После похождений майора Дениса Евсюкова, расстрелявшего из пистолета посетителей и сотрудников супермаркета “Остров”, недели не проходит без нового скандала, порочащего сотрудников правоохранительных органов. Служивых обвиняют в убийствах, изнасилованиях, разбое, избиениях, рэкете, в получении взяток, подделке доказательств, в сговоре с мафией…
После вынесения приговора все они попадают отбывать наказание в специализированные исправительные колонии “для своих”, которые в народе именуют “ментовскими зонами”.
Каково сидеть “бээсникам” — “бывшим сотрудникам”, кто многие годы носил в кармане милицейское удостоверение и казенную пушку и сам сажал преступников, узнал спецкор “МК”, побывав в ИК-3, в рязанском городке Скопине, — одной из пяти спецзон для “оборотней в погонах”.
“Светить лицом” здесь не принято
Вдоль забора с колючей проволокой цветет сирень: кремовая, палево-лиловая, светло-фиолетовая, как в ботаническом саду, разная по форме и аромату. Дорожки внутреннего дворика выложены фигурной плиткой. В бетонных чашах бьют фонтанчики. На мини-стадионе — аккуратно постриженный газон. Тренажеры куда разнообразнее тех, что стоят на спортивной площадке для работников уголовно-исполнительной системы по другую сторону “колючки”.
— Санаторий МВД, — шутит кто-то из коллег.
На территории не видно никаких выцветших на солнце транспарантов типа “Найди свою новую дорогу”, “Жизнь без труда — преступление”, которые обычно украшают “строгие” и “общие” зоны.
Оно и понятно, “ограниченный контингент” в исправительной колонии №3 содержится непростой. Все люди серьезные, “из-под погон”, бывшие милиционеры: от простых “пэпээсников”, до старших офицеров, следователи, прокуроры, судьи, таможенники, налоговики, грушники, начальники угро, опера с опытом серьезной агентурной работы.
Все они ранее охраняли порядок и занимали высокие должности, звания и посты. Теперь же они БС — “бывшие сотрудники”, зэки, одетые в черные хлопчатобумажные робы. Зона уравняла их, за исключением разве что сроков наказания и режима: общего, строгого и колонии-поселения.
— У нас можно найти практически любую статью Уголовного кодекса, — говорит начальник колонии Геннадий Баринов, поднявшийся до должности “хозяина зоны” с самых прапорских низов, пропахав с десяток лет в оперативном отделе, причем без интриг, подсиживаний и “волосатой руки” в верхах.
Сидят в “тройке” за экономические преступления, мошенничество, за “нанесение тяжких телесных повреждений”, “превышение служебных полномочий”, за убийства, изнасилования, разбойные нападения, вымогательства, получение взятки. Постояльцы из 24 регионов. Со сроками от 1,5 до 26 лет.
И если в советские времена существовала одна-единственная исправительная колония для осужденных сотрудников правоохранительных органов — в Нижнем Тагиле, теперь их пять: под Рязанью, в Иркутской и Нижегородской областях, в Печорах и в поселке Леплей в Мордовии.
На месте колонии в Скопине ранее располагался лечебно-трудовой профилакторий. “Исправляли” алкоголиков, отправляя работать на шахту №8 и завод ЖБИ. В перестроечные годы “хроников” сослали по месту прописки, а на базе ЛТП создали колонию строгого режима. В лихие 90-е служители закона стали все чаще предприимчиво, с выгодой использовать свое служебное положение. И потекли на зоны люди “из-под погон”. В сентябре 2000-го ИК-3 стала зоной для осужденных правоохранителей — “бээсников”. Ведь попав в обычную зону, пусть даже на сутки, мало кто из них имел бы шанс проснуться утром живым и здоровым... “Прикончить мента выстроилась бы очередь из зэков с заточками”, — консультировал меня в недалеком прошлом один из освободившихся зоновских долгожителей.
Среди первых постояльцев “тройки” был опытный следак, который, видя, как преступники уходили от заслуженного наказания, “от имени Российской Федерации” самолично выносил им приговор.
Отбывал наказание в ИК-3 и один из высоких чинов, по чьим учебникам учились студенты и курсанты юридических вузов. В его арсенале было также пособие “Как выжить в тюрьме”. Оказавшись за решеткой, он внес в книгу существенные поправки и дополнения.
Ныне лимит наполнения “тройки” 1200 человек. На строгом, общем режиме и колонии-поселении содержится аккурат 1200 постояльцев, свободных мест, как говорится, нет.
Я писала о многих колониях и не раз наблюдала, как зэки при встрече с журналистами по команде поворачивались к нам черными спинами и замирали по стойке “смирно”. Таковы были правила.
Здесь же постояльцы с бирками на нагрудных карманах, где указана фамилия, инициалы, номер отряда, даже не опускают глаз. А взгляд у бывших служивых, брр, броню прожжет.
Ни одного хилого, сломленного, махнувшего на себя сидельца я не встретила. Все крепкие, накачанные, в начищенных ботинках, многие в ушитых по спортивным фигурам робах.
Здесь не сидят вдоль забора на корточках, не сверкают фиксами, не режутся “в козла”, не чифирят по-черному. Ложки здесь не называют веслами, а тарелки — шленками. Здесь нет смотрящих и блатных. Неписаные тюремные законы-понятия в режимной зоне не прижились.
Когда навожу фотокамеру на осужденных, играющих в беседке в домино, все дружно отворачиваются. “Светить лицом” в “тройке” не принято. Дети и родственники многих здешних сидельцев уверены, что их отцы и близкие находятся в дальней командировке, “на спецзадании”.
“Загрузить администрацию по полной!”
Солнце отбрасывает тень от сторожевой вышки. С заднего двора доносится злобная перебранка собак. Сквозь витки колючей проволоки просвечивает купол храма святителя Николая Чудотворца. Наваждение исчезает. Понимаем: мы на зоне.
Читаем выбитый на щите распорядок дня, сродни армейскому: подъем в 6 утра, физзарядка, заправка коек, завтрак, развод на работу, рабочее время, обед, вечерняя поверка, ужин, 19.20—19.55 — воспитательные и культурно-массовые мероприятия, на личное время — еще час, в 10 вечера — отбой.
— Никаких льгот, специальных удобств и пайков для наших осужденных не предусмотрено, все регламентировано законом, — говорит полковник внутренней службы Геннадий Баринов.
Заходим в столовую, на удивление, не чувствуем запаха гнили и хлорки, который обычно не выветривается из пищеблоков колоний.
Читаем меню. На завтрак зэкам предлагается: вермишель молочная, хлеб, чай. На обед: щи, каша пшенная с мясом, хлеб. На ужин: картофель с мясом, хлеб, консервы рыбные, кисель.
Заходим в один из отрядов. В комнате выстроились вдоль стен двухъярусные железные кровати, на полках — книги и иконы, на резных тумбочках — горшки с цветами. Никаких “евронар” и “европараш”, а также отдельных номеров и перегородок, все дешево и сердито. Жилые бараки времен пугачевского восстания. Разве что стены выкрашены не в характерный для колоний ядовито-зеленый и коричневый цвета, а в оптимистичный персиковый цвет.
В прошлой жизни сидельцев были подчиненные и статус, они привыкли за собой следить, организованы, поэтому быстрее привыкают к жизни по режиму.
Понятно, что такому контингенту не крикнешь: “Кому не доходит через голову, постучимся в печень!” или “Кто считать не умеет, тому счетные палочки подгоним! Из резины…”
Службу в спецколонии работникам уголовно-исполнительной системы приходится нести как на пороховой бочке.
— Нас могут поднять по тревоге, если назревает драка, и в два часа ночи, и в пять утра, — говорит полковник внутренней службы Геннадий Баринов. — Одно время была напряженная атмосфера, когда сошлись на зоне непримиримые враги — бывшие дудаевские и масхадовские боевики, поддержавшие “газават” с бывшими омоновцами.
