. Тулиновой был заключён в 1902 году.
Дочь - Вера Александровна (1903 г.р., Женева), осталась в 1925 году в России, неоднократно подвергалась репрессиям, последний раз - в 1949 г., когда была осуждена на 10 лет исправительно-трудовых лагерей.
Сочинения
Воспоминания
- Потресов А. Н. Из неоконченных воспоминаний. // А. Н. Потресов. Избранное. М., 2005.
Основные публикации
- Потресов А. Н. Этюды о русской интеллигенции. СПб., 1906.
- Потресов А. Н. Петербург и Москва. Пг., 1918.
- Потресов А. Н. В плену у иллюзий. Мой спор с официальным меньшевизмом. Париж, 1927.
- Посмертный сборник произведений А. Н. Потресова. Париж, 1937.
- А. Н. Потресов. Избранное. / Сост. Д. Б. Павлов. М., 2005.
Сборники материалов
- Из архива А. Н. Потресова. Вып. 1: Переписка 1892-1905 гг. / Отв. ред. П.Ю. Савельев. - М. : Памятники исторической мысли, 2007. - 644, с. - (Русский революционный архив). - 800 экз.
I .
Потресов-Старовер, А. Н. // ЭНИ "Словарь псевдонимов" -- Псевдонимы. http://feb-web.ru/feb/masanov/map/12/map23127.htm Псевдоним: Потресов--Старовер, А. Н. Настоящее имя: Потресов Александр Николаевич Периодические издания: Наша Заря, 1913, No 4-5 Источники: Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей: В 4 т. -- Т. 2. -- М., 1957. -- С. 375; см. "Старовер" (Источник Масанова)II .
Потресов Александр Николаевич // ЭНИ "Словарь псевдонимов" -- Имена. http://feb-web.ru/feb/masanov/man/07/man13527.htm Имя: Потресов , Александр Николаевич (19 авг. 1869 в М. -- ?) -- публицист Псевдонимы: А. П. ; К--р--ий, А. Н. ; П--в, А. ; П--в, Г. А. ; П--р--г, А. ; П--р--ъ, А. ; Потресов--Старовер, А. Н. ; Путман ; -- -- --ръ--ъ, А. ; Ст. ; Семин, Орест ; Старовер Источники: Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей: В 4 т. -- Т. 4. -- М., 1960. -- С. 387 Потресов // Литературная энциклопедия: В 11 т. -- [М.], 1929--1939. Т. 9. -- М.: ОГИЗ РСФСР, Гос. ин-т. "Сов. Энцикл.", 1935 . -- Стб. 190--191. http://feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le9/le9-1902.htm ПОТРЕСОВ Александр Николаевич [псевдоним Старовер , 1869--1934] -- один из лидеров русского меньшевизма, публицист, критик. В рабочем движении участвовал с 90-х гг. Состоял в петербургском Союзе борьбы за освобождение рабочего класса. Принимал участие в организации "Искры" и журн. "Заря". После раскола РСДРП -- один из лидеров меньшевизма. Во время войны -- последовательный представитель социал-патриотизма меньшевиков. Активный враг большевизма и Советов, Потресов ушел в лагерь белоэмиграции. Меньшевик в политике, по меткому определению Ленина, "милая социал-демократическая душечка" (т. VIII, стр. 253), склонная, как и чеховская героиня, менять свои привязанности и принципы, Потресов является типичным меньшевиком и в своих литературно-критических выступлениях. Так, в "Этюдах о русской интеллигенции" П. тщетно пытается доказать на примере просветителей-шестидесятников необходимость для современной ему социал-демократии итти на поддержку либералов. "Отщепенчество" -- вот главная с точки зрения П. черта просветителей. Их связи с крестьянской революцией, их борьба с либерализмом П. затушевывались. Ставя вопрос о классовой природе явлений культуры и лит-ры, П. давал определения не столько конкретно-исторические, сколько абстрактные. В дискуссии 1913 по вопросу о пролетарской культуре П. в статьях своих ("О литературе без жизни и о жизни без литературы", "Критические наброски", неоднократно повторенные) выразил апологетическое отношение к буржуазной культуре, провозгласил "всечеловечность" и "всеклассовость" ее и пытался обосновать отрицание какой бы то ни было возможности для пролетариата создать свою собственную культуру. Ленин определил стиль писаний Потресова словами Тургенева: "Друг мой, Аркадий Николаевич, не говори красиво" (том VII, стр. 68). Библиография: I. Заметки журналиста, "Искра", 1903, No 54 (подпись: Старовер; о положении печати в России); Этюды о русской интеллигенции, Сб. статей, СПБ, 1906 (подпись: Старовер; см. статьи "О разночинце-скитальце", "Современная весталка"); Лейтмотивы современного хаоса, "На рубеже", Критич. сборник, М., 1909; Критические наброски: П. Ф. Якубович, "Наша заря", 1911, IV, О кризисе русского идеологического творчества и о Д. Н. Овсянико-Куликовском, там же, 1911, IX--X, XII. О литературе без жизни и о жизни без литературы (Трагедия пролетарской культуры), там же, 1913, IV--V, VI, [Ответ В. Ф. Плетневу], там же, 1913, X--XI, Еще к вопросу о пролетарской культуре, там же, 1914, II--III, IV; Н. К. Михайловский (К десятилетию со дня смерти), там же, 1914, I; Заметки публициста. Один из немногих, "Дело", 1917, No 2 (о К. Арсеньеве); Короленко-гражданин, сб. "Жизнь и творчество В. Г. Короленко", изд. "Культура и свобода", П., 1918; предисл. к кн.: Овсянико-Куликовский Д. Н. Статьи о Базарове и его времени, Гиз, М., 1924; В плену у иллюзий, Париж, 1927 (критика справа официальной линии меньшевиков). II. Высказывания Ленина о П.: Ленин В. И., Сочинения, изд. 3, М.--Л., 1931--1934, т. IV. Как чуть не потухла "Искра"?; Запись 29 дек. 1900; т. VI. Рассказ о II съезде РСДРП; Письмо А. Н. Потресову; Шаг вперед, два шага назад; т. VII. Земская кампания и план "Искры"; Рабочая и буржуазная демократия; т. VIII. Две тактики социал-демократии в демократической революции; Социал-демократическая душечка; т. XI. Тактическая платформа меньшевиков; т. XIV. Разоблаченные ликвидаторы; О фракции сторонников отзовизма и богостроительства; Приемы ликвидаторов и партийные задачи большевиков; Письмо А. М. Горькому, 11 апр. 1910; Заметки публициста; т. XV. О положении дел в партии; Наши упразднители; Полемические заметки; Марксизм и "Наша заря"; Против объединения -- с ликвидаторами; т. XVII. Плеханов, не знающий, чего он хочет; т. XVIII. Софизмы социал-шовинистов; т. XIX. Фракция Чхеидзе и ее роль.IV .
