Антипов А.В.
Лев Рохлин: Жизнь и смерть генерала.
Эхо выстрела, оборвавшего жизнь генерала Льва Рохлина, будет звучать еще очень долго. На небосклоне общественной жизни России последних лет фигура Рохлина выделялась своей неординарностью и авторитетом, чтобы вот так сразу подвести черту под его жизнью и загадочными обстоятельствами смерти. Боевой "окопный" генерал, он и в политике действовал как солдат - прямо и честно, не страшась трудностей и презирая опасность. Жизнь Рохлина оборвалась на взлете. Он был слишком неудобен, в его устранении были заинтересованы многие влиятельные лица. Рохлин знал об этом интересе и неоднократно говорил о нем..
ПРЕДИСЛОВИЕ
Книга эта была фактически написана до трагической гибели генерала Рохлина. Лев Яковлевич прохладно относился к идее написания книги о нем. И, прочитав рукопись, приложил все силы, чтобы в книгу вошли имена как можно большего числа людей, с которыми ему пришлось служить и воевать. Наш последний разговор на эту тему состоялся за две недели до смерти генерала.
После гибели Льва Яковлевича автор не стал изменять ничего, что говорило бы о генерале в прошедшем времени. Других существенных изменений по тексту, который был на тот момент, тоже не делалось. Ведь автор практически во всех оценках опирался на мнение генерала. И нельзя было допустить, чтобы это мнение, даже из лучших побуждений, было подвержено вольному толкованию. А авторские оценки личности самого Рохлина остались неизменны. Разве что негатив сегодня воспринимается по-другому и кажется не столь значительным, как казался при жизни Льва Яковлевича. Масштаб этой личности с каждым днем, отдаляющим нас от него, становится все более понятным: "Лицом к лицу - лица не увидать, - говорил поэт. - Большое видится на расстоянье".
Российскому обществу, к сожалению, еще только предстоит в полной мере осознать, кем был генерал Рохлин и какую часть самого общества он представлял.
Сегодня мы пока недооцениваем биографии людей. Все время ищем что-то особенное, что сами ни понять, ни почувствовать не можем. Мы впадаем в отчаяние, когда люди, на которых мы надеялись, которым верили, которых успели даже полюбить, вдруг оказываются на деле совсем другими. Последние годы эти разочарования преследуют нас постоянно.
Секрет наших разочарований прост: мы мало знаем биографии наших героев. Ведь если разобраться, то сегодня среди известных в стране политиков не много тех, чья жизнь могла бы стать примером для подражания. Большинство из сегодняшних политических кумиров скользили по жизни легко и непринужденно. Судьба не била их, не ломала, не проверяла на прочность их характеры и убеждения. Верхом их мужества были какие-нибудь "крутые" словечки, сказанные в очередном интервью или на разрешенном митинге. В лучшем случае они расхрабрились до участия в каких-нибудь авантюрах, итог которых известен и может вызывать лишь чувство сожаления.
Что касается лиц, наделенных сегодня государственной властью (имеются в виду члены правительства), то их биографии практически неизвестны обществу, а если и известны, то ничего, кроме недоумения, вызвать не могут. Это биографии заурядных чиновников, знающих жизнь по газетам, а свою работу по учебникам. На их счету нет ничего построенного, в их жизни нет ничего пережитого, в их судьбах нет того, что могло бы вызвать интерес и подсказать, что от этих людей можно ожидать.
Не лучше обстоит дело и в среде профессиональных военных. Но тут две составляющих. Во-первых, политика нынешнего руководства страны привела к тому, что о людях в погонах сегодня судят либо по тем, кто в центре Москвы стреляет из танков по гражданам своей страны, либо по тем, кто настроил себе многоэтажные особняки и ездит на "Мерседесах". Но чаще по тем, кто безропотно скулит у пустых касс частей и подразделений, клянча деньги на прокорм своих семей. А во-вторых, сами военные, несмотря на отнюдь не легкие судьбы, умудрились по-своему приспособиться к нынешней жизни. Приспособиться так, что уже мало кто верит, что военная служба закаляет характеры и формирует личности.
На этом фоне жизнь и судьба генерала Льва Рохлина - почти легенда. В его жизни было все - и боль потерь, и горечь разочарований. Был тяжелый труд, полный опасностей, и радость побед. Была борьба, была любовь. Были ошибки и заблуждения. Было все.
Не было только одного - предательства. Он никогда не изменял своей вере в Россию, в ее народ и в их лучшую долю. Он отдавал всего себя служению этой вере. И никогда не подстраивался под обстоятельства, которые навязывала жизнь.
Придя в политику в прямом смысле из окопов, Рохлин с поразительной быстротой стал одной из самых заметных политических фигур России. И это при том, что к тому времени казалось: все места на политическом поле уже заняты, все роли распределены. Генерал сломал это представление, и вскоре всем стало понятно: армия, несмотря на все свои проблемы, дала стране нового лидера всероссийского масштаба, лидера, сумевшего дать людям надежду, вселить веру и побудить к действиям. В то же время это напугало тех, кто давно обосновался на политической кухне и занял места в структурах власти. Рохлина в равной степени любили и ненавидели. Он стал единственным из политиков, кого Борис Ельцин обещал "смести". И единственным, чья смерть, несмотря на все разговоры о том, как она наступила, обнажила всю жестокость политического противостояния в стране.
Впервые о генерале я написал в 1995 году в девятом номере журнала "Воин", известного большинству читателей как "Советский воин". Очерк назывался "Профессионал".
Тогда Лев Яковлевич еще не был широко известен в стране и армии. Но о нем уже говорили.
Мне, автору этого очерка, хотелось донести до читателей образ российского генерала, человека необычной и трудной судьбы, сложного характера и неукротимой энергии. Образ, резко контрастирующий с тем, который сложился в российском общественном сознании за последние годы и о котором мы говорили...
Такую возможность давала не только война в Чечне, где Рохлин проявил недюжинные командирские способности, но и личность самого генерала, жизнь которого полна событий, прямо связанных с судьбой страны и ее армии.
В предлагаемой вашему вниманию книге сделана попытка продолжить этот рассказ. Но в основу положен качественно иной материал, который удалось собрать за прошедшие годы.
И главные из этих материалов касаются "странной" войны на Кавказе. Войны, которая раскрыла все язвы российского общества последнего десятилетия. Войны, ставшей результатом безответственной политики властей, порочности созданной ими системы управления государством. И наконец, войны, продемонстрировавшей организационный и технический развал Российской Армии, разложение нравственных устоев, на которых она держалась испокон веку.
В первой части книги рассказывается о том пути, который Лев Рохлин прошел до чеченских событий, о том, как формировался характер будущего генерала, его взгляды и привычки, как приобретался боевой опыт.
Во второй части книги мы с помощью генерала Рохлина подробно остановимся на событиях, происходивших в Чечне в декабре 1994 - феврале 1995 года. Расскажем о том, как шли боевые действия в Грозном и что происходило накануне его штурма. При этом мы в первую очередь будем говорить о чисто военных вопросах, о проблемах управления и взаимодействия войск в частности и силовых структур в целом. Эти вопросы мало изучены и практически не освещены в средствах массовой информации. А потому мало кто представляет, в чем состояли конкретные причины поражения армии на первом и втором этапе военной операции, как и в чем проявлялись пороки системы управления войсками и их подготовки в последние годы.