— Наши осужденные умны, изворотливы, “себе на уме”, за плечами почти у каждого высшее образование, а то и не одно, — продолжает Геннадий Баринов. — В глаза будут улыбаться, а что творится на душе — потемки. Простые зэки более искренние. Наши же по любому поводу строчат жалобы прокурору. Думают, надо администрацию загрузить по полной программе, пусть отписывается и нас побаивается.
— Вот ты защищен? — спрашивает начальник колонии у своего зама по воспитательной работе Виталия Иванова.
— Нет, — с готовностью отвечает тот.
— А за каждым нашим осужденным стоят родственники, прокуроры, адвокаты… Вы не представляете, сколько правозащитников здесь перебывало!
Даже за “колючкой” многие из постояльцев “тройки” продолжают подсознательно считать себя ближе к администрации колонии, чем ко многим из товарищей по заключению.
“Оперу работы в белых перчатках не сделать”
— Мы все-таки из одного окопа, — говорит 39-летний Хасан Вашаев, работавший старшим инструктором по боевой физподготовке чеченского ОМОНа. — Такое ощущение, что в нашей колонии собрана вся элита России, лучшие мозги. И опера, и адвокаты, и прокуроры — все порядочные и воспитанные люди. Все “подвешены в законах, в сыске”. Бывает, что пропадает какая-то вещь в отряде, так наши умельцы до того тщательно расследование проведут, моментально вычислят, кто украл, в какое время, при каких обстоятельствах. Появление “крысы” у нас большая редкость. Вот у меня четыре года дорогие часы лежат на тумбочке, никто их не трогает.
Хасан осужден по трем статьям: за похищение гражданина Израиля с целью получения выкупа, превышение служебных полномочий и сопротивление при задержании.
— Мое уголовное дело смотрел бывший заместитель прокурора Краснодарского края, у него 29 лет стажа, так он был в шоке: как могли меня посадить, когда не было даже заявления от потерпевшего?
Хасан говорит, что дело на него “состряпали”, 14 лет дали потому, что не признал вину. Послушаешь — в ИК-3 все сплошь жертвы “судебных ошибок”, “подстав”, “заказов”.
Бывший полковник, оперативник уголовного розыска 56-летний Андрей Аржаной, за плечами которого академия МВД, тоже считает, что дело против него сфабриковали.
— Тормознули фуру, которая подрезала нашу машину, тут же налетели сотрудники ФСБ. Фура была в разработке. Нам вменили, что мошенническим путем мы пытались завладеть контрабандным грузом, находящимся в машине. По совокупности с “превышением должностных полномочий” дали срок 6 лет. Оперу работы в белых перчатках не сделать, он всегда ходит на грани — шаг вправо, шаг влево... и ты уже “оборотень”!
— По статьям 285, 286 за “превышение служебных полномочий” можно посадить на раз, — соглашается начальник колонии Геннадий Баринов.
Радислав Демченко на воле работал в ГАИ Московской области.
В Балашихе пьяная компания, выезжая из кафе, совершила столкновение с его машиной.
— Вдобавок ко всему меня решили избить, я был вынужден применить травматический пистолет, — рассказывает Радислав. — Через три часа один из нападавших умер, я ему попал по касательной в голову. Получил 7 лет строгого режима.
Еще в “тройке” уверены, что бывшие сотрудники милиции получают за то же преступление, что совершают гражданские, гораздо больший срок.
— Я был сотрудником милиции, у меня было два так называемых подельника, — говорит Хасан Вашаев. — Мне дали 14 лет, они получили по 8 и по 9. Мне сказали: “За национальность 5 лет имеешь”. Вот такая привилегия.
После полутора лет в Бутырке с 22 кроватями на 60 человек, сна в три смены ИК-3 показалась Хасану раем. Удивило, что в “ментовской” зоне сидят осужденные за изнасилования, в том числе малолетних детей.
— Один такой мой земляк, я его не признаю, руки никогда не подам. А еще у нас есть “фашисты”, у кого полно наколок со свастикой. Как люди с нацистским мировоззрением могли работать в милиции? Что и кого они защищали?
— У вас с ними стычек не было в колонии?
— Они к чеченцам хорошо относятся, мотивируют это тем, что Гитлер к ним претензий не имел. У императора Николая II, оказывается, охрана была из чеченцев, они на Коране поклялись защищать его до конца и слово свое сдержали, все погибли, отстреливаясь от большевиков. “Фашисты” со мной здороваются, говорят: “Хайль Гитлер”, — я им в ответ: “Гитлер капут!”
“Швейка” уравняла все уставные отношения
Тюремный мир тесен. Обитатели ИК-3 встречают на зоне немало коллег и знакомых.
— Приехал — увидел, здесь “квартируют” ребята из нашего подразделения, — говорит Радислав Демченко. — На воле десять лет не могли собраться с сокурсниками, а в “тройке” встретились.
Хасан Вашаев также свиделся в ИК-3 со своим бывшим сослуживцем, получившим 8 лет за разбой.
— Отмечают на зоне День милиции, День работника прокуратуры?
— Я сам удивляюсь: казалось, человека предали, сдали свои же, кто стал неугоден начальству, а ребята службу все равно вспоминают с удовольствием. Милиционер, оперативник — это же не профессия, а образ жизни. О профессиональных праздниках вспоминают и за “колючкой”.
— И злятся, и поздравляют друг друга, — говорит Геннадий Баринов. — Бывает, приходят, спрашивают: “Почему меня по приговору лишили наград? Я же их получил в районе боевых действий — в Чечне и Ингушетии”. Что я мог ответить и тем осужденным, которые задавали вопросы: “Боевиков и военнослужащих федеральных сил амнистируют. А почему нас не освобождают?..”
Дни в колонии тягучие, как местный кисель. Каждое утро начинается “день сурка”: события прокручиваются по одному сценарию… Срок отстукивает в унылой промзоне пронумерованная швейная машинка. “Отрицаловкой” здесь и не пахнет, осужденные сами просятся на работу. При этом и в отрядах, и на производстве сидельцы поддерживают порядок собственными силами.
В ИК-3 бывшие опера, спецназовцы, прокурорские, особисты в столярке сколачивают беседки, делают тротуарную плитку и шьют спецодежду. За бывшим сержантом — затылок в затылок — сидит бывший полковник, один пришивает к куртке карманы, другой — втачивает в пройму рукава. “Швейка” уравняла все уставные отношения. Но делать монотонную работу не всем под силу.
— Я, как боевой офицер, умею нажимать на курок, он только в одну сторону стреляет. А швейная машинка туда-сюда, у меня нервы не выдерживали, — говорит Хасан Вашаев. — Пошел на прием к директору промзоны, объяснил ситуацию, меня посадили на оверлок, там строчить нужно только в одну сторону. Полегчало. 1,5 года проработал — и меня перевели в медицинскую часть, теперь совмещаю должности завхоза и санитара. Помогаю переносить больных. Здоровье есть, дух есть, страх потерял в Чечне.
“Я здесь прозрел”
На зоне, как на подводной лодке, спрятаться негде. Недостаток пространства в тюрьме возмещается избытком времени. Здесь я не услышала обычную зэковскую присказку: “У нас — как на Марсе. Следы есть, а жизни никакой”. Почти все постояльцы ИК-3 занимаются самообразованием и спортом.
— Рукопашным боем в колонии заниматься нельзя, мы упор делаем на культуризм, бегаем по утрам по 7 километров, — говорит Хасан.
Бывший старший оперуполномоченный уголовного розыска 35-летний Владимир Бадунов нашел утешение в вере.
— У меня срок — 12 лет строгого режима, в колонии пятый год. Осужден за то, что своему негласному агенту, не имея на то разрешения, выдал наркотики. Потом мне еще многое что приписали. Слава богу, что все это произошло. Я здесь прозрел, стал старостой православной общины, ставлю свечи за здравие друзей и врагов моих. На исповедь у нас собирается по 35 человек. Здесь же, в храме святителя Николая Чудотворца, я в 2007 году венчался со своей женой Еленой. Господь Бог даровал нам сына Ивана.