ПОТРЕСОВ Александр Николаевич , публицист, мемуарист, лит. критик, полит. деятель. Из дворян. семьи. Отец, потомств. военный, генерал-майор, пред. Харьков, военно-окружного суда (ум. в 1875); мать Нат. Дм. (урожд. Красенская), дочь богатого помещика, "человек глубоко религиозный и искренняя монархистка" (Посмертный сб-к произв., с. 11); прививала П. любовь к поэзии Н. А. Некрасова, произв. А.С. Грибоедова и И.С. Тургенева. От нее он унаследовал немалое состояние, использованное на содержание первых с.-д. изданий в России. Окончил частную г-зию Я. Г. Гуревича в Петербурге (1881--87) с зол. медалью; греч. яз. в ней преподавал И.Ф. Анненский, на лит. вечерах выступали И.Ф. Горбунов, П. И. Вейнберг и др. В г-зии познакомился с "Капиталом" К. Маркса, "Полит. экономией" Дж. С. Милля (с прим. Н.Г. Чернышевского). Значит, роль в формировании взглядов П. сыграла лит. критика Н.А. Добролюбова ("Из неоконченных восп." -- Избр., с. 62). П. окончил естеств. ф-т Петерб. ун-та (1887-91) и два курса юри-дич. ф-та (1891-93). В 1891 познакомился с Н.Ф. Анненским, олицетворявшим для него "идею полит. преобразования России на демокр. основе" ("Наша заря", 1912, No 7-8, с. 105-07). Первая науч. работа П. поев, положению кустарной промышленности в Нижегород. губ. Первая публ. -- описание "кризиса в замочном промысле" (в сб.: Мат-лы к характеристике нашего хоз. развития, СПб., 1895; тираж в осн. уничтожен цензурой, осталось ок. 100 экз.). В нач. 90-х гг. П. участвовал в работе с.-д. кружков, за границей (1892) установил связь с группой "Освобождение груда", способствовал изд. кн. Г. В. Плеханова "К вопросу о развитии монистического взгляда на историю" (СПб., 1895). Тогда же познакомился с П. Б. Струве, ставшим его ближайшим другом вплоть, до перехода последнего в лагерь "критиков марксизма" (1900-01), и с В. И. Лениным, тесные взаимоотношения с к-рым были прерваны в 1903 из-за разочарования в его моральных качествах ("история" с Н.Э. Бауманом). С 1896 чл. "Союза борьбы за освобождение рабочего класса". Писал прокламации, вел нелегальную работу. Регулярно выступал в ВЭО. В 1896 арестован и сослан (1897-99) в Орлов, затем -- в Вятку, откуда вел переписку с товарищами по партии. Особую помощь в самообразовании оказала ему А. М. Калмыкова, регулярно посылавшая П. лит. новинки, приковывавшие обществ, внимание (ее письма к П. -- в л. ф. П. в Междунар. ин-те социальной истории, Амстердам). В ссылке П. включился в дискуссию о "наследстве" в марксистской печати. Опровергая доводы Ленина, высказанные в ст. "От какого "наследства" мы отказываемся", П. развернул аргументацию своих взглядов в ж. "Начало" (1899): ст. "О наследстве и наследниках", предназначавшаяся для первого номера, была вырезана цензурой (распространялась в листах), вторая -- "Не в очередь. Критические наброски" (впоследствии под назв. "О разночинце-скитальце") -- послужила поводом для конфискации No 4 и закрытия журнала. В этих статьях П. возводил генеалогию рос. марксистов к рев. народничеству 70-х гг., исследовал психологию "разночинцев", радикальной интеллигенции, осн. черты к-рой (здесь он солидарен с M. E. Салтыковым-Щедриным) определил как соединение "отщепенства" (скептицизма по отношению к господствующим классам), "свободолюбия" и "народо-любия" (термином "отщепенство" П. воспользовался вслед за Н.В. Соколовым). В coup, же народниках П. отказывался видеть "отщепенцев". Эти и нек-рые др. статьи П. включил в сб. "Этюды о рус. интеллигенции" (СПб., 1906). Свои соображения о развитии освободит, движения в России П. подкреплял примерами из области лит-ры, цитируя Некрасова, Салтыкова-Щедрина, Н.В. Гоголя, подходя к лит. произв. как к "своего рода ист. документам, отголоскам умонастроений" (с. 110). "Обществ, драму" рус. интеллигента, на его взгляд, наилучшим образом воссоздали Н.Н. Златовратский и Г. И. Успенский. Подтверждение своим выводам о боевом настроении марксистов П. находил в образе Наташи из пов. В. В. Вересаева "Поветрие", готовой жертвовать собой и "вершить великое общее дело" (там же, с. 211). Одним из наиб, почитаемых поэтов для П. был П.Ф. Якубович, сумевший раскрыть "красоту обществ, личности", обогащающейся в процессе "самоотречения" ("П.Ф. Якубович" -- "Наша заря", 1911, No 4, с. 80, 83-84). После возвращения из ссылки выехав в Германию (1900), П. стал чл. редакции "Искры" (назв. предложено П.) и "Зари", идея создания к-рых принадлежала ему, Ленину и Л. Мартову. В "Искре" П. печатал статьи об усовершенствовании парт. прессы. Настаивая на единении "певца-писателя" с "читателем-сотрудником" ("Посвящается читателю-другу" -- "Искра", 1901, No 3), П. развенчивает "писателей-лукавцев", внушающих "читателю-простецу" веру в обещания правительства и пригревшихся в "патентованном органе русского обывателя" -- газ. "Россия" ("О бессмысленных мечтаниях" -- там же, No 5), размышляет о перспективах развития рус. демократии, полемизируете эсерами по поводу стратегии освободит. движения, выступает против его "сужения" до повседневной "культурной работы", что пропагандировали легальные марксисты во главе со Струве ("Еще несколько слов о дебютирующих либералах" -- там же 1902, No 24). Полемизируя с Н.К. Михайловским, названным П. "баяном народолюбия" за склонность к "филантропии" и теории "малых дел" ("Современная весталка" "Заря", 1901, No 2-3), П. тем не менее высоко ценил его личность ("Искра", 1901, No 2; б.п.) сформированную рев. подъемом 70-х гг. [см. также ст. "Н.К. Михайловский. (К 10-летию со дня его смерти)" -- "Наша заря", 1914, No 1]. В 1903 на 2-м съезде РСДРП оформились разногласия П. с Лениным по вопросам парт. строительства; П. вошел в бюро меньшинства. Вернувшись в окт. 1905 по амнистии в Россию, он редактирует ряд меньшевист. изд.: газ. "Начало", "Невский голос", "Отклики современности" и др. После поражения революции 1905-07 выступил за ликвидацию нелегальных парт. орг-ций ("ликвидаторство"). Касаясь совр. обществ. сознания, он стремится обстоятельно ответить на вопрос: почему мистика так распространилась в России за последнее десятилетие. В ст. "Лейтмотивы современного хаоса" (сб. "На рубеже", СПб., 1909), посв. оценка психол. содержания модернизма, П. считает подлинным показателем этого течения интерес к личности, ведущие черты к-рой -- иррационализм, мистицизм, равнодушие к "бытию человеческим взаимоотношений" (с. 310). Поэтому в произв. модернистов с эпохой "совпадают" только настроения, не обусловленные ни средой, ни ист. обстоятельствами; реалистич. же иск-во всегда стремилось к "сосредоточенному, синтетическому изображению жизни в ее сложной конкретности" (с. 316). Эти мысли П. развил в ст. ""По поводу". (Из размышлений о современной литературе)" ("Киев. мысль", 1915, 30 окт.), написанной в связи с выходом ром. Р. Григорьева "Недавнее" (1915). Признавая худож. несостоятельность произв., П., однако, хвалил автора за стремление наметить "общественную психологию, связать действующих лиц с эпохой, объяснить, какими звеньями в цепи явлений они становятся. П. не преувеличивал значения публицистики, всегда выше ставил худож. лит-ру, к-рая одна "наполняет плотью и кровью наши абстрактные формулы", превращает схемы в "многоговорящие образы"; благодаря лит-ре мы обладаем "истинным знанием прошлого". Крупным лит. предприятием, осуществленным П., явилось изд. коллективного труда "Обществ. движение в России в нач. XX в." (СПб., 1909), в к-ром напечатана его работа "Эволюция общественно-политической мысли в предреволюционную эпоху" (из-за несогласия с ее отд. положениями Плеханов вышел из редакции и порвал с меньшевизмом). В 1910 П. начал выпускать ежемес. обществ.