В третьей части мы расскажем о том, почему генерал Рохлин накануне выборов в Государственную Думу вошел в правительственное движение "Наш дом - Россия" (НДР), о его отношениях с Виктором Черномырдиным, о встрече с Борисом Ельциным и о тех иллюзиях, в плену которых пребывал "окопный" генерал. Кроме того, мы расскажем и о том, что делалось Комитетом Государственной Думы по обороне, который он возглавлял, для того, чтобы изменить ту ситуацию, которая неизбежно толкала и продолжает толкать Российскую Армию и всю оборону страны к краху. И даже не на полях войны. А прямо в казармах.
5.30. КК (командир корпуса. - Авт.) уточнил задачи командирам частей по штурму Грозного.
6.30. Проверка средств связи.
6.45. Начало движения.
7.50. Прошли Терский хребет.
9.01. 131 омсбр (отдельная мотострелковая бригада из Майкопа. - Авт.): с/х "Родина" охвачен с северной, западной и южной стороны... На нашем направлении соседи ведут бой. Уточнить.
9.30. На северо-восточной окраине русского кладбища подбита САУ (самоходная артиллерийская установка. - Авт.) - наша".
Мы знали, что нас ждут. Двигаться мы могли либо по Петропавловскому шоссе, либо в обход, по бездорожью, мимо аэропорта "Северный", и далее - через русское кладбище, - рассказывает Рохлин. - Мы имели данные от оппозиции, что на шоссе подготовлены к взрыву две бензоколонки, собрано большое количество гранат, бутылок с зажигательной смесью. На русском кладбище тоже засада. Она поставлена там не случайно. В бою под станицей Петропавловской я запретил артиллерии и танкам стрелять по мечети, где располагался опорный пункт боевиков и их корректировщики огня. Проблему решили снайперы и пулеметчики. А противник посчитал, что раз я не разрушил мечеть, то по русскому кладбищу тем более стрелять из пушек не буду. Короче, нас ждали на всех возможных направлениях. Тогда я поставил задачу командиру 33-го полка полковнику Владимиру Верещагину захватить мост через речку Нефтянку на Петропавловском шоссе и подготовить переправу для прохода основных сил.
Но даже ему я не сказал, что это ложный маршрут.
31 декабря основные силы пошли в обход и приблизились к русскому кладбищу. Заблаговременно наносить удар артиллерии по кладбищу я не стал. Это выдало бы наши намерения. Но когда с кладбища открыли огонь, наша артиллерия стала бить вдоль дороги, проходящей через него. И колонна пошла фактически между разрывов снарядов.
Несколько раньше, когда достигли моста у аэропорта "Северный", я отвел 33-й полк от моста на Петропавловском шоссе и назначил часть его подразделений в резерв для имитации, что я все же пойду этим маршрутом.
Русское кладбище стало последним рубежом для многих чеченских боевиков, сгинувших в русских могилах.
Подразделения 8-го корпуса вошли в город.
Когда меня спрашивают, есть ли на войне этические нормы и нравственные правила, - говорит Рохлин, - я не знаю, что ответить. Но давно убедился: за попытки соблюсти эти нормы и правила на войне приходится платить кровью.
Война, по мнению Льва Толстого, требует от человека определенной ограниченности. В том числе и в чувствах, в восприятии происходящего. Без этой ограниченности, считал писатель, не может быть настоящего военного человека, не может быть истинного полководца.
Кто-то скажет, что это страшно. Но почему тогда человечество и его вожди никак не хотят отказаться от достижения своих целей насильственным путем? И почему цивилизация, развитие образования и культуры не приводят даже самые богатые и процветающие народы к отказу от использования средств и методов этого насилия, а лишь совершенствуют их, делая все более страшными и изощренными?
Не солдат начинает войну и даже не генерал. Войну начинают политики, те самые, кто брезгливо морщится от запаха пота и не знает, как пахнет еще теплая кровь, кто щеголяет изящными манерами и претендует на право вести народы к вершинам образования и культуры.
Солдат и генерал меньше всего заинтересованы в войне. Ибо они знают: жить по ее правилам и умирать придется на войне именно им.
ИЗ "РАБОЧЕЙ ТЕТРАДИ ОПЕРАТИВНОЙ ГРУППЫ ЦЕНТРА БОЕВОГО УПРАВЛЕНИЯ 8 ГВ. АК":
10.02. Вышли на южную окраину кладбища. Найти 81 мсп (мотострелковый полк. - Авт.). Пусть доложат, где находятся.
10.14. На ул. Ипподромной установлен "град" боевиков. Доведено до КК (командир корпуса. - Авт.). Нанести удар артиллерией.
10.15. 81 мсп вышел на ул. Профсоюзную. 255 мсп вышел на ул. Круговая и Маяковского.
11.40. 131 омсбр атакует в направлении отм. 123,5.
12.25. Генерал-полковник Куликов доложил порядок действий МВД: как только часть города будет пройдена, люди Воробьева подходят и частью сил в обратном направлении вычищают дома.
12.40. В районе Загряжское идет бой.
12.50. 104 вдд находится на восточной окраине города вдоль железной дороги.
14.12. КВО13 поставил задачу с вводом резервов ускорить движение к дворцу и блокировать его с соседом. Одновременно ставить блоки по коридорам прорыва".
Самое сложное, - говорит Рохлин, - и в конечном счете самое главное - это подготовка к сражению, его замысел, тактический расчет, выучка войск, план их действий и организация управления. От этого зависит все остальное. Такая подготовка требует отдачи всех сил и времени. Сердце сжимается. Ты не спишь и не ешь. Думаешь только об этом. Считаешь, измеряешь, сто раз перепроверяешь информацию. Это адская работа.
Генерал Рохлин не участвовал в разработке того, что называли "операцией по разоружению незаконных вооруженных формирований в Чечне".
Но он, как известно, и не заблуждался насчет формулировки, заимствованной из арсеналов полицейско-милицейской терминологии.
Марш частей корпуса к Грозному был лучшим тому подтверждением.
Перед штурмом города, - рассказывает Рохлин, - я решил уточнить свои задачи. Исходя из занятых нами позиций, я считал, что Восточную группировку, командовать которой предлагалось мне, должен возглавить другой генерал. А меня целесообразно назначить командовать Северной группировкой. На эту тему у меня состоялся разговор с Квашниным. Он назначил командовать Восточной группировкой генерала Стаськова14. "А кто будет командовать Северной?" - спрашиваю. Квашнин отвечает: "Я. Передовой командный пункт развернем в Толстом-Юрте. Знаешь, какая это мощная группировка: танки Т-80, БМП-3. (Таких тогда почти и не было в войсках.)" - "А какая моя задача?" - спрашиваю. "Пройди до дворца, займи его, а мы подойдем". Я говорю: "Вы смотрели выступление министра обороны по телевидению? Он сказал, что на танках город не атакуют". С меня эту задачу сняли. Но я настаиваю: "Какая все же моя задача?" - "Будешь в резерве, - отвечают. - Прикроешь левый фланг основной группировки". И назначили маршрут движения.
Рохлин возразил против идеи размещения ПКП (передового командного пункта) Северной группировки в Толстом-Юрте.
ПКП должен размещаться непосредственно за боевыми порядками войск, - поясняет он. - А Толстой-Юрт - в стороне, левее. Кроме того, я знал, если ПКП группировки разместят у меня, то я останусь без средств связи. И не смогу управлять своими силами.
Генерал, похоже, уже тогда не доверял управленческим способностям Квашнина и всячески старался оградить себя от его участия в управлении подразделениями своего корпуса. Позднее он так охарактеризует Анатолия Васильевича: "Энергичный, добрый, гостеприимный человек, абсолютно не профессиональный в военном деле".