Самых примерных, передовиков производства, психологически изученных, могут из колонии отпустить в отпуск домой. Таких счастливчиков — по 30 человек в год.
— Мне тоже еще бывший начальник зоны Головин предлагал: “Поедешь в отпуск?”, — рассказывает Хасан Вашаев. — Я ему честно сказал: “Я два раза из армии в отпуск домой приезжал, ехать обратно не хотел. Мне еще 12 лет сидеть. Если сейчас поеду на родину, “за колючку” больше не вернусь!”
Хасана ждет дома жена Зема и три дочери: Зама, что означает “время”, Зарина — “восход солнца”, Икамат — “призыв к молитве”. Самой младшей только исполнилось шесть месяцев. Она была зачата в одной из комнат, предназначенных для длительных свиданий.
Недавно у бывшего омоновца Вашаева был день рождения. Друзья — сплошь полковники — скинулись и подарили имениннику игрушечный джип “Мерседес-Гелендваген”, которым можно управлять с помощью пульта дистанционного управления.
— Вперед-назад ездит, повороты делает, — радуется как ребенок сиделец. — Потом с тортом и двумя бутылками кваса посидели с ребятами, отметили по-хорошему.
Для праздничных, безалкогольных застолий на территории колонии есть небольшое кафе. Барменом при нем состоит бывший юрист первого класса Павел Бабьяк, осужденный за убийство по статье 105. Здесь же можно посмотреть на видеоплеере любимый фильм. Неизменно популярностью пользуются старые комедии, фантастика, а вот детективы сидельцы, снятые, по их мнению, сплошь дилетантами, не жалуют. Для каждого из них судьба написала свой детективный сюжет.
Радостей в колонии немного. Одна из них — отовариться в местном магазине. Ассортимент и цены продуктового ларька за колючей проволокой мало чем уступают столичным супермаркетам.
— Заказываем разрешенные продукты по заявкам осужденных, — говорит бывший оперуполномоченный Николай, осужденный за “покушение на убийство” и единственный, кто признался в совершении преступления. — Большим спросом пользуется чай, кофе, тушенка и сладкое: печенье, пряники, конфеты, мороженое.
На полках я не приметила дешевых сигарет типа “Примы”, “Явы”, “Ту-134”, сплошь — Parliament, Marlboro, Winston.
Бухгалтерия ведется на компьютере, сумма покупки списывается с лицевого счета сидельца.
— У наших осужденных не потеряны социальные связи, — говорит начальник колонии Геннадий Баринов. — У многих есть родственники в погонах, почти всех навещают матери и жены. Этим же объясняется и очень скромный процент рецидива. Второй раз к нам возвращаются редко.
50% сидельцев освобождается из колонии условно-досрочно, 50% — по окончании срока. Чтобы выйти из зоны досрочно, необходимо на выездной сессии суда признать свою вину. И чем ближе УДО — тем меньше “отказников” и больше раскаявшихся.
Многие после освобождения хотели бы вернуться работать в “органы”. Но путь им туда заказан, поэтому оседают бывшие обитатели скопинской колонии в основном в различных юридических конторах.
Хасан Вашаев уверяет, что его ждут не дождутся в отряде особого назначения: “У нас в Чечне — судимый, не судимый — не имеет никакого значения. У нас главный враг — ваххабизм, его надо истребить в корне”.
— Я помню подполковника из Ростова, после освобождения он добился реабилитации, вышел на прежнюю работу, надел погоны, а через неделю ушел, — подводит итог начальник колонии Геннадий Баринов. — Для него это был вопрос чести. Служить в системе, которая “сдала его”, он не хотел. Слишком велико было разочарование.
Мало кто знает, что существует четкое разграничение закона воровского и тюремного. Так, под первым понимается установленный в определенных кругах свод неписаных правил и норм поведения, который является обязательным для так называемых воров в законе. А что же такое тюремные понятия и законы?
Тюремный закон
Конечно, никому не пожелаешь на собственной шкуре прочувствовать, что это такое. Но если уже «дело сделано» и человек направляется по этапу, то есть в места лишения свободы, ему стоит выяснить, что же такое тюремные понятия и законы воровские.
Естественно, что четкого, где-либо прописанного термина не существует. Исходя из устоявшихся негласных правил, тюремный закон - это правила и традиции, обязательные для всех без исключения заключенных. Именно указанные нормы регулируют отношения среди лиц, отбывающих наказание.
Таким образом, тюремный закон - это лишь определенная часть Отличие их лишь в том, что первый - обязаны соблюдать абсолютно все осужденные и заключенные. А вот конкретные нормы воровского закона соблюдаются только «коронованными» ворами и заключенными, стремящимися получить указанный «статус».
Какой он, закон тюремный?
Тюремные понятия и законы, запретыстрого соблюдаются «правильными» арестантами. По сути, смысл правил поведения в местах лишения свободы такой же, как и нормы жизни на свободе. Просто заключенные выражают это на своем, им более понятном, языке (или жаргоне).
Итак, основные тюремные понятия и законы заключенных сводятся к следующему:
Выделять долю в общак, то есть уметь делиться, отдавать свое.
С почтением относиться к старикам, родителям.
Не стучать, то есть не доносить на других заключенных администрации колонии или тюрьмы.
Не «крысятничать», то есть не воровать у своих.
Не предъявлять обвинения без наличия на то оснований, доказательств.
Не материться, не оскорблять без причины (удивительно, но в местах лишения свободы запрещено нецензурно выражаться).
Отвечать за свои слова. Это означает, что нельзя просто пригрозить кому-то: если уж сказал, так нужно делать. Никаких изменений ситуаций, или «нечаянно» в не существует.
Все вышеперечисленные законы являются достаточно жизненными и человечными, а также легко применимыми (с некоторыми поправками) в повседневной жизни на свободе.
Есть и такие тюремные законы и понятия, правила, которые обычному человеку понять достаточно сложно. К примеру, нельзя вмешиваться. Так, если один заключенный решил покончить жизнь самоубийством, отговаривать его остальным осужденным нельзя. Если он просит лезвие (чтобы перерезать вены или горло) - его дадут.
Странным для законопослушного гражданина будет и то, что в тюрьме запрещается поднимать что-либо с пола. Даже если у заключенного на пол упала шапка, поднимать и тем более носить ее дальше уже нельзя.
«Преступление и наказание»
Несоблюдение норм тюремного закона не пройдет бесследно ни для одного из заключенных. При этом не имеет значения, относится ли арестант к тюремной «элите» или же входит в самую непочетную группу «сидельцев».
За нарушение установленных правил провинившийся осужденный (тот, который «накосячил») может быть подвергнут:
Избиению.
Удару по ушам (дать по ушам - означает перевести заключенного из «касты блатных» в более низшую, то есть в категорию «мужиков»). Сделать это может только вор в законе или осужденный, имеющий такой же статус.
Перелому конечностей - руки и ноги ломают, как правило, лицам, не вернувшим карточный долг (а он на зоне считается святым), а также тем, кто без каких-либо на то причин сам избил сокамерника.
Насильственному акту мужеложства, после которого заключенный автоматически попадает в самую презираемую «касту опущенных»; данный вид наказания широко распространен в местах лишения свободы, где отбывают наказания несовершеннолетние преступники, а также на зонах общего режима. В тюрьмах строгого и особого режима данные случаи встречаются крайне редко.
Символическому акту мужеложства (на зоне это выражение заменяется понятием «парафин» и заключается в проведении половым органом по губам провинившегося). Сам половой акт при этом не происходит, однако осужденный также переводится в категорию «петухов».
Убийству (данный вид наказания применяется достаточно редко и только за совершение особо серьезных поступков). К примеру, убить заключенного могут за крупное воровство из общака или за доказанную связь с правоохранительными органами. При этом решение об убийстве никогда не принимается единолично кем-то из арестантов.