-полит. ж. "Наша заря" -- легальный орган меньшевиков-ликвидаторов, нацеленный на критич. осмысление опыта рос. социал-демократии. В статьях "О литературе без жизни и о жизни без литературы" (1913, No 4--6; последняя из них носила подзаг. "Трагедия пролетарской культуры") П. поставил под сомнение возможность возникновения пролет. лит-ры в настоящем, поскольку рабочий не имеет времени для занятий худож. творчеством ("Наша заря", 1914, No 3, с. 93). Препятствует худож. "обособлению" пролетариата и сходство пролет. быта с мещанским. По мнению П., если бы пролетариат был способен создать собств. культуру в условиях капитализма, это означало бы, что капиталистич. отношения "совсем не так дурны", как это видится социалистам ("Критические наброски" -- "Наша заря", 1913, No 10-11; 1914, No 2, 3). Взгляды П. на пролет. культуру эволюционировали. В ст. "О кризисе рус. идеологии, творчества и о Д.Н. Овсянико-Куликовском" ("Наша заря", 1911, No 9-10, 12) П. полагал, что "исчезают" не идеологии вообще, а теории, учения и доктрины, вырабатываемые бурж. мышлением; им на смену приходит социалистич. идеология рабочего класса. Позже он утверждал, что пролетариат должен приобщаться к мировой культуре ("Наша заря", 1914, No 3). См. выступления оппонентов П. по проблеме пролет. культуры. Череванин Н., Пролетариат и худож. творчество. -- "Совр.", 1913. No 11; Валерьянов В., К вопросу о пролет. культуре. -- "Наша заря", 1913, No 10-11; Григорьев Р., На грани двух миров. -- Там же, No 12; Кубиков И., Иск-во и отношение к нему рабочего класса. -- Там же. 1914, No 3; Богданов А., Возможно ли пролет. иск-во? -- В его кн.: О пролет. культуре, Л. -- М., 1924: Луначарский А., Письма о пролет. лит-ре. Что такое пролет. лит-ра и возможна ли она? -- "Борьба", 1914, No 1; Т. М.. Пролет. культура в ликвидаторском освещении. -- "Просвещение", 1914. No 2. П. всегда дорожил "преемственностью нашей интеллигентской демокр. культуры" ("Привет "Рус. богатству"" -- "Новый день", 1918, 2 февр.); поэтому ему претило "духовное босячество", унижающее прошлое, способствующее воцарению "хаоса моральной безответственности" ("Моральное босячество" -- ЕЖЛ, 1916, No 1, стб. 308). При всех разногласиях с Плехановым П. взял его под защиту, когда Ленин обвинял его в ренегатстве, а горьковская "Летопись" назвала помесью Фирса и Смердякова (там же). В 1917 П. становится вдохновителем печатного органа меньшевиков-оборонцев -- газ. "День", в к-рой откликался на проблемы, выдвинутые на повестку дня войной: национализм, патриотизм, роль Германии, общедемокр. характер будущей революции, судьбы марксизма. В окт. перевороте П. увидел больше варварских, "азиатских" черт, чем европейских. Произошло "убийство демократии", возник "социализм дураков", что выразилось, на его взгляд, в отсутствии тенденции к единению обществ, сил. В ст. "Горе от ума" ("Новый день", 1918, 4 мая) П. задается вопросом, "что было бы, если бы Фамусов, Молчалин, Репетилов, Загорецкий, Скалозуб... вздумали вдруг не гнать Чацкого, не объявиять его сумасшедшим, а наоборот... задушить в своих объятиях". И отвечает, что тогда бы Чацкий действительно потерял рассудок, а Маркс (да и Плеханов) стал "Чацким поневоле" в нашем рос. "Горе от ума". Будучи чл. редакции еженедельника "Дело" (1916--18), П. обличал "прогнивший насквозь большевизм" и предрекал ему судьбу "в стиле города Глупова" ("Гниль" -- 1918, No 1, с. 7). Став на позицию защиты общедемокр. свобод, движения "к одной цели даже и с... классовым противником" ("Возродится ли Россия?" -- в сб.: Пред рассветом, П., . -- В кн.: Рус. культура XX в. на родине и в эмиграции. Имена. Проблемы. Факты, в. I. М.. 2000: Пайпс Р., Струве: левый либерал. 1870-1905, т. 1, М.. 2001 (ук.). Некролог: ПН. 1934, 12 июля. СИЭ: БСЭ; Полит. деятели России 1917. Биогр. словарь, М., 1993: Лит. летопись. 1891-1917; Лит. жизнь 1920-х гг.: Муратова (2. ук.): Масанов. Архивы: РЦХИДНИ. ф. 265: Междунар. ин-т социальной истории (Амстердам), л. Ф П.ПОТРЕСОВ АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ - деятель российского социал-демократического движения.
Из дво-рян. Окон-чил ес-тественное от-де-ле-ние фи-зи-ко-ма-те-ма-тического фа-куль-те-та Санкт-Пе-тербургского уни-верситета (1891), в 1891-1893 годы учил-ся так-же на юри-дическом факультете. С начала 1890-х годов - мар-к-сист. Член Пе-тер-бург-ско-го «Сою-за борь-бы за ос-во-бо-ж-де-ние ра-бо-че-го клас-са», осе-нью 1896 года фак-ти-че-ски воз-гла-вил его. В де-каб-ре аре-сто-ван, в 1897-1899 годы в ссыл-ке в Вят-ской губернии. В це-лом при-зна-вал не-об-хо-ди-мость ре-фор-ми-ро-ва-ния мар-ксиз-ма в со-от-вет-ст-вии с но-вы-ми ис-то-рическими ус-ло-вия-ми, од-на-ко в конце 1890-х годов вы-сту-пил с рез-кой кри-ти-кой Э. Берн-штей-на, счи-тая, что он не ре-фор-ми-ро-вал, а раз-ру-шал уче-ние. На поч-ве не-при-ятия берн-штей-ни-ан-ст-васбли-зил-ся с В.И. Ле-ни-ным. В апреле 1900 года вы-ехал в Гер-ма-нию, один из ини-циа-то-ров из-да-ния газеты «Ис-кра», уча-ст-во-вал в её ре-дак-ти-ро-ва-нии (1900-1905 годы, кро-ме № 46-52). В 1901-1903 годы на ле-че-нии в Швей-ца-рии. Идей-но всё боль-ше рас-хо-дил-ся с Ле-ни-ным, счи-тая, что он ви-дит в ра-бо-чем клас-се лишь по-слуш-ное ору-дие партийной тео-кра-тии. Уча-ст-во-вал в ра-бо-те 2-го съез-да РСДРП (1903), член его про-грамм-ной ко-мис-сии, ав-тор од-ной из двух ре-зо-лю-ций об от-но-ше-нии к ли-бе-ра-лам (обе при-ня-ты на съез-де), до-пус-кав-шей со-гла-ше-ние с ни-ми на оп-ре-де-лён-ных ус-ло-ви-ях. При рас-ко-ле пар-тии на две фрак-ции примк-нул к мень-ше-ви-кам, во-шёл в чис-ло их ли-де-ров. По-ле-ми-зи-ро-вал с Ле-ни-ным по прин-ци-пи-аль-ным во-про-сам строе-ния и функ-ций пар-тии. В РСДРП, по мне-нию Потресова, не имею-щей ре-аль-ных свя-зей с ра-бо-чей сре-дой, в от-сут-ст-вие кон-тро-ли-рую-ще-го влия-ния этой сре-ды ги-пер-тро-фи-ро-ва-но ру-ко-во-дя-щее на-ча-ло, что при-во-дит к бю-ро-кра-ти-за-ции пар-тии.