В Северной группировке, - продолжает Рохлин свой рассказ, - по словам Квашнина, была одна проблема: бойцы не готовы. Но считалось, что время есть и можно провести занятия, научить. Мне показалось странным, что за несколько дней предполагалось научить людей тому, на что обычно тратится несколько месяцев и даже годы. Я тогда даже подумал, что, если все произойдет так, как планируется, мне придется пересмотреть весь свой опыт, все взгляды на боевую подготовку и планирование боевых операций.
Позднее, став депутатом Госдумы и занявшись изучением причин массовой гибели военнослужащих в Чечне, Рохлин обнаружит: мнения о том, что за несколько дней можно подготовить людей к ведению боевых действий, придерживались чуть ли не все высокопоставленные руководители Минобороны и главкоматов родов войск. Они без тени сомнения отдавали приказы о направлении в войска, ведущие боевые действия в Чечне, солдат из технических подразделений ПВО, ВВС, моряков с кораблей ВМФ и даже солдат из строительных батальонов. Их несколько дней учили держать в руках автомат и бросали в бой. На языке военных таких солдат называют "пушечным мясом". Не лучше обстояло дело и с теми, кто приходил в войска добровольно, по контракту. Их вообще считали уже подготовленными, коли они в свое время уже отслужили срочную службу.
О какой подготовке этих людей можно было говорить, - спрашивает Рохлин, - если в армии к тому времени уже десять лет практически никто не занимался боевой подготовкой?
Короче говоря, это были люди, большинство которых отличались от солдат-срочников лишь возрастом. Да еще, быть может, тем, что, хлебнув прелестей эпохи перемен, готовы были рискнуть жизнью в надежде хоть как-то поправить свое материальное положение и положение своих семей. Но если срочников готовили хоть несколько дней, этих иногда бросали в бой на следующий день после заключения контракта.
Офицерский корпус многих частей лишь пополнял ряды обреченных. В 81-м мотострелковом полку ("Самарском", как прозвали его журналисты) из 56 командиров взводов 49 были выпускниками гражданских вузов, призванных на два года. Говорить об уровне их подготовки не приходится. Почти все они погибли в Грозном, разделив участь своих солдат.
Вопросы депутата Рохлина на этот счет и его попытки выяснить вину в этом высокопоставленных командиров снискали ему славу склочника. А его обращение к Верховному главнокомандующему, где он назвал Ельцина фактически главным виновником развала армии и ее трагедии в Чечне, ополчили против генерала всю президентскую рать и абсолютное большинство средств массовой информации, обрушивших на Рохлина потоки лжи и клеветы. Уже мало кто вспоминал о его роли в чеченской войне. Но это будет позднее.
Идея наступления в предпраздничный день не вызвала у меня особых сомнений, - продолжает Рохлин. - Ведь праздники есть праздники. Они могли стать поводом для расслабления людей. А расслабляться было нельзя. Тогда я еще не знал, что общего плана фактически нет. А дата назначена в связи с днем рождения министра обороны...
Сам генерал продолжал готовить свои войска к самым неожиданным поворотам событий.
Чтобы понять, насколько тщательно был разработан план действий, приведем подробную запись:
ИЗ "РАБОЧЕЙ ТЕТРАДИ ОПЕРАТИВНОЙ ГРУППЫ ЦЕНТРА БОЕВОГО УПРАВЛЕНИЯ 8 Гв. АК":
13.00. Совещание у командира корпуса.
2. Выполнить поставленную задачу. Надо очень добросовестно подготовиться. Лично посмотреть каждого солдата.
Задача следующая:
1. Идти вдоль Сунжи.
2. Прорубить коридор, обеспечить проход по нему и выйти в центр города, обеспечивая фланг главной группировки.
Как надо действовать?
1. Разведать места, где нас не ждут.
2. Нанести артиллерийские удары по тем точкам, где предполагается противник.
3. Действуем тремя группами:
1-я - 255 мсп. Исходя из задач, имеет... (идет перечисление находящейся в полку боевой техники. - Авт.). Сбивая все огнем, пройти 2/3 пути.
2-я - 33-й мсп (также перечисляется находящаяся в полку техника. - Авт.). Идет вслед 255-му мсп. Блокирует эту часть пути. Выбирает наиболее высокие здания. Оборудует на них опорные пункты. Продумать, какие можно подготовить мешки с землей. Удерживает мосты, обеспечивает подвоз БП (боеприпасы. - Авт.).
3-я - орб (отдельный разведывательный батальон. - Авт). Идет вслед за 1 мсб слева и справа на максимальную глубину. За ним идет 2 мсб. У каждого офицера карта 1:50 000. Здесь будут наступать основные силы. По двум улицам. А здесь будут наступать 81-й полк и 131 омсбр. (Рохлин показал на карте. - Авт.)
Какие нужно решить проблемы?
1. Блокировка. По каждому блоку номера БТРов и пофамильный список расчета. Командир взвода - знает задачу.
2. Распределить обязанности.
3. В 33 мсп такие же штурмовые группы, как в 255 мсп.
4. Кого и когда освободить от выполнения задач.
5. Проверить экипировку л/с (личного состава. - Авт.).
6. "Мухи" (гранатометы. - Авт.) - всем отстрелять.
7. Подготовка водителей БТР (кого брать, кого нет).
8. БТР должны быть забиты боеприпасами.
9. Создать бронегруппу по вывозу раненых. Обеспечить связь.
10. Посадить наблюдателей по всему маршруту выдвижения. Найти места.
Командный пункт - в центре боевых порядков. Здесь, в районе (Толстой-Юрт. ~ Авт.), остается артиллерия и 2 танка - резервная группа.
Объекты все будут нанесены на план города - п/п-к Поздеев15. Подготовить мне две карты. Схема должна быть у каждого офицера.
После 18 часов заслушиваем, кто что сделал.
Разведка докладывает 28.12.
Письменное решение должно быть оформлено к 20.00".
Многое в документе написано неразборчиво и потому опущено. Но суть, думаю, ясна: генерал, как настоящий профессионал, не ждал чуда.
Вряд ли где еще готовились пофамильные списки личного состава каждого блокпоста и определялась задача каждому командиру взвода.
Только так можно добиться четкости управления и ответственности командиров, - утверждает Рохлин.
Подразделения 8-го корпуса двигались с величайшей осторожностью. Командиры изучали город, наносили на схемы названия улиц, многие из которых были переименованы новыми властями. На каждом занятом рубеже устанавливались блокпосты, Чем ближе был центр Грозного, тем меньше оставалось в подразделениях техники, оставляемой на этих блокпостах. Вперед шла пехота. Все делалось по плану. Но это был план всего лишь резерва, каким им предписано было быть.
А в эфире, - рассказывает Рохлин, - слышались радостные доклады соседей: прошли такую-то улицу, заняли такой-то рубеж.
По карте, на которую наносилась оперативная обстановка, получалось, что подразделения 8-го корпуса далеко не впереди.
Заняв консервный завод, узнали, что министр обороны недоволен: "Почему отстает этот хваленый афганец?"
Рохлин получил команду подтянуться и занять больничный комплекс, который находится почти в центре города. От Совмина и президентского дворца его отделял лишь один квартал, где располагались строения Института нефти и газа.
Кстати, метод руководства войсками по принципу "давай-давай" использовался и по отношению к другим частям. Управлявшие из Моздока полководцы не знали и не хотели знать, как складывается обстановка. Чтобы заставить войска идти вперед, они пеняли командирам: все уже дошли до центра города и вот-вот возьмут дворец, а вы топчетесь на месте...