Виды тюремных понятий
Понятия - это правила, своего рода кодекс чести. Условно все существующие тюремные понятия и законыподразделяются на две большие группы:
Положительные, то есть те, которые, по мнению заключенных, являются правильными и приемлемыми для них самих;
Отрицательные - те, которыми руководствуются низшие категории «зеков» (они по этой причине и попадают в касты «петухов», «козлов» и прочие).
Положительные понятия, в свою очередь, делятся на людские и воровские. А отрицательные - на «гадские» и ментовские (полная противоположность воровским).
Понятия - фундамент взаимоотношений?
Именно на понятиях выстраиваются отношения лиц, отбывающих наказание. В основе их общения лежат понятия людские. Именно их придерживаются так называемые порядочные арестанты, а также иные «касты» заключенных, речь о которых пойдет ниже.
Есть и те, кто следует гадским понятиям, являющимся абсолютной противоположностью людским. Обычно это «крысы», «курицы» и «беспредельщики» - то есть заключенные, совершившие достаточно значимый для заключенных проступок. Это может быть кража чего-либо у своего же сокамерника, донос на другого заключенного сотрудникам тюрьмы или колонии, а также безосновательное избиение арестанта.
Колонии и тюрьмы - это места лишения свободы, в которых не прощаются ошибки. В связи с этим заключенный, нарушивший нормы «людского» сосуществования, лишается возможности искупить свою вину. Такой арестант на протяжении всего срока заключения, скорее всего, будет подвергаться унижениям и издевательствам со стороны сокамерников.
Таким образом, тюремные понятия и законы, правила поведения являются платформой, на которой строятся взаимоотношения между заключенными. При этом людские понятия, по смыслу, направлены на самопожертвование, стремление к взаимопомощи, сочувствие, человечность и взаимопонимание. Тогда как гадские являются полной противоположностью и основываются на желании удовлетворить только свои потребности и интересы, поставить себя выше остальных.
Основные понятия
Многие тюремные понятия и законы уже плавно вошли в жизнь на воле. В современном обществе довольно часто можно услышать такие термины, как «косяк», «западло», «параша», «предъявить», «душняк», «рулить», «фуфлыжник» и многие другие. Причем не всегда лица, использующие в своем лексиконе тюремный жаргон, знают правильное значение понятий.
Так, не все знают, что термин «душняк» означает создание невыносимых для нормального существования условий. А «косяк» - это непросто случайная оплошность, а серьезное нарушение тюремного закона.
Вообще, практически все часто употребляемые в обычной жизни слова на зоне обозначаются «своими» терминами. Например, уличный разбой - это «гоп-стоп», убийство - «мокрое дело», язык - «метла», особо опасный рецидивист - «особняк», тюремный коридор - «продол», выяснение отношений - «разборка», сбежать или скрываться - «сесть на колеса» и другие.
Без знания тюремной терминологии заключенному практически невозможно существовать в местах лишения свободы. Поэтому если осужденный не хочет иметь лишних проблем - он, как правило, еще находясь в следственном изоляторе, начинает постигать «блатной язык». Ведь без знания специфической тюремной терминологии нельзя понять, к примеру, выражение: «Смотрящий с мандатом предъявляет авторитетным блатным». В «переводе» на простой язык оно означает, что «главный на зоне передает важную информацию, содержащуюся в записке, почитаемой и уважаемой на зоне группе заключенных».
Таким образом, тюремные понятия и законы воровские (а точнее, тюремные) являются обязательными знаниями, которые заключенный приобретает, еще находясь в местах предварительного заключения (СИЗО).
Однако осужденному необходимо знать не только тюремные понятия и законы, правила поведения, но и так называемые касты, то есть категории заключенных (в одну из которых сам осужденный обязательно будет входить).
Тюремные «касты»
Не бывает арестантов, которые не входили бы ни в одну из категорий заключенных. Все лица, содержащиеся в местах лишения свободы, условно подразделяются по группам или, как говорят сами заключенные, «кастам». Переход из привилегированной категории в более низшую категорию возможен (например, в связи с совершением какого-либо поступка, который тюремные понятия и законы, поведение зековотносит к «косяку»). А вот переход из низшей в высшую - исключен.
Итак, существует четыре основных тюремных «касты»:
- блатные;
- мужики;
- козлы;
- отверженные.
Первая «каста» - блатные. Это так называемые профессиональные преступники со стажем. Сами представители этой группы себя блатными не называют, а употребляют такие понятия, как «братва», «арестанты», «бродяги», «путевые».
Указанная группа является верхушкой иерархии, попасть в которую может далеко не каждый. Существуют строгие требования к заключенным, входящим в данную «касту». Так, «бродягой» никогда не станет тот, кто на воле занимал руководящие должности, имел какое-либо отношение к структурам власти, служил в армии. Не попадут в «касту» и те, кто работал в сфере обслуживания (к примеру, официантом, доставщиком, таксистом).
Несколько десятилетий назад «блатные», находясь на свободе, вообще не должны были работать ни дня. Также им запрещалось жениться, выполнять обязательные работы на зоне. Сейчас эти требования в большинстве тюрем не применяется.
Помимо «чистой» биографии и статуса профессионального преступника, заключенный, желающий попасть в эту «касту», должен соблюдать абсолютно все тюремные понятия и законы, традиции.
Блатные обладают на зоне и в тюрьме (или как говорят сами заключенные, «на тюрьме») огромной властью. Именно они решают все конфликтные ситуации и споры, возникающие между заключенными, следят за тем, чтобы никто из осужденных не был безосновательно обижен или унижен.
Имеют представители этой группы и особые привилегии. Так, они могут не работать и самостоятельно принимать решение о том, что из так называемого общака можно оставить себе.
Именно из этой «касты» выбирается «пахан» - главный на зоне. При этом если в тюрьме есть признанный «вор в законе», то указанную «должность» обязательно занимает он. К слову, «воры в законе» - это привилегированная, высшая группа заключенных. В нее входят лишь признанные преступным миром нарушители закона, соответствующие всем вышеперечисленным требованиям.
Если же на зоне нет «вора в законе», то туда направляется лицо, исполняющее его обязанности, то есть «смотрящий». Он выполняет все функции «пахана».
В настоящее время в некоторых местах лишения свободы так называемые паханы негласно сотрудничают с администрацией колонии: они наводят на зоне такой порядок, какой необходим руководству. Начальство колонии за такое вот сотрудничество на многое закрывает глаза: к примеру, на то, что к «пахану» попадает водка, анаша и прочее.
Стоит отметить, что развитие рыночных отношений в стране не обошло и места лишения свободы. С недавних пор «вором в законе» можно стать за деньги, то есть купить это звание. И, несмотря на то, что тюремные понятия и законы ясности никак не стыкуются с этим фактом, исключать его все же невозможно. Таких вот новоиспеченных и не очень идейных воров в законе называют «апельсинами».
Кого на зоне больше?
Каста «мужики» - самая большая, и в нее, как правило, входит около 60-70 процентов всех заключенных. В указанную группу входят самые обычные заключенные, которые отбывают наказание за незначительные (по меркам преступников) наказания: драки, небольшие кражи и другие аналогичные деяния.
«Мужики» правом голоса на «разборках» не обладают, никакие решения на зоне не принимают, словом, просто отбывают свой срок, стараясь никуда не вмешиваться, и после освобождения планируют вернуться к жизни обычного законопослушного гражданина.
Кто такие «козлы»?
Следующая каста - «козлы». В нее входят заключенные, которые по своей воле либо по принуждению сотрудничают с администрацией лагеря. Они могут занимать должность библиотекаря, завхоза, коменданта зоны, то есть любую должность, которая фактически имеется в штате
Попадают в эту группу лица, отбывающие наказание как по собственной инициативе (например, чтобы в личном деле администрация написала, что осужденный встал на путь исправления) или по воле администрации колонии. Так, заключенного могут уговорить, запугать либо заставить работать на благо администрации тюрьмы.