Вер-нул-ся в Рос-сию по-сле опуб-ли-ко-ва-ния Ма-ни-фе-ста 17 ок-тяб-ря 1905 года, ре-дак-тор мень-ше-ви-ст-ских га-зет «На-ча-ло» (1905), «Нев-ский го-лос» (1905). Ли-дер «ли-к-ви-да-то-ров», вы-сту-пал за ли-к-ви-да-цию не-ле-галь-ных партийных ор-га-ни-за-ций, под-дер-жал вы-дви-ну-тую П.Б. Ак-сель-ро-дом идею со-зы-ва ра-бо-че-го съез-да с це-лью об-ра-зо-ва-ния ле-галь-ной ра-бо-чей пар-тии. Ос-тал-ся в Рос-сии по-с-ле «Третье-июнь-ско-го пе-ре-во-ро-та» 1907 года. Был убе-ж-дён в не-воз-мож-но-сти и да-же вред-но-сти ру-ко-во-дства пар-ти-ей из эмиг-ра-ции. В 1908 и 1912 годы под-вер-гал-ся крат-ко-временным аре-стам. Один из ре-дак-то-ров (совместно с Ю.О. Мар-то-вым, П.П. Мас-ло-вым и другими) из-да-ния «Об-ще-ст-вен-ное дви-же-ние в Рос-сии в на-ча-ле XX ве-ка» (тома 1-4, 1909-1914 годы). Ор-га-ни-зо-вал вы-пуск ле-галь-но-го мень-ше-ви-ст-ско-го ж. «На-ша за-ря» (1910-1914). Ав-тор се-рии ста-тей, в ко-то-рых под-верг кри-ти-ке кон-цеп-цию про-ле-тар-ской куль-ту-ры А.А. Бо-гда-но-ва. Счи-тал, что ра-бо-чий, по-гло-щён-ный прак-тической ре-во-люционной дея-тель-но-стью, не име-ет вре-ме-ни для за-ня-тий ху-дожественным твор-че-ст-вом, он дол-жен при-об-щать-ся к ми-ро-вой куль-ту-ре, а не из-мыш-лять «сво-их соб-ст-вен-ных ху-дож-ни-ков». С на-ча-лом 1-й ми-ро-вой вой-ны Потресов вы-сту-пил ли-де-ром пат-рио-тического на-прав-ле-ния в сре-де российских со-ци-ал-де-мо-кра-тов. По-ра-же-ние Гер-ма-нии, по мне-нию Потресова, от-кры-ло бы не-срав-нен-но луч-шие пер-спек-ти-вы для со-циа-ли-стического дви-же-ния, чем по-ра-же-ние стран Ан-тан-ты. Уча-ст-во-вал в дея-тель-но-сти ра-бо-чих групп Центральных и Московских во-ен-но-про-мыш-лен-ных ко-ми-те-тов. В мае 1917 года вер-нул-ся в Пет-ро-град, ре-дак-тор мень-ше-ви-ст-ской газеты «День». Ли-дер фрак-ции мень-ше-виков-обо-рон-цев. Сто-рон-ник коа-ли-ции ли-бе-ра-лов и со-циа-ли-стов во Временном пра-ви-тель-ст-ве, от-стаи-вал идею еди-не-ния про-ле-та-риа-та и бур-жуа-зии во имя со-хра-не-ния го-су-дар-ст-вен-но-сти. При-ход боль-ше-ви-ков к вла-сти в Пет-ро-гра-де в хо-де Октябрьской ре-во-лю-ции 1917 года рас-це-нил как «убий-ст-во де-мо-кра-тии» и тор-же-ст-во «со-циа-лиз-ма ду-ра-ков». В знак про-тес-та про-тив при-ня-то-го ЦК РСДРП (объ-е-ди-нён-ной) ре-ше-ния о со-гла-ше-нии со-ци-ал-де-мо-кра-тов с боль-ше-ви-ка-ми и об от-ка-зе от во-оружённой борь-бы с ни-ми вы-шел из со-ста-ва ЦК этой пар-тии, об-ра-зо-вал со свои-ми сто-рон-ни-ка-ми аль-тер-на-тив-ный партийный центр - Временное бю-ро со-ци-ал-де-мо-кра-тов. В сентябре 1918 года пе-ре-шёл на не-ле-галь-ное по-ло-же-ние, уча-ст-во-вал в за-се-да-ни-ях Сою-за воз-ро-ж-де-ния Рос-сии (впо-след-ст-вии счи-тал этот шаг ошиб-кой). В сентябре 1919 года аре-сто-ван Пет-рогр. ЧК, ос-во-бо-ж-дён в но-ябре то-го же го-да под по-ру-чи-тель-ст-во мень-ше-ви-ст-ских ли-де-ров и бла-го-да-ря вме-ша-тель-ст-ву Н.И. Бу-ха-ри-на, Л.Б. Кра-си-на и А.В.Лу-на-чар-ско-го. За-ни-мал-ся на-учной и пре-по-да-ва-тель-ской ра-бо-той. В начале 1925 года по-лу-чил раз-ре-ше-ние на вы-езд для ле-че-ния за гра-ни-цу в об-мен на пе-ре-да-чу Институту В.И. Ле-ни-на при ЦК ВКП(б) под-лин-ни-ков ле-нин-ских пи-сем. Жил в Бер-ли-не, за-тем в Па-ри-же. Опуб-ли-ко-вал книгу «В пле-ну у ил-лю-зий: мой спор с офи-ци-аль-ным мень-ше-виз-мом» (Па-риж, 1927). При-зы-вал к объ-е-ди-не-нию всех де-мо-кра-тических сил про-тив дик-та-ту-ры боль-ше-ви-ков. Пре-ду-пре-ж-дал сто-рон-ни-ков со-циа-ли-стической идеи, что на-сту-пит мо-мент, ко-гда об-ще-ст-во вос-ста-нет про-тив это-го «ги-гант-ско-го» и «из-на-чаль-но об-ре-чён-но-го» со-ци-аль-но-го экс-пе-ри-мен-та, и то-гда ви-нов-ны-ми ока-жут-ся не толь-ко те, кто его воз-глав-лял, но и са-ма идея со-циа-лиз-ма. В эмиг-ра-ции со-труд-ни-чал в вы-пус-кав-шем-ся А.Ф. Ке-рен-ским журнале «Дни», из-да-вал книж-ную се-рию «Биб-лио-те-ка де-мо-кра-ти-че-ско-го со-циа-лиз-ма» (1925-1930), журнал «За-пис-ки со-ци-ал-де-мо-кра-та» (1931-1934). По-хо-ро-нен на клад-би-ще Пер-Ла-шез в Па-ри-же.