Как свидетельствовал позже командир 81-го полка полковник Александр Ярославцев, на его запрос относительно положения соседа слева - 129-го полка Ленинградского военного округа - он получил ответ, что полк уже на улице Маяковского. "Вот это темп", - подумал тогда полковник ("Красная звезда", 25 января 1995 года). Ему и в голову не могло прийти, что это далеко не так...
Мало того, ближайшим соседом слева 81-го полка был сводный отряд 8-го корпуса, а не 129-й полк, который наступал из района Ханкалы. Это хоть и слева, но очень далеко. На улице Маяковского, если судить по карте, этот полк мог оказаться, лишь миновав центр города и пройдя мимо президентского дворца. Поэтому не ясно, то ли командование группировки вообще не смотрело на карту и не понимало, о чем спрашивает полковник Ярославцев, то ли сам командир 81-го полка не знал, кто у него ближайший сосед, или, быть может, журналисты, бравшие у Ярославцева интервью, все перепутали? В любом случае это говорит о том, что никто толком не представлял себе картину происходящего, а взаимодействие было налажено так, что вводило в заблуждение не только участников боев, но и тех, кто позднее взялся изучить их ход...
На консервном заводе подразделения 8-го корпуса оставили еще часть техники и пошли вперед.
Когда команду выполнили, в передовом отряде осталось около 600 человек.
Соседи же, подгоняемые сидящими в далеком Моздоке начальниками, запрудили улицы бронетехникой, которой было не развернуться на узких улицах города.
А из подвалов и окон близлежащих домов опытные бойцы Дудаева уже ловили в прицелы гранатометов борта танков, рассматривали в мощные оптические прицелы импортных снайперских винтовок лица солдат и офицеров.
"Тихому не верь, быстрого не бойся" - гласит чеченская пословица.
Наступили сумерки. И боевики нажали на спусковые крючки. Их гранатометчики в упор расстреливали бронетехнику. Минометы осыпали войска градом мин. Танки били прямой наводкой.
Сначала сжигалась техника в голове и в хвосте колонны, - рассказывает Рохлин, - а затем удар обрушивался на середину. Техника была лишена возможности маневра. И горела как свечка.
Избиение продолжалось до наступления полной темноты и потом возобновилось с рассветом. Нападавшие изощрялись как могли.
Мне позднее рассказывали, - вспоминает Рохлин, - что боевики привязывали гранаты к парашютикам от сигнальных ракет и бросали их из окон домов на колонны. Граната при этом взрывается в воздухе и поражает большую площадь...
ИЗ "РАБОЧЕЙ ТЕТРАДИ ОПЕРАТИВНОЙ ГРУППЫ ЦЕНТРА БОЕВОГО УПРАВЛЕНИЯ 8 Гв. АК":
2 мсб 81 мсп - вокруг дворца.
1 мсб... (неразборчиво).
131 омсбр - двумя батальонами занимает оборону возле ж.д. вокзала".
Это последняя запись о положении этих частей в первый день штурма.
131-я бригада не имела задачи, - говорит Рохлин. - Она была в резерве. Кто приказал ей захватить железнодорожный вокзал - можно только догадываться.
ИЗ ПИСЬМА ГЕНЕРАЛЬНОГО ПРОКУРОРА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ Ю. И. СКУРАТОВА ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ СЕЛЕЗНЕВУ Г. Н. № 1-ГП-7-97 ОТ 15. 01. 97 г.:
"В соответствии с постановлением Государственной Думы от 25 декабря 1996 г. № 971-11 ГД "О рассмотрении обстоятельств и причин массовой гибели военнослужащих Российской Федерации на территории Чеченской Республики в период с 9 декабря 1994 года по 1 сентября 1996 года и мерах по укреплению обороны страны и безопасности государства" сообщаю:... проводится проверка обстоятельств гибели личного состава 131-й отдельной мотострелковой бригады (войсковая часть 09332), штурмовавшей г. Грозный 31 декабря 1994 года - 1 января 1995 года, в ходе чего погибли 25 офицеров и прапорщиков, 60 солдат и сержантов, а без вести пропали 72 военнослужащих бригады.
Из пояснений участников этих событий, документов, изъятых в ходе проверки, следует, что в конце декабря 1994 года в г. Моздоке высшим командованием МО РФ поставлена общая задача по освобождению города Грозного.
Конкретную задачу по вводу войск в город, маршрутам движения и взаимодействию ставил генерал-полковник Квашнин А, В. (в то время - представитель Генерального штаба Вооруженных Сил РФ).
131-й бригаде была поставлена задача к 27 декабря 1994 года сосредоточиться в двух километрах восточное Садовой, чтобы обеспечить проход в город Грозный другим войскам. В последующем бригада заняла рубеж по речке Нефтянка и находилась на нем до 11 часов 31 декабря, после чего по радио командовавший в тот период группировкой "Север" генерал-лейтенант Пуликовский К. Б. отдал приказ на вход в г. Грозный. Письменных боевых и графических документов в бригаду не поступало. После прохода по улице Маяковского штабом корпуса бригаде было приказано взять железнодорожный вокзал, что первоначально не планировалось.
Захватив вокзал, бригада попала в плотное огненное кольцо незаконных вооруженных формирований и понесла значительные потери в живой силе и технике.
Как усматривается из материалов проверки, вопросы тщательной подготовки операции должен был решать Пуликовский, однако этого в полной мере сделано не было, что явилось одной из причин гибели большого количества личного состава 131-й бригады.
В действиях Пуликовского усматриваются признаки состава преступления, предусмотренного ст. 260-1 у п. "в" УК РСФСР, а именно - халатное отношение должностного лица к службе, повлекшее тяжкие последствия.
Однако уголовное дело возбуждено быть не может, так как Государственной Думой 19 апреля 1995 года объявлена амнистия в связи с 50-летнем Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг., и допущенное Пуликовским правонарушение попало под ее действие".
Пуликовский говорит, что он не давал команду 131-й бригаде захватить вокзал, - рассказывает Рохлин. - Передовой командный пункт Северной группировки так и не был развернут. Командовали с Моздока. Поэтому выяснить, кто отдал команду, трудно. Генпрокуратура уверена в своей версии. Но я знаю, что в отличие от меня Пуликовский до последнего момента не знал, будет ли он вообще чем-то командовать. Ведь Квашнин сам объявил себя командующим всего и вся. Пуликовский не мог подробно составить план действий и отдать нужные распоряжения. Все решал Квашнин.
Странно здесь и другое: Генпрокуратура в приведенном выше документе указывает, что "конкретную задачу по вводу войск в город, маршрутам движения и взаимодействию ставил генерал-полковник Квашнин А.В.", но ее следователи почему-то пропустили мимо внимания тот очевидный для каждого военного факт, что ставить войскам конкретные задачи может только тот, кто этими войсками командует. Квашнин же, если верить все тому же документу, был "в то время - представитель Генерального штаба Вооруженных Сил РФ".
Поэтому получается, что российская Фемида вводит в военную практику новое понимание управления: конкретную задачу войскам может ставить любой "представитель" (Бога, черта, Генштаба и т. п.), а конкретно отвечать будет тот... кого назначат крайним. И подписаться под этим нововведением пришлось Генеральному прокурору России Юрию Скуратову. Интересно, по своей воле он это сделал или нет?