Отказаться от указанной работы бывает крайне сложно, поэтому многим заключенным остается только смириться со своей участью и выполнять указания начальства колонии.
Остальные осужденные к представителям данной «касты» относятся отрицательно: их считают определенными «предателями». И это неслучайно, ведь многие «козлы» сообщают администрации тюрьмы обо всем, что происходит среди заключенных, то есть, говоря их языком, «стучат».
«Козлов» не допускают до «общака», но при этом остальным лицам, отбывающим наказание, можно с ними здороваться, разговаривать, прикасаться к ним.
Самое ужасное
Последней и по счету, и по статусу является каста «опущенных». Лиц, в нее входящих, еще называют «петухами», «обиженными» и прочими аналогичными терминами. Попадают в данную группу те заключенные, которые были «опущены» (при этом совсем не обязательно должен произойти акт мужеложства; процесс этот может быть выполнен и чисто символически).
Тюремные понятия и законы не для этой категории осужденных. Их на зоне вообще не считают за людей. Так, к ним запрещено прикасаться (если какой-то предмет нужно передать «опущенному» - его просто кидают на пол, чтобы заключенный его поднял), они пользуются отдельной посудой, им нельзя трогать вещи других осужденных. В общем, они живут обособленной группой, не имеющей никаких прав.
Статистика показывает, что больше всего заключенных попадает в указанную группу на зонах, предназначенных для малолетних заключенных. Там главенствуют свои тюремные понятия и законы, обязаности, и порой даже более суровые, чем в настоящих тюрьмах и «взрослых» лагерях.
Эпилог
В местах лишения свободы жизнь не останавливается. Она продолжает течь… Просто имеются определенные тюремные понятия и законы. Книга, которая содержала бы в себе все нормы поведения заключенных, до настоящего времени не написана. И вряд ли такая вообще когда-нибудь появится.
Несмотря на множество нюансов и поправок, лагерная жизнь все же строится на общепризнанных принципах: не укради, не доноси, не ври, не преступай установленные нормы и порядок общения между заключенными.
Тюремные понятия и законы, советы бывалых арестантов - то, что помогает осужденному адаптироваться в тюрьмах и лагерях. Следуя установленным нормам поведения и общения, «сиделец» сможет обзавестись на зоне «крепким тылом», «корешами» и находится в относительной безопасности.
Также выполняя все «предписания», лицо (если у него, конечно, есть такое желание), сможет добиться определенных «высот» в лагерной жизни и даже войти в категорию привилегированных арестантов.
Уважая тюремные понятия и законы, советы «авторитетных» заключенных, осужденный, попавший в места лишения свободы, скорее всего, сможет найти с «братьями по несчастью» и не станет изгоем. И как бы странно это ни звучало, «преступники - тоже люди», большая часть из которых придерживается правила: «в любой ситуации нужно оставаться человеком».
Пальма первенства, среди презираемых сидельцами профессий, принадлежит службе в правоохранительных органах. На блатном жаргоне ее называют «мусорской работой». На протяжении всей истории работники полиции и преступники были врагами, и понятно, по какой причине. Если же человек работал в сфере, которая каким-либо образом касается государственной службы, то относиться к нему арестанты будут терпимо. Правда говоря, рассчитывать на «åкарьерный рост» в пределах тюрьмы он точно не сможет.
Что касается работы охранником
Если посетить какой-нибудь форум, посвященный воровской тематике, то можно увидеть, что здесь обсуждается отношение к той или иной специализации на воле. По большей части гражданские профессåçии считаются åлегитимными» среди воров в законе, но вот уважения они не заслуживают. Если, к примеру, человек работал на воле охранником или официантом, то в тюрьме он может рассчитывать на статус «работяги» или «мужика». Именно благодаря их труду, но никак не авторитету, зона и существует.
Арестантов, которые в обычной жизни работали в сфере услуг, преступники не уважают. Их называют «халдеями», «шнырями » или «шестерками». Но, относиться к ним в неволе будут снисходительно. Если же бывший таксист или швейцар занимался на прежнем месте трудовой деятельности «крысятничеством» или «стукачеством», то его могут опустить до «петуха» или «шныря «. Многое зависит от того, насколько серьезным был проступок.
Скрыть информацию о деяниях на свободе, которые не уважают в неволе, затруднительно. Она быстро доходит до арестантов, а некоторые уголовники, являющиеся отличными психологами, и вовсе могут узнать ее от человека, войдя к нему в доверие.
На форумах часто задают вопросы относительно службы охранником. Консерваторы и радикалы воровского мира считают, что работать им западло. Ведь вор должен воровать, но ни в коем случае не охранять чужое добро. Либералы считают, что охраннику не место в блатном мире, но и предъявлять ему что-то нельзя за такую работу.
Немного иначе обстоит ситуация с людьми, которые прошли срочную службу во внутренних войсках. Их именуют, как «краснопогонников». На некоторых зонах к таким осужденным отношение крайне отрицательное. В других «местная администрация» не трогает их. Считается, что «краснопогонник» не по своей воли пошел в армию, а отправлен был туда принудительно.
Зачастую людей, прошедших срочную службу, в зоне определяют как «мужиков». Но, это возможно только в том случае, если новоиспеченный арестант поставит себя и не даст опустить вниз по иерархической лестнице до петуха.
Что касается адвокатов, то довольно-таки сложно однозначно сказать, что их ожидает на зоне. С одной стороны они защищают преступников и даже воров в законе. Но, адвокатом может быть бывший «мент» или прокурор и тогда на уважение ему рассчитывать не придется. Если же адвокат будет помогать братве на зоне, к примеру, подавать судебные иски и писать жалобы, то он будет сидеть «ровно» и даже может рассчитывать на некоторое покровительство со стороны воровского мира. Яркий пример адвоката, вольготно чувствующего себя на зоне, это Дмитрий Якубовский .
Завидной точно нельзя назвать участь человека, попавшего в тюрьму и, имевшего отношение к профессиям, пропагандирующим нетрадиционную сексуальную ориентацию. Аналогичное можно сказать и о бывших натурщиках, танцорах и стриптизерах. Арестанты относятся к ним с пренебрежением.
Где сидят «бээсы «
«Бээсы » — это бывшие сотрудники постовой службы, судьи, прокуроры, работники ФСИН , судьи и военнослужащие. Они содержатся в специальных тюрьмах, которых около десятка в стране. Меньше всего на таких зонах судей, которые редко попадают в места лишения свободы.
Причем в тюрьмы для сотрудников государственных учреждений попадают даже те, кто хотя бы месяц проработал рядовым сотрудником полиции. На зонах, где сидят «бээсы «, не действуют блатные порядки. Генералы и лейтенанты находятся на равных условиях. Каждый «бээс » считает, что попал на зону по ошибке.
Бывших работников правоохранительных органов никогда не посадят в тюрьму с обычными заключенными. Ведь их могут «пришить» в первые же сутки пребывания.
«Шестерка» – колония строгого режима, расположенная под Самарой, считается образцово-показательной. Здесь «без отрыва от производства» можно окончить среднюю школу, ПТУ и даже получить – заочно – высшее юридическое образование. Там выступали Розенбаум и братья Запашные. Осужденные играют тут в футбол и ставят спектакли в самодеятельном тюремном театре, руководит которым… заслуженный артист России, отбывающий наказание. А на прошлогодний День Победы перед мемориалом, посвященным памяти павших героев, зэки с песней прошли торжественным маршем, переодевшись в форму солдат Великой Отечественной. И так здорово у них это получалось, что у офицеров, стоявших на трибуне, рука невольно тянулась к козырьку…
Чужие среди своих
Между тем в строю, печатавшем шаг, тоже были бывшие офицеры. Они и добились от зэков блестящей строевой выучки. Из «шестерки» по УДО (условно-досрочное освобождение) недавно вышел бывший окружной начфин, осужденный за растраты и злоупотребление служебным положением. Сидели здесь и экс-военкомы, погоревшие на взятках, и другие высокопоставленные в прошлом должностные лица в погонах.