Сочинения:
Этю-ды о рус-ской ин-тел-ли-ген-ции. СПб., 1906;
Вой-на и во-про-сы ме-ж-ду-на-род-но-го де-мо-кра-ти-че-ско-го соз-на-ния. П., 1916;
Из-бран-ное. М., 2002;
Ак-сель-род П.Б., Мар-тов Ю.О., По-тре-сов А.Н. О ре-во-лю-ции и со-циа-лиз-ме. М., 2010.
Исторические ис-точники:
Из ар-хи-ва А.Н. По-тре-со-ва. М., 2007. Вып. 1-2;
Ю.О. Мар-тов и А.Н. По-тре-сов. Пись-ма. 1898-1913. М., 2007.
АКТУАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ: В. И. Ульянов(Ленин)
1870 – 1924
10 (22 по н. ст.) апреля исполняется 140 лет со дня рождения В. И. Ульянова (Ленина), воззрения и деятельность которого оказали огромное влияние на судьбу народа нашей страны, многих других стран и на политические процессы в мире. Особенно сильное влияние они оказали на судьбы международного социализма. В связи с этой датой мы предлагаем посетителям сайта познакомиться с очерком о В. И. Ульянове (Ленине), написанном еще в 1927 г. одним из создателей газеты «Искра» и основателей РСДРП А. Н. Потресовым (о нем см. на этом сайте . Ранее очерк был опубликован в журнале «Die Gesellschaft». 1927. Кн.II., и в сборниках избранных произведений А. Н. Потресова, выпущенных в Париже в 1937г. (стр. 293-304) и в Москве в 2002г. в издательстве объединения Мосархив (стр. 275-286). Этим последним изданием мы здесь и воспользовались; текст приводится с очень незначительными и несущественными сокращениями. (V.V.)
ЛЕНИН
Когда сама жизнь начинает походить на кричащий авантюрный роман, густо размалеванный красками своих «героев» и «злодеев», то на долю писателя, желающего из глубины своей памяти извлечь образы, соответствующие истине, неподкрашенной, с подлинным верно, выпадает задача трудная и неблагодарная: сказать художественно правдивое слово наперекор этой нехудожественной, утрированной, фантасмагорической видимости жизни. Ибо кроме видимости есть ведь и сущность, скрывающаяся за театральной гримировкой жизни …..
И, однако, взвешивая все трудности, я все же хочу попытаться по некоторым запечатлевшимся в моем сознании чертам воспроизвести перед читателем образ Владимира Ильича Ульянова-Ленина, освобожденный от шелухи общественного гипноза, сведенный к размерам естественным, очеловеченный; такой, каким мне довелось его знать в течение ряда лет, когда мы с ним медленно подходили друг к другу и затем сошлись на общей работе, над созданием «Искры» и «Зари», чтобы, в конце концов, раскочиться в разные стороны, порвав всякую связь товарищества и всякую нить знакомства…
Я кладу, таким образом, в основу своего описания впечатления восьми лет – с 1895 и по 1903 г. – восьми лет моих встреч и, временами, например в Мюнхене, моей почти совместной жизни с молодым и начинающим Лениным.
Я написал «молодой» и запнулся. Да, конечно, Ленину только что минуло 25 лет, когда я его увидел в первый раз, во время рождественских каникул 1894/1895 г., на собрании в одном из предместий Петербурга – на Охте. Но он был молод только по паспорту. На глаз же ему можно было дать никак не меньше сорока – тридцати пяти лет. Поблекшее лицо, лысина во всю голову, оставлявшая лишь скудную растительность на висках, редкая рыжеватая бородка, хитро и немного исподлобья прищурено поглядывающие на собеседника глаза., немного сиплый голос…… Настоящий типичный торговец средних лет из какой-нибудь северной Ярославской губернии, и, во всяком случае, ничего от радикала-интеллигента, каких так много устремлялось в те годы в рабочую среду, начинавшую тогда шевелиться…..
Кстати, прибавлю: ничего и от той чиновно-дворянской семьи, из которой он вышел и с которой продолжал сохранять, насколько я знаю, самые «родственные» отношения.
У молодого Ленина на моей памяти не было молодости. И это невольно отмечалось не только мною, но и другими, тогда его знавшими. Недаром в петербургском «Союзе борьбы» того времени, этой первичной ячейке будущей партии, его звали «стариком», и мы не раз шутили, что Ленин даже ребенком был, вероятно, такой же лысый и «старый», каким он нам представлялся в 1895 г. Но мне и тогда среди этих шуток приходилось, не шутя, задумываться над этой его странной особенностью.
Конечно. Возможно, что судьба его брата Александра, казненного по делу 1 марта 1887 г. (о подготовлявшемся покушении на императора Александра III), сыграла не последнюю роль в этом исчезновении его молодости. Но только ли это? И не было ли каких-то внутренних причин в его душевной и умственной организации, которые еще с большей силой вытравили из него эту молодость? Чем больше я думаю об этом теперь, тем сильнее склоняюсь к тому, что это именно так, что в его монолитной, однозвучной натуре все было связано одно с другим…..
Я к этому вернусь еще впоследствии, а пока мне хочется подробнее остановиться на том впечатлении, которое произвел на меня тогда на Охте уже не его физический, а духовно-умственный облик. Ведь, как известно, первые впечатления обычно закладывают фундамент, на котором последующее знакомство возводит свои дальнейшие постройки.
На собрании, о котором идет речь, Ленин реферировал о литературно-политических новинках того дня, о первых легально напечатанных в самой России и ставших для всех доступными марксистских изданиях. За несколько месяцев перед тем вышла книга П. Струве «Критические заметки. К вопросу об экономическом развитии России», обратившие на себя и на ее автора всеобщее внимание. А чуть ли не за несколько дней до занимающего нас собрания мне удалось выпустить в свет под псевдонимом Бельтова книгу Плеханова «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», книгу, давшую огромный, решительный толчок распространению марксизма в России.
Ленин, вскользь, чрезвычайно хвалебно отозвавшись о книге Плеханова-Бельтова, с тем большей энергией, со всей ему свойственной ударностью, направил свою критику против Струве…. И я остро до сих пор переживаю свое тогдашнее восприятие ленинского выступления.
Я помню, что тогда мне, в тот же вечер, пришлось делиться своими непосредственными впечатлениями от того собрания и от этой для меня совершенно новой и ранее неизвестной фигуры, и я их формулировал так: большая сила, но в то же время и что-то однобокое, однотонно-упрощенное и упрощающее сложности жизни….
Ленин был прав и неправ в своей критике, направленной против тогдашнего марксиста, а ныне реакционных дел мастера Струве. У Струве в его марксизме того времени был несомненнейший уклон к буржуазному реформизму, и Ленину как нельзя лучше удалось этот реформизм показать. Но чем убедительнее выявлял он реформизм своего противника, тем ярче выступал вместе с тем и его собственный уклон – уклон в противоположную сторону. Сквозь марксистскую терминологию просовывалась та традиционная концепция развивающегося капиталистического общества в виде сплошной реакционной массы, которая была характерной основой для всех революционно-утопических течений.
И тогда же в разговоре о нем было произнесено слово «сектант» …. Да, сектант! Но сектант, прошедший серьезную марксистскую выучку! Сектант-марксист! А возможно ли более противоестественное сочетание двух столь враждебных друг другу категорий, как сектантство, с одной, и глубоко реалистическое учение Маркса – с другой? И не суждено ли марксизму, в конечном счете, победить сектантство, победить особенно в человеке, в котором чувствуется такая внутренняя сила, такая незаурядная логика, такая выдающаяся подготовка?