Как бы там ни было, а Пуликовский, Рохлин и все остальные военные считали Квашнина командиром. Квашнин, по словам Рохлина и по записи, сделанной им в своей личной рабочей тетради и приведенной выше, не только исполнял обязанности командующего Северо-Кавказским военным округом, но и был командующим всей группировки федеральных войск в Чечне, и плюс - командующим группировки "Север" (она же - Северная группировка, как ее чаще называли). А может, Рохлин и другие заблуждались? И Анатолий Васильевич Квашнин был всего лишь самозванцем?
В любом случае вся эта управленческая чехарда лишь подтверждает: никто не хотел брать на себя ответственность, даже тот, кто объявил себя начальником. А система управления армией, за годы многолетних "реформ" превратившаяся в нечто такое, о чем трудно сказать изящным слогом, вполне позволяла избежать этой ответственности.
Тут с ходу даже не определишь, что хуже - позиция таких, как Митюхин, которые, по крайней мере, честно демонстрировали свою беспомощность, или таких, как Квашнин, которые без особых терзаний брались командовать всем и вся...
В 19.20 Рохлин приказал уточнить положение 81-го мотострелкового полка и 131-й отдельной мотострелковой бригады через командование группировки войск в Чечне. В "Рабочей тетради оперативной группы центра боевого управления 8 гв. АК" записаны слова комкора: "Ген. Шевцов16 должен был поставить им задачу, чтобы они дали положение войск вокруг дворца".
Никакой информации генерал не получил.
Через три года, 28 декабря 1997-го, ведущий программы "На самом деле" телеканала "ТВ-Центр" Михаил Леонтьев обвинит в гибели 131-й бригады генерала Леонтия Шевцова, который, по сведениям журналиста, и отдал ей тот самый злополучный приказ - идти на железнодорожный вокзал...
Рохлина обвинят в гибели этой бригады еще раньше - в декабре 1996-го. Об этом мы тоже поговорим позднее...
Теперь лишь отметим, что уровень управления войсками в Чечне еще долгие годы будет не только темой журналистских расследований, но в первую очередь предметом политических интриг, острие которых можно будет поворачивать как угодно и против кого угодно. Последнее возможно уже потому, что никто по сей день не брался всерьез изучить военную сторону того, что происходило в Чечне...
Впрочем, любому исследователю этой темы придется столкнуться с тем, с чем столкнулись прокуроры, - с отсутствием документов, подтверждающих полномочия военачальников, и с.... - как бы это помягче сказать... - лукавством, наверное, главных действующих лиц. Не признался же генерал Квашнин, что не Пуликовский, а именно он командовал группировкой "Север" в первые дни боев за Грозный... И не признается, очевидно, никогда.
В 20.45 в центр боевого управления корпуса поступила информация о действиях Восточной группировки: 129-й мотострелковый полк и парашютно-десантный батальон 98-й дивизии ВДВ, наступавшие из района Ханкалы, уперлись в завалы из железобетонных блоков и, встретив сильное сопротивление противника, перешли к круговой обороне в районе кинотеатра "Родина". Инженерная техника для разбора завалов так и не пришла. Подразделения МВД, которые должны были обеспечить установку блокпостов в тылу группировки, тоже где-то потерялись.
А подразделения 104-й дивизии ВДВ, которые должны были поддержать наступление 129-го полка в случае успеха его действий, остались в прежнем районе. В 129-м полку 15 убито и 55 ранено. Сожжено 18 единиц техники.
Информации о 81-м полке и 131-й бригаде все не было. А вскоре в расположение 8-го корпуса прорвалась рота 81-го полка. Вслед за ней то на том, то на другом участке стали выходить другие группы этого полка. Растерзанные, подавленные, потерявшие своих командиров, бойцы выглядели ужасно. Лишь 200 десантников, которых в последний момент передали в состав полка, избежали печальной участи. Они просто не успели догнать полк и присоединиться к нему. Пополнение предполагалось принять на марше...
Была ночь, - рассказывает Рохлин, - ситуация оставалась непонятной. Полная неразбериха в управлении. Когда узнали о положении 131-й бригады, мой разведбат попытался прорваться к ней, но потерял много людей. До железнодорожного вокзала, где подразделения бригады заняли оборону, было около двух километров, напичканных боевиками.
Рохлин тогда уже понял, что его гвардейцы оказались единственными, кому удалось не только вплотную приблизиться к центру города, но и закрепиться, не дав себя разгромить.
Всю ночь и утро нового года ждали 3-й батальон 276-го мотострелкового полка, который должен был сменить 33-й полк корпуса на блокпостах по ул. Лермонтовская. Подполковник Валерий Барноволоков несколько раз выезжал на перекресток улиц Маяковского и Богдана Хмельницкого, куда должен был прибыть батальон.
"Мы были в полном неведении относительно замысла старшего начальника", - утверждает начальник штаба этого батальона майор Евгений Питеримов.
В 3.00, когда подполковник Барноволоков ждал батальон на перекрестке, батальон начал отход из города и через час перешел к обороне у совхоза "Родина". Еще через час начальник штаба 34-й дивизии, куда входит 276-й полк, наконец поставил задачу идти в город, во взаимодействии с внутренними войсками поставить блокпосты по ул. Лермонтовская и, штурмуя наиболее важные строения, овладеть районами, прилегающими к реке Сунжа и ул. Первомайская.
Майор Питеримов по сей день удивляется, что вышестоящее командование, ставя задачу, не дало даже самых поверхностных сведений о противнике и характере его действий. У майора сложилось впечатление, что командование даже в то время продолжало считать, что боевики слабы и не способны к сопротивлению. Сам он и его подчиненные к тому времени уже видели, что это далеко не так.
Как бы там ни было, батальон наконец установил блокпосты по улице Лермонтовской. А 33-й полк выдвинулся вперед, к больничному комплексу, где уже закрепились 255 мсп и разведывательный батальон.
Рохлин стягивал свои силы, зная, что теперь боевики налягут на него.
В 7.55 1 января от командующего группировкой поступила информация. В "Рабочей тетради оперативной группы центра боевого управления 8 гв. АК" она записана так:
Расшифровать эту запись можно следующим образом: "Ген. (все названные - генералы. - Авт.) Куликовский (правильно - Пуликовский. - Авт.), Петрик (правильно - Петрук. - Авт.), Семенюта. (здесь то ли точка, то ли запятая... Скорее точка. - Авт.). Бабич (правильно Бабичев. - Авт.) в 10. 00 с двумя пдб (парашютно-десантный батальон. - Авт.), с ТВ (наверное, танковый взвод. - Авт.) и мер (так обычно обозначают мотострелковую роту, но тут трудно точно сказать. - Авт.) от парка им. Ленина по ж. д. выйдут на разблокировку двух б-нов на ж.д. вокзале. С юга 503 мсп (мотострелковый полк. - Авт.) по пр. Орджоникидзе выдвигается до дворца, блокирует все и встает. Пуликовский поведет МСБр (учитывая последние буквы "Бр", это может быть 131-я мотострелковая бригада, точнее, то, что от нее осталось. - Авт.) по ул. Первомайской к центру. Между Первомайской и Орджоникидзе прочный коридор. Получается сплошной коридор: от Первомайской к р. Сунже, ж.д. вокзал, Б. Хмельницкого, Первомайская. Пуликовский должен передать МСБ (возможно, это наспех обозначена все та же 131-я бригада. - Авт.) Рохлину (надо созвониться). Свое решение доложить через час".