На зоне не принято афишировать свое армейское прошлое. Она выравнивает всех по собственному ранжиру. Возможно, поэтому мне не удалось обнаружить среди зэков, имевших отношение к армии, никакой профессиональной касты. Хотя в колонии, по словам исполняющего обязанности начальника отдела воспитательной работы с осужденными капитана внутренней службы Сергея Гипика, они живут все-таки обособленно, в общей тюремной массе выделяясь дисциплинированностью, исполнительностью и определенной житейской мудростью.
Соблюдение распорядка дня или правильная заправка кровати для них не такая «пытка», как для отвязного, взросшего на уголовных понятиях молодняка. Однако разными путями информация об их «боевых заслугах» все-таки просачивается в массы, и слова «полковник» или «прапорщик» становятся элементом тюремного сленга. Некоторые из осужденных, впрочем, никогда и не служили. Для этих что армейские, что милицейские погоны – все едино. На этой почве, бывает, случаются какие-то заморочки, но локального, так сказать, характера.
В целом же отношение к бывшим военным за «егозой» (так называют здесь колючую проволоку) со стороны основной массы осужденных вполне нормальное. Наверное, этим объясняется и то, что для них не предусмотрено, как для сотрудников правоохранительных органов, отбывание наказания в отдельной колонии. Хотя кое-кто чуть ли не с ностальгией вспоминает времена, когда армейские и флотские офицеры сидели отдельно. Как бы подчеркивая свою чужеродность тому специфическому контингенту, который только и может «по фене ботать», для которого «ходки» на зону привычны, как смена времен года.
Желание подчеркнуть это, думается, вполне естественно. Можно представить, как скребут кошки на душе у людей, еще вчера носивших офицерский мундир, а ныне облаченных в тюремную робу с биркой. Вчера отдававших приказы и распоряжения, а сегодня вынужденных 24 часа в сутки жить под пристальным надзором рядом с пацанами, которым в отцы годишься. И до которых у настоящих отцов, видать, руки не доходили.
У кого-то, особенно поначалу, на этой почве возникает чувство безысходности, отчаяния. Кто-то не может вписаться в иерархию тюремных отношений, которые изначально чужды офицерскому менталитету. А кто-то не принимает негласные законы уголовного мира, не вступая с ним в открытый конфликт, а просто замыкаясь в себе. Здесь ведь многое зависит и от того, как себя поставишь. Человек с сильным характером, крепкой армейской закалкой не сломается и на зоне. А слабак…
Многое зависит и от администрации колонии.
- Каких-то привилегий у бывших военнослужащих нет, – рассказывает заместитель начальника «шестерки» по безопасности и оперативной работе подполковник внутренней службы Мурат Давлетов. – Но уважение к офицерам и прапорщикам, преступившим закон, сохраняется и здесь. Они помощники администрации, наши союзники.
Неожиданное появление на зоне корреспондента «Красной звезды» для этих людей – своеобразный привет из прошлого. У них моментально теплеют глаза, кто-то пускается в воспоминания... Кажется, что служба – единственное светлое пятно в их искореженной жизни. Рассказывать о своей армейской биографии они готовы часами. Рассказывать тепло, с удовольствием. Это их прошлое, от которого они никогда не откажутся. И почему-то здесь, на зоне, избитые слова об армии как о школе жизни воспринимаются иначе. Может, потому, что зэкам ни к чему лицемерить?
Кстати, на зоне бывшие армейские офицеры не только сидят, но и служат. И служат, по словам начальника Главного управления исполнения наказаний (ГУИН) Минюста РФ по Самарской области генерал-майора внутренней службы Валерия Яковлева, весьма неплохо. Таких офицеров здесь едва ли не треть. Приходят они в ГУИН, попав под сокращение в Вооруженных Силах или в результате каких-то жизненных обстоятельств. Но приживаются в новой системе порой даже лучше вчерашних милиционеров. Как правило, люди это опытные, знающие. Помыкавшись на «гражданке», многие из них снова решают послужить. (К тому же в ГУИН есть такой мощный стимул, как выслуга лет из расчета год за полтора.) К примеру, начальником автотранспортного цеха в «шестерке» недавно стал бывший зенитчик. Замом по коммерции (без нее и на зоне сегодня не обойтись) – тоже бывший войсковой офицер. Один из заместителей начальника областного ГУИН – также воспитанник армейской школы. Даже начальник пресс-службы – бывший сотрудник окружной газеты «Солдат Отечества». А следственный изолятор в Сызрани вообще едва ли не целиком укомплектован бывшими вертолетчиками! Так что кадровая подпитка со стороны Минобороны здесь довольно ощутимая.
Востребованы по ту сторону «егозы» и способности осужденных военнослужащих. Бывший начфин округа, полковник, был неплохим диспетчером на производстве. Бывший военный строитель, капитан, за время нахождения на зоне в качестве прораба возвел в «шестерке» штаб. (Кстати, после выхода на свободу он открыл свою фирму и даже заказывает в колонии производимые здесь стройматериалы.) Кто-то работает мастером в цеху. А кто-то, окончив в колонии ПТУ, стал профессиональным штукатуром или резчиком по дереву.
Сверхзадача администрации состоит в том, чтобы годы, проведенные за «егозой», стали не просто наказанием, а своеобразным чистилищем, пройдя через которое люди вернулись бы к нормальной жизни. И у многих, особенно из числа бывших военных, это получается. Не случайно ритуал освобождения из банальной формальности превращается в разговор по душам. Вчерашние зэки благодарят за уважительное, человеческое отношение к ним. Представители же администрации желают только одного: чтобы по эту стороны «егозы» они больше ни с кем не встретились…
А вот на должности, не связанные с производством, вчерашних офицеров назначают редко. Здесь больше играет роль тот уголовный «авторитет», который позволяет общаться с массой зэков на понятном им языке. Люди, прошедшие свои «университеты» далеко от зоны, этого языка, за редким исключением, не знают. И не принимают этот чуждый, перевернутый мир со своими повадками, своим жаргоном, своей спецификой отношений. Вот почему за «егозой» им тяжело не физически, а морально. Как признался один из моих собеседников, нормальному человеку привыкнуть к здешней жизни невозможно. Можно лишь приспособиться, адаптироваться к ней. И тем сильней терзает мысль, что все могло быть иначе…
Ах, если б снова все начать…
На «фирменном» календарике, выпущенном самарским ГУИН, – цветы, обрамленные мощной стальной решеткой, и бьющая наотмашь фраза: «От тюрьмы и от сумы не зарекайся!».
Сергею Прилепину – в недавнем прошлом капитану 2 ранга, начальнику отдела морского специального полигона – в справедливости этой истины пришлось убедиться на собственном опыте. Виновным в убийстве своей сожительницы он не признает себя до сих пор. Говорит, что женщину довели до самоубийства некие компаньоны по бизнесу, которые вымогали у нее деньги. А он, придя домой выпившим в последний день масленицы, попытался оказать ей помощь, сделать искусственное дыхание, вымазался в крови…
Так оно было или нет – доподлинно знает лишь сам Сергей Петрович. Но вляпался бывший моряк по самое не хочу. Милиция, которую он вызвал, тут же его и арестовала. А затем, как утверждает Прилепин, силой и угрозами выбила из него признательные показания, от которых он впоследствии отказался. 30 лет офицерской выслуги, заработанных на Камчатке и в Приморье, годы службы на атомном подводном флоте – все пошло прахом.