На этот вопрос, себе поставленный, я, как и многие марксисты, сознававшие опасность сектантства, ответили тогда в положительном, оптимистическом смысле. И с этого дня ведет свое начало наше сближение с Лениным, которое на первых порах выразилось в том, что после долгих дискуссий в тесном кругу, в котором одновременно с Лениным участвовал и Струве, вышеупомянутый реферат в измененном и переработанном виде появился под псевдонимом Тулин в изданном мною (и сожженном правительством) сборнике работ со статьями Плеханова, того же Струве и других авторов, в том числе пишущего эти строки.
И наш оптимизм получал, казалось, свое оправдание. Ведь нам достаточно было сравнить первоначальное содержание ленинского реферата с текстом напечатанной статьи, чтобы убедиться в значительности произошедшего сдвига. И мы поверили в способность Ленина к дальнейшей эволюции от его первоначального сектантски искаженного марксизма к марксизму подлинному, к марксизму международной социал-демократии. Поверил не только я с моими ближайшими петербургскими единомышленниками, но и представители старшего поколения русских марксистов – Плеханов и Аксельрод.
Как раз в 1895 г., тотчас же после выхода в свет и конфискации нашего сборника, Ленин совершил первый свой выезд за границу. И я имел случай видеть и Ленина под непосредственным впечатлением от первой его встречи с Плехановым, и Плеханова, присматривающегося к Ленину и делящегося со мной своими наблюдениями по его поводу. Съехавшись к началу лета в Женеву, мы все вместе отправились в горы и поселились в довольно глухой деревушке Ормоны, проводя время в прогулках и бесконечных разговорах на ходу. И в этой идиллической обстановке трудно было предвидеть те бури, которые впоследствии разметали нас в разные стороны….. Невозможно было представить себе Плеханова, подвергающегося обыску со стороны клевретов будущего диктатора Ленина и с минуты на минуту ожидающего, что его поведут на расстрел! А ведь это не в шутку, а всерьез и на самом деле было проделано в скверную осень 1917 г. под Петербургом, в Царском Селе ….
Но тогда, в 1895 г. в Ормонах, никакие зловещие предзнаменования не нарушали еще гармонии наших мирных бесед у подножия альпийских снегов. И если Ленин с восторгам слушал в те дни мастерские рассказы Плеханова из революционного прошлого 1870-х гг. и, как это ни кажется странным теперь, робел перед теоретической высотой основоположника русского марксизма, когда тот в разговоре затрагивал соответствующие темы, то и Плеханов, со своей стороны, не без сочувствия смотрел на способного революционера-практика, напоминавшего ему по своей хозяйской заботливости об организации его старого приятеля юных лет, известного народовольца Александра Михайлова. Но, уделяя в своих ожиданиях практику Ленину видную роль в предстоящем развитии социал-демократии, Плеханов выражался как нельзя более сдержанно о литературных способностях Ленина. Это не написано, как говорят французы. Это не литературное произведение, это ни на что не похоже, говорил Плеханов. Он органически не в состоянии был переварить статью Ленина в сборнике, которая, несмотря на все переделки, сохраняла первоначальную бесформенность своего построения и при всей своей агитационной действенности, казалось, говорила о том, что автор ее не прирожденный писатель, а практик, взявшийся за перо лишь в виде исключения, побуждаемый к тому необычностью повода.
Но именно такого рода подход к этому новому персонажу русской социал-демократии и помешал Плеханову отнестись с достодолжным вниманием и критикой к его взглядам, к его методу мышления ….. Он не почувствовал в Ленине потенциального властителя дум целого поколения людей и, не замечая, прошел мимо тех черт его духовного облика, которые иначе должны были бы заставить его насторожиться и забить тревогу. А между тем Плеханов, вообще говоря, такой строгий и нетерпимый по отношению ко всем отступлениям от идей ортодоксального марксизма, в данном случае проявил ему несвойственную снисходительность как раз потому, что видел значение нового для него человека совсем не в идеях, а в инициативности и талантах партийного организатора. Ради них он готов был взглянуть сквозь пальцы на его шалости пера, на его неуклюжую экскурсию в ему, так казалось Плеханову, столь неподходящую область...
И уже тогда, в обстановке альпийской идиллии, у меня слагалось смутное и пока еще мало осознанное ощущение, что эти два столь непохожих друг на друга марксиста социал-демократа, невзирая на, казалось бы, им общую догму, не имеют общего друг с другом языка и смотрят как-то по-разному и в разные стороны. Разумеется, в те «доисторические» времена я еще не улавливал глубоких причин этого их взаимного непонимания. Но, во всяком случае, контраст двух натур уже тогда бросался в глаза.
По сравнению с широким умственным кругозором Плеханова с его всеобъемлющими интересами, дававшими пищу для неизменно яркого и талантливого реагирования его ума, Ленин казался таким серым и тусклым во всем, что не входило непосредственно в сферу той социальной проблемы, в которой помещалось целиком и без остатка проблема его жизни. Если из Плеханова как из неиссякаемого кладезя мудрости можно было черпать мысли и сведения по самым различным отраслям человеческого знания, беседовать с ним с поучением для себя не только о политике, но и об искусстве, литературе, театре, философии …. , то с Лениным при всей его осведомленности в русской экономической литературе и знакомстве с сочинениями Маркса и Энгельса тянуло говорить лишь о вопросах движения. Ибо малоинтересный и неинтересный во всем остальном, он, как мифический Антей, прикоснувшись к родной почве движения, становился сильным, искрящимся, и в каждом его соображении сказывалась продуманность. Следы того жизненного опыта, который, несмотря на его кратковременность и относительную несложность, успел сформировать из него настоящего специалиста революционного дела и выявить его прирожденную даровитость.
Было ли это революционное дело, которое пока еще не столько практиковалось, сколько складывалось в голове своего будущего организатора, действительно делом, отвечающим целям и методам международной социал-демократии, об этом трудно еще было судить в России 1890-х гг. Ибо надо вспомнить, что русское рабочее движение того времени едва делало свои первые шаги, и задача социал-демократических кружков, всех этих «союзов борьбы», тоже тогдашних дебютантов, сводилась к руководству стачками и усилиям направить внимание пролетариата в его борьбе не только на своего непосредственного врага – предпринимателя, но и на его друга и покровителя, на царское самодержавное правительство.
Эту на нынешний масштаб элементарную агитационно-пропагандистскую функцию Ленин выполнял с чрезвычайным искусством, и памятником его кипучей работы того времени кроме подпольных прокламаций осталось несколько популярных брошюр, в которых частные вопросы рабочего движения (например, вопрос о штрафах), трактовались в форме, на редкость доступной даже и для самой малосознательной пролетарской среды. И, разумеется, для нас, работавших в тех же кружках и так или иначе соприкасавшихся с этой его деятельностью, сектантские черты, проглянувшие в помянутом мною реферате, должны были отступить куда-то на задний план и казаться чем-то несущественным или даже уже превзойденным по сравнению со злободневными вопросами движения, так блистательно удовлетворявшимися Лениным.
К тому же вскоре, когда и Ленин, и я, и многие другие наши товарищи очутились разбросанными по тюрьмам и ссылкам, русский марксизм во всех его тогдашних оттенках был собран и объединен в открыто издававшемся в России марксистском ежемесячнике «Наше слово», и эта легализация в царской России марксистского периодического органа представлялась таким огромным завоеванием общественности, что настраивала на менее сектантский лад даже и ранее сектантски настроенного Ленина. Казалось, Ленин, корреспондировавший со мною в 1898 и 1899 гг. из своего сибирского пункта в тот пункт, где, по предписанию полиции, я имел свое принудительное жительство, под этим впечатлением окончательно эмансипировался от ранее свойственной ему точки зрения узкого подпольного кружка, сквозь упрощающую призму которого он привык рассматривать всю сложную перспективу общественного развития России.