Если смотреть по карте, то названные улицы являются фактически продолжением друг друга, пересекая город с севера на юг: ул. Б. Хмельницкого переходит в ул. Маяковского, далее проспект Орджоникизде, который упирается в железнодорожный вокзал... Откуда у командования в Моздоке возникло мнение, что по этим улицам создан "сплошной" и "прочный" коридор, можно только догадываться. А порядок перечисления этих улиц, других объектов и географических названий свидетельствует, что, диктуя информацию и давая указания, эти начальники даже не смотрели на карту. Возможно, конечно, что оператор в штабе Рохлина, принимавший информацию, сам чего-то напутал. Но вряд ли он напутал так много. Его работа была чисто автоматической, и он не мог все записать задом наперед...
А противник тем временем не дремал и ничего не путал... Его маневренные группы наносили удары то тут, то там. Они использовали все средства передвижения - от бронетранспортеров до легковушек со срезанными крышами и мотоциклов, успевая в считанные минуты концентрировать максимум сил и средств в любом районе. Данные радиоперехвата свидетельствовали, что разведгруппам боевиков поставлена задача поиска и захвата подбитой техники и одиночных машин. А захватывать было что.
По итоговым данным, только 131-я бригада потеряла 20 из 26 имевшихся в ее составе танков и 102 из 120 боевых машин пехоты, вошедших в город.
Если верить сведениям о численности личного состава бригады, вошедшего в город (446 человек), то получается, что в машинах были только экипажи. Пехоты не было. Поэтому брать подбитую технику можно было голыми руками.
А соседей из Восточной группировки тем временем настигла другая беда.
В 8.30 министр обороны (по другим данным - генерал Квашнин) приказал командующему этой группировкой генералу Николаю Стаськову отойти в исходный район. А через сорок пять минут по подразделениям этой группировки был нанесен удар авиацией федеральных войск. Два штурмовика "Су-25" выпустили весь свой запас неуправляемых реактивных снарядов в тот момент, когда бойцы занимали места в машинах. Около пятидесяти человек убито и ранено. Большинство - офицеры 129-го полка, руководившие посадкой личного состава на машины.
Авторы исследования "Российские Вооруженные Силы в чеченском конфликте. Анализ. Итоги. Выводы" Н. Н. Новичков, В. Я. Снеговский, А. Г. Соколов и В. Ю. Шварев цитируют генерала Квашнина, утверждающего, что именно он отдал приказ отступать. Похоже, Анатолий Васильевич не знал, что произошло после того, как был отдан этот приказ. Тогда, спрашивается, кто дал другой приказ: нанести авиационный удар по району, в котором находились силы Восточной группировки? Ведь и непосвященному ясно, что за сорок пять минут после получения приказа большая масса войск, ведущих тяжелейший бой в городе, не могла покинуть район. Или авиацией командовали все, кому не лень? А если нет и Квашнин все держал под контролем, тогда Рохлин прав, говоря об абсолютном непрофессионализме генерала Квашнина...
В любом случае это лишний раз подтверждает, что управление войсками велось как и кем попало. Единственное, что объясняет эту управленческую чехарду, так это желание начальников уйти от ответственности, максимально запутав ситуацию.
Во время налета авиации на Восточную группировку погиб и начальник разведки группировки полковник Владимир Селиванов, легендарный десантник, которого еще в Афганистане дважды представляли к званию Героя.
Сотни раз рисковавший жизнью разведчик вряд ли подозревал, что судьба уготовила ему смерть от бездарности собственных начальников.
Зенитчики со зла пальнули вдогонку самолетам. Но, слава Богу, не попали. Иначе это только дополнило бы трагедию.
Незадолго до своей гибели Селиванов оставил начальнику штаба Восточной группировки полковнику Юрию Горскому информацию, что против группировки действует не две-три сотни, как утверждалось ранее, а более двух тысяч организованных и управляемых единым командованием боевиков. Не считая мелких отрядов, которые атаковали то тут, то там. Другую информацию он унес с собой в могилу.
Дело в том, что накануне наступления пропала офицерская группа 45-го полка специального назначения ВДВ. Полковник выходил на ее поиск. Результат поиска он никому не успел доложить.
А через три года английская журналистка Карлотта Голл сообщит, что, по ее сведениям, полученным от чеченцев, группа 45-го полка пыталась проникнуть в президентский дворец и была частью уничтожена, частью захвачена. Журналистка, писавшая в это время книгу о войне в Чечне, пыталась выяснить у Рохлина, что он знает по этому поводу. Генерал не мог ничего ответить. Ведь группа действовала не с его направления...
Что касается полковника Селиванова, то командование вновь представило его к званию Героя (посмертно). Но, как и первые два, и это представление осталось только представлением.
Вскоре выяснилось (это записано в "Журнале боевых действий"...), что боевики захватили карту, где отмечены все координаты войск. Вероятно, карта была изъята у кого-то из раненых или убитых командиров. Как бы ни были плохи карты, которыми были снабжены войска, но знающие свой город боевики кое-что могли по ним определить.
Кроме того, они перехватили и взяли под наблюдение сети управления авиацией и артиллерией.
В 20.55 штаб 8-го корпуса получил информацию о том, что боевики произвели разведку охранения штаба и других подразделений корпуса. В 21.10 планировалось нападение.
К этому времени Рохлин уже успел подтянуть все свои наличные силы, те самые 600 бойцов и командиров 255-го и 33-го полков, разведывательного батальона и некоторых других подразделений. И отдал команду собирать все и всех, кто уцелел в разбитых колоннах.
В ночь с 1 на 2 января, когда Восточная группировка отошла, Западная увязла в боях и встала, Северная, в лице 131-й бригады и 81-го полка, была разгромлена. Боевики сосредоточили весь огонь на подразделениях генерала.
Бетонный потолок подвала, где располагался передовой командный пункт, дрожал от взрывов мин и снарядов. Они ложились один в один, грозя обрушить потолок на головы бойцов и командиров. И Рохлин не мог не принять решения о перемещении командного пункта в глубину своих боевых порядков - на консервный завод.
Но ситуация продолжала оставаться катастрофической.
Подсчет сил противника, - рассказывает Рохлин, - проведенный на основании данных разведки и радиоперехватов, свидетельствовал: на каждого солдата и офицера приходилось от 6 до 10 боевиков. Противник имел полную свободу маневра и мог достигать на отдельных участках еще большего перевеса сил.
За два дня боев в городе потери корпуса составили 12 убитых и 58 раненых. Однако разгромить себя гвардейцы не дали.
От разгрома нас спасло то, что мы не спешили выполнять приказы командования, - говорит Рохлин, - и действовали так, как подсказывали опыт и обстановка.
Пересмотреть свои взгляды на боевую подготовку и планирование боевых операций генералу так и не пришлось.
Министру обороны, как ни странно, тоже.
9 февраля 1995 года в Алма-Ате Павел Грачев заявил: "... операция по взятию города была спланирована внезапно и проведена с наименьшими потерями... А потери пошли, тут я вам честно хочу сказать, по рассеянности некоторых командиров нижнего звена, которые почувствовали легкую победу и просто-напросто расслабились".
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Антипов А.В.
Лев Рохлин: Жизнь и смерть генерала.
Эхо выстрела, оборвавшего жизнь генерала Льва Рохлина, будет звучать еще очень долго. На небосклоне общественной жизни России последних лет фигура Рохлина выделялась своей неординарностью и авторитетом, чтобы вот так сразу подвести черту под его жизнью и загадочными обстоятельствами смерти. Боевой «окопный» генерал, он и в политике действовал как солдат – прямо и честно, не страшась трудностей и презирая опасность. Жизнь Рохлина оборвалась на взлете. Он был слишком неудобен, в его устранении были заинтересованы многие влиятельные лица. Рохлин знал об этом интересе и неоднократно говорил о нем..