Сегодня Прилепин даже не знает о судьбе своей военной пенсии. Понятия не имеет, поступает ли она, как раньше, на его счет в Сбербанке. Практически все его документы, включая пенсионное удостоверение, пропали. Квартиру от Минобороны он так и не получил и получит ли теперь – неизвестно. Станут ли в Ставропольском крае, где в местных органах власти годами томятся в жилищных очередях сотни других бездомных офицеров запаса, считаться с человеком, осужденным за умышленное убийство? Даже родной сын от него отвернулся, бывшая жена знать не хочет, что уж говорить о чужих людях. Не может не вызывать удивления и то, что по документам районного суда он проходил не как военный пенсионер, а как… безработный. Хотя все документальные подтверждения, по словам Прилепина, на сей счет имелись. Теперь он надеется на пересмотр своего дела в Верховном суде.
Александр Митрин сидит за целый «букет» преступлений, включая соучастие в убийстве. В войсках был замполитом, наверное, потому и в «казенном доме» занимается оформлением наглядной агитации, другой общественной работой. Окунаясь в нее, невольно забывает все, что произошло.
Вразнос, как он сам выражается, пошел уже после увольнения в запас. Говорит, что после Афгана, где в 80-х служил в артполку знаменитой 201-й дивизии, произошел в нем какой-то надлом. На Дальнем Востоке жена с малыми детьми в продуваемом всеми ветрами бараке жить отказалась. Пришлось, не добрав всего два года до пенсии, уволиться, поехать на родину в Саратов. Последовавший вскоре развод только усугубил ситуацию. А наступившие рыночные времена окончательно сбили с пути истинного. Если поначалу бывшего офицера-политработника с распростертыми объятиями взяли в райком партии, то теперь он пребывал на «гражданке» в «свободном плавании». Настолько свободном, что не заметил, как потерял себя, ступил на скользкую криминальную тропу.
Прежнюю, советскую систему ценностей эти люди всосали с молоком матери. Адаптироваться же в новой системе, жестокой и беспощадной, было необычайно трудно. В том числе по этой причине многие «загремели под фанфары», не вписались в новую жизнь.
- Не случись всех этих пертурбаций в стране, может, так и служил бы, – вздыхает Александр Иннокентиевич. – И не увольнялся бы, если б не эта вечная бытовая неустроенность в гарнизонах. Глядишь, тогда все было бы по-другому…
Сожаление о преждевременном уходе из армии выражали и другие мои собеседники. Уходили-то в надежде на лучшую долю, а вышло наоборот. Не хотели упустить момент, опоздать, попасть к шапочному разбору прежней «социалистической собственности», а не смогли укротить дикую рыночную действительность, не сумели не запачкать рук в жестокой борьбе за первоначальное накопление капитала.
- Многие из нас оказались по эту сторону только потому, что на той стороне мы и наши семьи были никому не нужны, – вступает в разговор Алексей Ивлиев, в прошлом офицер-артиллерист. – А хотелось пожить красиво, пусть не так, как «новые русские», но в свое удовольствие. Приходилось самим искать пути улучшения своего материального положения.
Ни в коей мере не оправдывая этих людей, давайте признаем: колоссальное социальное расслоение в нашем обществе на исходе прошлого столетия имело, как правило, криминальную подоплеку. Просто кто-то попался, а кто-то – нет. Кто-то заправляет теперь крупными корпорациями, а кто-то реализует свой потенциал на должности поммастера в колонии № 6. Каждому – свое…
История того же Алексея Ивлиева на редкость драматична и показательна. Уволившись в запас по состоянию здоровья, сначала он работал в школе военруком, а в 1985-м открыл свое дело. Стал неплохо зарабатывать. Построил добротный двухэтажный особняк. Но один тип, которому Алексей поначалу во всем доверял, обокрал принадлежавший ему магазин. Ивлиев подал на него в суд. Судебное заседание было назначено на 2 февраля. А 25 января этот тип, вооружившись охотничьим ножом и приняв изрядную долю спиртного, вломился к Алексею в дом.
- У меня был карабин. Уже не помню, как достал его, как шифр сейфа вспомнил… Сделал предупредительный выстрел. Думал – уйдет, одумается. Но он еще больше рассвирепел. В общем, если б я его не пристрелил, было бы два трупа – мой и жены. Намерения у него были вполне конкретные. Сначала дали полтора года за превышение пределов необходимой самообороны. А потом пересудили, впаяли девять лет за умышленное убийство. Спрашивали, почему я стрелял в него четыре раза. Но я и сейчас не знаю почему! Наверное, в состоянии аффекта. Однако не было ни медицинских комиссий, ни следственных экспериментов. Судья сказала: все и так ясно…
Трудно сказать, что было ясно судье, но вслед за другими цивилизованными странами и у нас недавно были скорректированы пределы необходимой самообороны. В тех, кто покушается на вашу жизнь, теперь разрешено палить из орудий всех калибров. Сегодня Алексея наверняка оправдали бы. Но, отсидев пять с лишним лет, он уже не верит нововведениям в Уголовном кодексе. В сентябре надеется уйти из «шестерки» по УДО. Как-никак за эти годы он не имел ни одного взыскания, зато получил 18 благодарностей.
Странная ситуация и у того же Митрина. Когда я собирался покидать зону, он сунул мне в руки обрывок тетрадного листочка.
«Как участник войны, – написано в нем, – я подпадал под действие амнистии 2000 года (сокращение срока наполовину от оставшегося). Однако ответ на запрос из военкомата пришел лишь в 2003 году, когда срок действия амнистии истек. Я, реально оценивая сложившуюся судебную практику, ни разу не обжаловал приговор суда (хотя половину от вменяемого не совершал). Но меня лишили и того малого, на что я имею законное право. По большому счету служба в ДРА явилась косвенной причиной моего нравственного падения».
Иными словами, афганские заслуги Митрина вовремя не подтвердили. По чьей вине, утверждать не берусь. То ли где-то не сработала бюрократическая машина. То ли сам он вовремя не подсуетился. Но человеку обидно. Ибо даже в тюремной робе, даже со всем своим гнусным прошлым он – человек. И гражданин страны. Со всеми вытекающими…
За «егозой» торопиться некуда. Серьезных денег тут не заработаешь. Карьеру не сделаешь. Время течет медленно, как в детстве. И оно здесь не лечит, как на свободе. Лечит и спасает только работа, особенно серьезная. Даже не лечит, а является своеобразной отдушиной. На работе забываешься. Ибо если постоянно мучиться, переживать, к хорошему это не приведет.
Зато здесь есть возможность сосредоточиться, поразмыслить, оценить то, чему на воле не придаешь значения. В отсутствие мирских соблазнов, серьезных конфликтных ситуаций есть все условия для самоконтроля. Ведь его отсутствие иной раз и приводит на скамью подсудимых. Как было это у бывшего начфиза полка Александра Тамарчука, осужденного за убийство.
- Психологический срыв, – говорит он о причинах произошедшего. – Хотя можно было сдержаться, мало ли какие ситуации бывают…
Ситуации и впрямь случаются разные. По словам генерала Яковлева, зачастую бывшие военнослужащие оказываются на зоне за преступления, не связанные непосредственно с армейской службой. Как правило, это пресловутая бытовуха, следствие пьяных разборок и т.п. В последние годы все чаще проявляется «чеченский синдром», когда у людей, прошедших войну, в мирное время «едет крыша».