К сожалению, это только казалось так. Мое и многих других марксистов социал-демократов единомыслие с Лениным было тем обманчивым миражом, возникновением которого мы обязаны примитивности не только рабочего движения 1890-х гг., о которой я уже имел случай говорить, но и всей русской общественно-политической жизни того времени в целом. Еще не образовавшей организованных партий и не знавшей политической борьбы в сколько-нибудь развернутом виде и систематически. Ведь если социал-демократия как общерусская партия образовалась, и то номинально, в 1898 г., а на деле лишь в 1903 г., то возникновение других как социалистических, так и буржуазных партий относится к еще более позднему времени.
Мне вместе с Мартовым пришлось жестоко расплачиваться за это недоразумение, когда по окончании нашей ссылки мы заключили, по выражению Ленина, наш «тройственный союз» (Ленин, Мартов и я), поставив себе целью создать нелегальный литературный центр – газету «Искра» и журнал «Заря» и сделать их орудием построения действительно общерусской объединенной и организованной партии. У нас всех троих как будто бы была и общая идейная платформа – борьба за ортодоксально-марксистское направление в партии против начавших замечаться уклонов движения, с одной стороны, в сторону беспринципного практицизма, с другой – в сторону так называемого «ревизионизма», вдохновлявшегося примером Бернштейна в Германии и приобретавшего широкую популярность в кругах марксистской интеллигенции. Она через ревизионизм постепенно отходила от социал-демократии.
По мере того как общественная депрессия в России сменялась нараставшим подъемом и общественное движение, направленное против царского самодержавия, все сильнее дифференцировалось, эта идейная общность с Лениным становилась все более призрачной, и те же как будто бы слова, тождественного как будто бы понятия, наполнялись совершенно непохожим друг на друга, радикально различным содержанием.
Конечно, то, что ясно теперь, после всего происшедшего, лишь медленно уяснилось нашим сознанием в те три года совместной работы с Лениным в «Искре», когда, споря по отдельным частным поводам, мы еще не могли уловить того общего смысла разногласий, который лежал в основе всех этих споров. Да, впрочем, и Ленина периода «Искры» было бы ошибочно представлять себе уже с той законченной идеологией и даже с той психологией, с какой он впоследствии в качестве диктатора мог бестрепетной рукой совершать свой эксперимент над истомленной Россией.
Однако Ленин периода «Искры» уже не был и Лениным, которого мы знали в годы доисторического марксизма. Его исходное сектантство, так неприятно поразившее меня уже при первом моем с ним знакомстве, вопреки всем ожиданиям не только не исчезло ко времени нашей совместной работы в «Искре», а наоборот, сделало дальнейшие шаги и предстало перед нами, его коллегами по редакции, в форме гораздо более конкретной, чем прежде, для нас как нельзя более тягостной. То, что в подпольном кружке петербургского «Союза борьбы» при несложности задач, подлежавших тогда разрешению, проходило сравнительно незаметным, теперь, за редакционным столом, в обстановке с каждым днем разгоравшейся политической борьбы, становилось чрезвычайно неприятным осложнением в нашей общей работе.
А ведь надо сказать, что мы все, стоявшие наиболее близко к делу, и Мартов, и Вера Засулич, и я, мы все ценили Ленина не только за его знания, ум, работоспособность, но и за его исключительную преданность делу, всегдашнюю готовность отдаваться ему целиком, нагружая себя сверх меры самыми неблагодарными функциями и неизменно добросовестно их выполняя. И, тем не менее, атмосфера общения с ним была в корне отравлена тем, что Ленин, в сущности, органически не переваривал мнений, отличных от его собственных. Поэтому всякое редакционное разногласие имело тенденцию превращаться в конфликт с резким ухудшением личных отношений, с открытием военных действий, со стратегическими хитростями и неистовыми усилиями дать, чего бы это ни стоило, перевес своим взглядам….
И еще менее способен был Ленин признавать рядом с его собственной организацией, какую бы то ни было другую. В пределах социал-демократии или за ее пределами, в рядах всего общественного движения, направленного против режима самодержавия, Ленин знал лишь две категории людей и явлений: свои и чужие . Свои, так или иначе, входящие в сферу влияния его организации, и чужие, в эту сферу не входящие, и стало быть, уже в силу одного этого трактуемые им как враги. Между этими полярными противоположностями, между товарищем-другом и инакомыслящим врагом, для Ленина не существовало всей промежуточной гаммы общественных и индивидуально человеческих взаимоотношений, и поэтому политический тезис о возможных совместных действиях с другими партиями и группами в борьбе против общего врага, хотя им поневоле и не отрицался тогда теоретически, но практически оставался пустой фиктивной формулой, которую он не был бы в силах даже и при желании наполнить реальным содержанием...
Но от того ли, что мы сами в большей или меньшей степени, не сознавая, поддавшись влиянию его сектантски фанатического умонаправления, или ежедневная докучливая борьба с ним по другим, казалось, более актуальным вопросам отвлекала наше внимание, только факт тот, и это, справедливости ради я должен признать, что на первых порах, вернее, до самого разрыва с ним на съезде 1903 г., мы не заметили самого, пожалуй, многознаменательного этапа в развитии его общественного мировоззрения. Мы проглядели, как во взглядах этого субъективно преданнейшего адепта учения Маркса исподволь сформировалось представление о партии и ее роли в рабочем движении, которое шло радикально вразрез со всей марксистско-общественной концепцией и противоречило всему духу международной социал-демократии.
А между тем и в своих печатных произведениях того времени, посвященных вопросам организации партии, в особенности в своем известном «Что делать?», и в своих все более учащавшихся практических сношениях с деятелями движения, Ленин систематически и планомерно, шаг за шагом строил свою организацию «профессиональных революционеров».
Эта организация нам представлялась – и в этом заключался наш грех – нормальной организацией социал-демократической партии, лишь приноровленной к условиям подпольного существования в царской России. На самом же деле это был уже эмбрион того коммунистического аппарата, при помощи которого только что освобожденная от царизма Россия была связана по рукам и по ногам новой, не лучшей, а может быть и худшей, чем царская, независимой от народных масс, безответственной бюрократической иерархией.
Именно в те годы «Искры» Ленин дал теоретическое обоснование для той концепции революционного движения и революции, согласно которой массы лишь выполняют послушную роль в руках группы революционеров, сознательного меньшинства, обладателя истины. И, надо сказать, что никто, как Ленин, не был в такой мере приспособлен для миссии полновластного главы подобной диктаторской группы. Ибо никто, как он, не умел так заражать своими планами, так импонировать своей волей, так покорить своей личности, как этот на первый взгляд такой невзрачный и грубоватый человек, по видимости не имеющий никаких данных, чтобы быть обаятельным.