ПРЕДИСЛОВИЕ
Книга эта была фактически написана до трагической гибели генерала Рохлина. Лев Яковлевич прохладно относился к идее написания книги о нем. И, прочитав рукопись, приложил все силы, чтобы в книгу вошли имена как можно большего числа людей, с которыми ему пришлось служить и воевать. Наш последний разговор на эту тему состоялся за две недели до смерти генерала.
После гибели Льва Яковлевича автор не стал изменять ничего, что говорило бы о генерале в прошедшем времени. Других существенных изменений по тексту, который был на тот момент, тоже не делалось. Ведь автор практически во всех оценках опирался на мнение генерала. И нельзя было допустить, чтобы это мнение, даже из лучших побуждений, было подвержено вольному толкованию. А авторские оценки личности самого Рохлина остались неизменны. Разве что негатив сегодня воспринимается по-другому и кажется не столь значительным, как казался при жизни Льва Яковлевича. Масштаб этой личности с каждым днем, отдаляющим нас от него, становится все более понятным: "Лицом к лицу – лица не увидать, – говорил поэт. – Большое видится на расстоянье".
Российскому обществу, к сожалению, еще только предстоит в полной мере осознать, кем был генерал Рохлин и какую часть самого общества он представлял.
Сегодня мы пока недооцениваем биографии людей. Все время ищем что-то особенное, что сами ни понять, ни почувствовать не можем. Мы впадаем в отчаяние, когда люди, на которых мы надеялись, которым верили, которых успели даже полюбить, вдруг оказываются на деле совсем другими. Последние годы эти разочарования преследуют нас постоянно.
Секрет наших разочарований прост: мы мало знаем биографии наших героев. Ведь если разобраться, то сегодня среди известных в стране политиков не много тех, чья жизнь могла бы стать примером для подражания. Большинство из сегодняшних политических кумиров скользили по жизни легко и непринужденно. Судьба не била их, не ломала, не проверяла на прочность их характеры и убеждения. Верхом их мужества были какие-нибудь "крутые" словечки, сказанные в очередном интервью или на разрешенном митинге. В лучшем случае они расхрабрились до участия в каких-нибудь авантюрах, итог которых известен и может вызывать лишь чувство сожаления.
Что касается лиц, наделенных сегодня государственной властью (имеются в виду члены правительства), то их биографии практически неизвестны обществу, а если и известны, то ничего, кроме недоумения, вызвать не могут. Это биографии заурядных чиновников, знающих жизнь по газетам, а свою работу по учебникам. На их счету нет ничего построенного, в их жизни нет ничего пережитого, в их судьбах нет того, что могло бы вызвать интерес и подсказать, что от этих людей можно ожидать.
Не лучше обстоит дело и в среде профессиональных военных. Но тут две составляющих. Во-первых, политика нынешнего руководства страны привела к тому, что о людях в погонах сегодня судят либо по тем, кто в центре Москвы стреляет из танков по гражданам своей страны, либо по тем, кто настроил себе многоэтажные особняки и ездит на "Мерседесах". Но чаще по тем, кто безропотно скулит у пустых касс частей и подразделений, клянча деньги на прокорм своих семей. А во-вторых, сами военные, несмотря на отнюдь не легкие судьбы, умудрились по-своему приспособиться к нынешней жизни. Приспособиться так, что уже мало кто верит, что военная служба закаляет характеры и формирует личности.
На этом фоне жизнь и судьба генерала Льва Рохлина – почти легенда. В его жизни было все – и боль потерь, и горечь разочарований. Был тяжелый труд, полный опасностей, и радость побед. Была борьба, была любовь. Были ошибки и заблуждения. Было все.
Не было только одного – предательства. Он никогда не изменял своей вере в Россию, в ее народ и в их лучшую долю. Он отдавал всего себя служению этой вере. И никогда не подстраивался под обстоятельства, которые навязывала жизнь.
Придя в политику в прямом смысле из окопов, Рохлин с поразительной быстротой стал одной из самых заметных политических фигур России. И это при том, что к тому времени казалось: все места на политическом поле уже заняты, все роли распределены. Генерал сломал это представление, и вскоре всем стало понятно: армия, несмотря на все свои проблемы, дала стране нового лидера всероссийского масштаба, лидера, сумевшего дать людям надежду, вселить веру и побудить к действиям. В то же время это напугало тех, кто давно обосновался на политической кухне и занял места в структурах власти. Рохлина в равной степени любили и ненавидели. Он стал единственным из политиков, кого Борис Ельцин обещал "смести". И единственным, чья смерть, несмотря на все разговоры о том, как она наступила, обнажила всю жестокость политического противостояния в стране.
Впервые о генерале я написал в 1995 году в девятом номере журнала "Воин", известного большинству читателей как "Советский воин". Очерк назывался "Профессионал".
Тогда Лев Яковлевич еще не был широко известен в стране и армии. Но о нем уже говорили.
Мне, автору этого очерка, хотелось донести до читателей образ российского генерала, человека необычной и трудной судьбы, сложного характера и неукротимой энергии. Образ, резко контрастирующий с тем, который сложился в российском общественном сознании за последние годы и о котором мы говорили...
Такую возможность давала не только война в Чечне, где Рохлин проявил недюжинные командирские способности, но и личность самого генерала, жизнь которого полна событий, прямо связанных с судьбой страны и ее армии.
В предлагаемой вашему вниманию книге сделана попытка продолжить этот рассказ. Но в основу положен качественно иной материал, который удалось собрать за прошедшие годы.
И главные из этих материалов касаются "странной" войны на Кавказе. Войны, которая раскрыла все язвы российского общества последнего десятилетия. Войны, ставшей результатом безответственной политики властей, порочности созданной ими системы управления государством. И наконец, войны, продемонстрировавшей организационный и технический развал Российской Армии, разложение нравственных устоев, на которых она держалась испокон веку.
В первой части книги рассказывается о том пути, который Лев Рохлин прошел до чеченских событий, о том, как формировался характер будущего генерала, его взгляды и привычки, как приобретался боевой опыт.
Во второй части книги мы с помощью генерала Рохлина подробно остановимся на событиях, происходивших в Чечне в декабре 1994 – феврале 1995 года. Расскажем о том, как шли боевые действия в Грозном и что происходило накануне его штурма. При этом мы в первую очередь будем говорить о чисто военных вопросах, о проблемах управления и взаимодействия войск в частности и силовых структур в целом. Эти вопросы мало изучены и практически не освещены в средствах массовой информации. А потому мало кто представляет, в чем состояли конкретные причины поражения армии на первом и втором этапе военной операции, как и в чем проявлялись пороки системы управления войсками и их подготовки в последние годы.
В третьей части мы расскажем о том, почему генерал Рохлин накануне выборов в Государственную Думу вошел в правительственное движение "Наш дом – Россия" (НДР), о его отношениях с Виктором Черномырдиным, о встрече с Борисом Ельциным и о тех иллюзиях, в плену которых пребывал "окопный" генерал. Кроме того, мы расскажем и о том, что делалось Комитетом Государственной Думы по обороне, который он возглавлял, для того, чтобы изменить ту ситуацию, которая неизбежно толкала и продолжает толкать Российскую Армию и всю оборону страны к краху. И даже не на полях войны. А прямо в казармах.
Здесь мы подойдем к вопросу о том, как получилось, что битые чеченскими боевиками генералы, авторы провалившихся планов боевых операций, виновники гибели тысяч солдат и офицеров, пренебрегшие всем богатым боевым опытом нашей армии, в результате сделали головокружительную военную карьеру, фактически встав у руля российских силовых структур... Здесь же мы совершим попытку понять, как связана оборонная политика властей, военная реформа, якобы проводимая ими, и разгром армии в Чечне.