- Особенно горько, – говорит начальник ГУИН по Самарской области, – что это люди в самом расцвете сил. Получившие хорошее образование, мечтавшие посвятить себя служению Отечеству. Но когда мечты рушатся, да еще появляются проблемы на личном фронте, нередко все идет наперекосяк. Потом они реализуются не в нормальной жизни, а в каких-то преступных группировках. Те же, кто раскаялись, стали на путь исправления, нашли мужество переломить себя, как правило, не потеряны для общества. Особенно если на свободе сохранилась социальная база, если дома ждут жена и дети. Тем же, от кого отворачиваются близкие, особенно тяжело. И наша задача – помочь оступившемуся человеку снова найти себя. Что бы там ни говорили, в тюрьме возможности для этого есть. Есть время подумать, кто ты и для чего на этом свете живешь…
Да, понимание того, что нет и не должно быть в этой жизни настоящих, серьезных поводов к нарушению закона, приходит к этим людям уже здесь, на зоне. Слишком многим поплатились они за это. Вот почему, обращаясь к бывшим своим коллегам по ту сторону «егозы», они говорят лишь одно: «Не дай Бог…»
Этот Новый год кто-то из них просто проспал. Зэк спит – срок тикает. (Как бы ни старалась администрация колонии сделать жизнь осужденных максимально насыщенной, интересной, праздник за «егозой» – это все-таки на любителя.) И кому-то наверняка снился не театрализованный, а настоящий боевой строй, в который никто из них уже никогда не станет. Но почему-то там, на воле, у многих так и хранится в шкафу офицерский мундир. И каждый втайне мечтает надеть его снова…
Ответ кроется в двух вещах: ценностях и инфорсменте. Подробнее:
Ценности: очевидно, что от того, где вы находитесь, сильно зависит то, как вы себя ведете. Это касается не только армии или тюрьмы, но вообще всего. Человек - понятие социальное: человек без социума уже не человек, и потому, скажем, ваше поведение в вузе/в школе/на работе отличается от вашего поведения в семье/в гостях/с друзьями. Таким образом, можно заключить, что если окружение, в котором вы находитесь, поддерживает те или иные ценности, то вы своим поведением стремитесь этим ценностям соответствовать.
Инфорсмент: это означает принуждение к исполнению контракта. В данном случае, негласного социального контракта. Пример классического инфорсмента: во взаимоотношениях "работник-работодатель", скрепленных контрактом, работник и работодатель обязуются исполнять трудовой договор, а государство выполняет функции инфорсмента: в случае его невыполнения работодателем государство заставит его исполнить контракт в отношении вас: дать декретный отпуст, выплатить зарплату, обеспечить достойные рабочие условия и пр. И обратное также верно: если работник не будет выполнять свои рабочие функции, а скажем, начнет громить мебель и продавать производственные секреты, то государство выполнит функцию принуждения в отношении работника.
Итак, в случае контрактов, скрепленных на бумаге, все понятно. Но попадая в различные социальные коллективы, начинают действовать уже не явно написанные, а негласные правила, а сам инфорсмент осуществляется уже самим коллективом. Он может осуществляться различными путями: например, среди отечественных псевдолибералов популярно понятие "рукопожатность", ну а в тюрьме инфорсмент осуществляется несколько другим путем. И в том, и в другом случае инфорсмент совершается в случае, если вы не разделяете ценности коллектива. Самое обидное в такого рода инфорсменте это то, что такого рода инфорсмент производится не законом, который плюс минус беспристрастен, а членами коллектива, зачастую подверженным человеческим слабостям и с не выдерживающим критику моральным обликом. Эта проблема не нова, сформулировал её ещё Чацкий: "А судьи кто?"
Так что подчинение, или иерархия, - это вполне естественная черта человеческого коллектива, так или иначе, она присутствует всегда, причем сразу в двух видах: иерархия официальная и неофициальная. Но вот касательно насилия в армии или тюрьме - боюсь, здесь вы заблуждаетесь. На самом деле, хотя насилие в тюрьмах и армии и отличается качественно от "срыва покровов" в фейсбучных комментариях российской интеллигенции, но насилие не является основным механизмом. Опять же, первым делом смотрят на ценности, которыми человек руководствуется, и в зависимости от них человек попадает в ту или иную социальную страту: в случае тюрьмы это блатные, мужики, козлы и петухи. Если ваши ценности соответствуют ценностям мужика, но при этом кто-то вас "опустил" и вы попали в петухи - то это беспредел, и зачастую таких людей наказывают следующими.
ВАЖНО: нужно понимать, что ценности, которые находят уважение в том или ином коллективе, вовсе не обязательно совпадают с вашими личными ценностями. На этом ресурсе в основном молодежь (школьники и студенты), и в нашей среде ценностями является интеллект, начитанность, юмор и т.д., но при этом есть достаточно терпимое отношение к собственной нечестности, лености, неуверенности в собственных силах или необязательности ("спишу на экзамене", "не сделаю домашку", "спихну групповой проект на других, неужели без меня не справятся", "я ничтожество, даже к девушке подкатить не могу"). А в тюрьме свои ценности, точно так же как в армии - свои; и вполне возможно, что ваше интеллектуальное превосходство, если вы будете его выставлять на вид, будет воспринято неправильно. Так же, как неуверенность в себе, и уж тем более нечестность или необязательность - за крысятничество или невыполнение обещаний ничего хорошего ждать не приходится. Я не хочу, чтобы этот пассаж выглядел как романтизация тюремного социума, к нему я отношусь отрицательно, но хочу отметить, что если в ваших ценностях будет не только интеллект и умение острить, но также честность, трудолюбие и уверенность в себе, то и в армии, и в тюрьме вы сможете жить без унижений. Между прочим, те же качества сильно помогают и за пределами этих специфических коллективов.
Я приводил примеры в основном про тюрьму, но мало рассказал про армию. На самом деле, я не уверен, что в этом вопросе армия должна стоять наравне с тюрьмой. Просто потому, что насилие в армии сейчас встречается гораздо реже, чем в тюрьме, и ситуация с 90-х годов (расцвета "дедовщины") сильно улучшилась. Это связано с тем, что больше вещей стало уходить на аутсорс: теперь солдаты не драют плацы и не чистят картошку, а также с приоритетом на развитии контрактной армии.
Кстати, говоря про армию, в некоторых странах (и в том числе развитых) армия на призывной основе сохранилась до сих пор. И это не только Израиль, который постоянно живет в страхе терактов и конфликтов, но и Финляндия, Австрия, а также Швейцария, которая не участвовала в войнах уже более 500 лет и в международно-правовом статусе которой прописан принцип постоянного нейтралитета. При этом в Швейцарии проводился референдум по вопросу отмены призывной армии, и на референдуме большинство швейцарцев (73%) проголосовали за то, чтобы сохранить призывную армию. Приводились следующие доводы:
- Армия учит дисциплине - строгий распорядок дня упорядочивает мысли. В дальнейшем это здорово помогает, например, в моем вузе из нашей интернациональной группы лучше всего с дедлайнами справлялись как раз швейцарец и израильтянин, и оба они отслужили в армии.
При этом, конечно, некоторая часть швейцарской молодежи жалуется на то, что они теряют какую-то часть жизни (~5 месяцев службы и 3-недельные сборы вплоть до 34 лет), и потому хотели бы отменить армию. Но пока большинства голосов эта идея не получила, стало быть, вышеприведенные ценности для швейцарского общества пока дороже. Говоря о российской армии, её ценности, как-то: сплочение нации, возможность увидеть отдаленные регионы страны, готовность защитить жизнь близких и суверенитет страны с оружием в руках, а также дисциплинированность являются немаловажными. Но есть и устаревшие практики, которые влияют на престижность проведения года в армии в глазах молодежи: пренебрежение к личности, плохое донесения смысла армии (те вещи, что я перечислил выше), а также склонность следовать инструкциям, а не здравому смыслу ("квадратное катим, круглое носим") - все это в совокупности не дает возможности до конца разрушить уже отчасти устаревшие мифы о сплошном культе насилия и подчинения в российской армии.
Армия помогает в нахождении общего языка людям из разных регионов Швейцарии (как вы знаете, в Швейцарии четыре официальных языка) - сплочение народа страны
Хотя Швейцария и придерживается нейтралитета, это вооруженный нейтралитет. По многим другим нейтральным странам во Вторую мировую войну гитлеровская армия прошлась катком, поэтому Швейцарии пришлось защищать свой нейтралитет с оружием в руках: на протяжении всей войны Швейцария одинако сбивала как немецкие, так и американские/союзнические самолеты, залетавшие на ее территорию.