Плеханов, по сравнению с ним, куда более блистал своей даровитостью, куда был шире по образованию, куда был более значителен по уму, способному творчески преодолевать самые сложные вопросы теории. И не только Плеханов, этот основоположник русского марксизма, но и Мартов имел все основания с успехом оспаривать у Ленина его влияние на слагающуюся партию. И, пожалуй, Мартов еще больше, чем Плеханов. Ибо по направлению своих способностей, сосредоточенных на злободневных задачах политики, на нуждах движения, он был более доступен и близок людям, чем теоретичный Плеханов. Бесподобный публицист и многоопытный практик, с 18-летнего возраста окунувшийся в самую гущу борьбы, он чрезвычайно ценился Лениным, и я помню отзыв Ленина, в особенности в 1901 г., когда этот не склонный к чувствительности человек говорил о Мартове с нескрываемым чувством почти восхищения. В партийно же организованной среде трудно было найти другого, более популярного деятеля. К тому же, если Ленин нередко тяготился слишком долгими разговорами даже со своими ближайшими товарищами и искал уединения, то Мартов был положительно неутомим в своем общении с людьми, всегда готовый расточительной рукой сыпать блестки своей вдумчивой и впечатлительной мысли. Он был точно рожден стать средоточием партии, ее воистину излюбленным представителем.
И, однако, ни Плеханов, ни Мартов, ни кто-либо другой не обладали секретом излучавшегося Лениным прямо гипнотического воздействия на людей, я бы сказал, господства над ними. Плеханова почитали, Мартова любили, но только за Лениным беспрекословно шли как за единственным бесспорным вождем. Ибо только Ленин представлял собою, в особенности в России, редкостное явление человека железной воли, неукротимой энергии, сливающего фанатическую веру в движение, в дело с неменьшей верой в себя. Если французский король Людовик XIV мог говорить: государство – это я, то Ленин без излишних слов неизменно чувствовал, что партия – это он, что он концентрированная в одном человеке воля движения. И соответственно этому действовал.
Я помню, что эта своего рода волевая избранность Ленина производила когда-то и на меня впечатление … Производила до тех пор, пока более близкое знакомство с ним не приоткрыло мне, что за этими великими достоинствами скрываются также великие изъяны, отрицательные черты, которые, быть может, были бы уместны у какого-нибудь средневекового или азиатского завоевателя, в лучшем случае у главы старомодного заговора, но отнюдь не у современного социалиста-политика, желающего быть выразителем самодеятельного рабочего движения.
Что и говорить, Ленин был превосходный организатор, но организатор на особый лад. Он умел подбирать вокруг себя расторопных, способных, энергичных, подобно ему волевых людей, людей, безгранично в него верящих и беспрекословно ему повинующихся, но людей без самостоятельной индивидуальности, без решимости и способности иметь свое особое мнение, отличное от мнения Ленина, и тем более способности отстаивать перед Лениным это особое мнение. Естественная и законная во всякой организованной партии дисциплина переходила здесь в полувоенную субординацию. Формировались не кадры социал-демократических деятелей массового движения, а командный состав из агентов партийного центра, диктующий сверху свою волю послушному большинству. Формировался персонал «революционного меньшинства», которому предстояло при счастливой исторической конъюнктуре захватывать власть и быть, во всяком случае, готовым ко всякой авантюре.
Конечно, эти черты не сразу появились на свет в законченном виде, и тем более не сразу, как я уже сказал, нам уяснился смысл этих черт. Но все же и тогда, в те кажущиеся теперь такими далекими годы «Искры», присутствуя при фабрикации и подготовительной тренировке Лениным такого рода «агентов», я не всегда чувствовал себя хорошо. А иногда вместе с другими моими товарищами по редакции я чувствовал себя и совсем уже скверно. Это тогда, когда приходилось убеждаться, что непримиримо строгий к чужим, Ленин «своих», ему нужных «агентов», удовлетворявших его в своем качестве профессионалов, готов был отстаивать со свойственной ему настойчивостью, сознательно закрывая глаза на их личное поведение, на их моральную небезупречность…..
Еще за полгода до съезда 1903 г., на котором произошел партийный раскол, отношения между Лениным, с одной стороны, и Мартовым, и Верой Засулич, и мной – с другой, и прежде натянутые, окончательно испортились. Случайным поводом, раскрывшим нам глаза на этот аморализм Ленина и переполнившим нашу чашу терпения, было исполненное цинизма сопротивление, оказанное им рассмотрению нашей коллегией обвинения, предъявленного пострадавшей стороной против одного из наших ближайших агентов. Для Ленина все такие обвинения, хотя бы они касались вопроса о смерти человека, были только излишней помехой на пути его политических достижений, и, как таковые, их нужно было просто отмести (примечание: речь идет об агенте «Искры» «ленинце» Н. Э. Баумане, который своими бестактными выходками довел влюбленную в него женщину до самоубийства) .
Цель оправдывает средства! ….. В своей личной жизни скромный, неприхотливый добродетельный семьянин, добродушно ведший ежедневную, не лишенную комизма борьбу со своей тещей – она была единственным человеком из его непосредственного окружения, дававшим ему отпор и отстаивавшим свою личность, - Ленин был неукоснительным последователем этого макиавеллевского рецепта политики. Он как нельзя более удачно сумел его сделать основой для деятельности всей той части партии, которая пошла за ним и впоследствии преобразилась из социал-демократии в коммунистическую бюрократию советской деспотии и в авантюристов Коминтерна.
Именно отсюда, от этих первых уроков партийно-житейской мудрости, преподанных Лениным еще четверть века назад и упавших на благодарную почву среды, воспитанной царским режимом, ведет свое начало тот отбор человеческого материала, который под ферулой Ленина собрал так много энергичных, смелых и способных людей, наградив их, однако, в придачу к этим добрым качествам и недобрым – моральной неразборчивостью, часто моральной негодностью и непозволительным авантюризмом. И в этой именно школе аморализма воспитался ныне всесветно известный тип «большевика». Он имел в хаосе войны и ее сопровождавшего разрушения России свой счастливый час. И он имеет теперь, в десятилетнем господстве советской власти, и своего рода моральную Немезиду, как это ни кажется парадоксальным на первый взгляд. Ибо что может быть непригляднее зрелища бывшего революционера так безболезненно легко не только внешне, но и внутренне, психологически, превращающегося в самого вульгарнейшего бюрократа, в «помпадура» новой деспотии, как это в массовом масштабе происходит сейчас с птенцами из когда-то многообещавшего революционного «искровского» питомника Ленина?!
Болезнь и смерть избавили Ленина от печальной участи до конца расхлебать эту кашу, заваренную им. Заваренную им не по Марксу, а именно во славу того аморализма, который представлялся ему таким практически целесообразным и который оказался, в конце концов, несмотря на временные головокружительные успехи, таким непрактичным и страшным по своим последствиям.
1903 г. положил конец моему личному общению с Лениным. Я разошелся с ним вместе с моими другими товарищами по редакции и партии в то время, когда взгляды Ленина на общественное развитие России и на предстоящую ей революцию казались так мало чем отличающимися от взглядов, общих всем нам. Ведь специфические идеи Ленина определились лишь позже: только примерно с 1905 г. датируется первый шаг в его эволюции, за которым второй и решающий относится уже к эпохе мировой войны и последующей катастрофы России.
Но уже в те стародавние времена начало разрыву положено было именно аморальной атмосферой, в которой якобинско-сектантские мотивы Ленина носились еще в эмбриональном виде, но которая делала уже невозможной дальнейшую совместную работу с ним в одной организации. Эта невозможность таила в себе предчувствие растущего, но еще не сформулированного дальнейшего расхождения.
История превзошла все наши тогдашние опасения, превратив нашего аморального бывшего коллегу в рокового человека для России и ее рабочего класса.
На этом я кончаю свои беглые воспоминания о Ленине и ретроспективные размышления о нем, пробужденные этими тенями нашего общего прошлого.