И, наконец, читатель узнает о том, почему генерал вышел из НДР, начав создание оппозиционного властям политического движения "В поддержку армии, оборонной промышленности и военной науки".
Воспоминания, оценки, комментарии и размышления самого генерала лягут в основу нашего повествования.
А эпизоды из его жизни и службы будут лишним подтверждением тому факту, что в России есть люди, которые, несмотря ни на что, сохранили чувство ответственности за судьбу страны и ее солдат, что российская военная школа воспитала командиров, способных многому научить хваленых военспецов армии любой из стран, о которых принято сегодня говорить с восторгом.
Собранные в приложениях документы, почти все написанные Львом Рохлиным, дополнят повествование подробностями.
В заключение мы напомним некоторые события, которые предшествовали и которые произошли сразу после смерти генерала. События эти дают серьезный повод для того, чтобы не идти на поводу ни у одной из версий, тем более у версии о бытовом убийстве, за которую с завидным энтузиазмом ухватились не только руководители следственной бригады...
ПРОЛОГ
Армейские спецназовцы в Толстом-Юрте вблизи передовой выглядели довольно скромно, чем сильно отличались от милицейских «спецов», коими были напичканы аэродром в Моздоке и дороги в тылу войск. У них не было шикарных камуфляжей. Они не натягивали маски, и пистолеты Макарова из их карманов не торчали.
Но по секрету нам сказали, что если кто здесь и умеет воевать, так это Михалыч и его ребята.
«На войну не просись...»
В палатке царила темнота. Бойцы тихонько матерились, спотыкаясь о всевозможную утварь, рассованную по всем углам. В свете отблесков огня, пожиравшего дрова в чугунной печке, радист присоединял блок питания к рации. Что-то у него не ладилось. «Дай попробую», – рядом с ним кто-то сел на корточки. Меня попросили помочь затянуть ремень на снаряжении. Здесь все делалось запросто, без лишних слов. Мне потребовалось несколько часов и свет дня, чтобы начать отличать солдат от офицеров.
Михалыч недолго раздумывал: "Если хотите увидеть все сами, лезьте в машину". Командир спецназа шел на явный риск. Мы не скрывали, что в Моздоке никто не решался даже дать "добро" на поездку на передовую. "Это опасное дело", – говорили нам, как будто мы просили справку о безопасности. Но у Михалыча, похоже, было свое представление о риске.
Условие он поставил одно: фамилий не спрашивать. "Не хочу, чтобы в окно моего дома однажды вечером влетела граната".
Это не удивило. Нас уже не раз просили об этом и примерно так же объясняли причину. Невольно подумалось: "Может быть, поэтому по ту сторону фронта больше журналистов? Мстительность боевиков давно стала притчей во языцех. Будь я чеченцем и окажись на той стороне, пришлось бы не верить ни в искренность журналистов, ни в искренность называющих себя моими друзьями: какая дружба, если тебя боятся?"
Мы едем в район Беркат-Юрта, туда, где окопались "ульяновские" (так их здесь называют) десантники.
В кузове "Урала" вдоль бортов уложены мешки с песком. Офицер отдает солдатам команду: выбрать сектора наблюдения и приготовить оружие.
Проезжаем поселок Петропавловское. Много домов разбито. Несколько дней назад здесь шел жестокий бой, начавшийся с того, что местные жители завели в засаду роту внутренних войск, шедшую взять под охрану мост через реку Сунжу, протекающую сразу за поселком. По своей воле сделали это местные жители или нет, но, как говорится, из песни слов не выкинешь.
По всем признакам вместе с чеченскими боевиками здесь вели бой и наемники-немусульмане. Последние не добивают раненых: вывели бойца из строя и переносят огонь. Трупы их самих чеченцы не убирают. На балконе минарета как висел наемник, корректировавший огонь боевиков, так и висит. "Был бы мусульманин, давно бы сняли и похоронили", – говорят бойцы.
А вот и мост. За ним, у дороги, должен был лежать бронежилет и каска ефрейтора Валерия Кочкина. Здесь он погиб от пули снайпера. Всего в том бою погибло пять разведчиков из разведбата 20-й гвардейской мотострелковой дивизии. Их и роту внутренних войск буквально вытащили из ловушки танкисты, которых знают здесь по имени их командира – "батальон Мансура". "Это черти какие-то! – восхищались бойцы танкистами. -Били со всего хода: что ни залп, то накрытие. Никогда не думали, что из танковой пушки можно стрелять с такой же сноровкой, как из пистолета. А как двигались... Казалось, не несколько танков идут, а что-то единое, с одним экипажем".
Позднее, в госпитале Моздока, я услышу от раненых танкистов гордые слова: "Комбат у нас боевой". В отличие от других раненых они не были подавлены и держались с ощутимым достоинством, хотя боль у них была не меньше. В них было что-то такое, что вызывало не жалость, не сострадание, а уважение и даже почтительность, достойную не их возраста, а мастерства и мужества.
"Вот, – подумалось, – что значит умелое командование и авторитет командира".
Комбата танкистов майора Мансура Рафикова представили к званию Героя России. К этому же званию представили и старшину разведроты старшего прапорщика Виктора Пономарева, своим телом прикрывшего от огня раненого солдата Константина Арабаджиева. Пономарев погиб.
Костю отправили в госпиталь. А Валеру Кочкина убили во второй раз. Вертолет с его телом был сбит, едва только поднялся в воздух. Ни каски, ни бронежилета на месте его гибели уже не было.
За что же ребята воюют? За что гибнут? На что тратят свой талант такие, как Мансур?
Михалыч, отказавшись ответить на эти вопросы, назвал три вещи, присущие ему как бойцу и командиру: азарт, желание выжить и необходимость сохранить своих людей. Последнее даже не необходимость, а кое-что такое, что, как лезвие по сердцу, полосует при каждой потере. "Я просто не могу, – говорил он. – Не могу, когда теряю ребят. Это..." Он так и не нашел слова. Только мотнул головой. И сжал кулаки.
В нравственном плане еще в Афгане определились: «На войну не просись, а пошлют – не отказывайся».
О политическом на войне – ни слова.
О вождях – только матюги.
"В этой войне мы все равно не разберемся. Зато мы разберемся друг в друге".
Как десантники стали пехотой
Мы приближались к Беркат-Юрту. Отсюда до окраин Грозного километров пять-шесть. Десантники после головомойки, устроенной им мусульманским батальоном, похоже, утратили ощущение своей мощи. Оно и понятно. Раненый артиллерийский капитан, видевший всякое, о чем свидетельствовали две контузии, полученные в Афганистане, так характеризовал тот бой: «Били десантуру так, как будто не Чечня, а Россия в окружении». «Мы в город не пойдем, – говорил лейтенант-десантник. – Наши войска для этого не предназначены». «Наивный, – подумалось, – кто ж тебя спрашивать будет?»
Позднее пехотинцы объяснят: если разобраться, десантники и впрямь предназначены для другого. Их профиль: бить объекты в глубине обороны противника. Их стиль: внезапность и быстрота. А в лобовом бою, силой на силу, они слабы, Тем более они слабы при взламывании оборонительных рубежей. У них для этого ничего нет. Даже техники.
В поле за железной дорогой стояли три разбитые боевые машины десанта (БМД). Кто ни разу не видел, не поверил бы, что боевые машины могут так гореть: от них остались одни остовы.
Десантников в Чечне использовали как пехоту. Именно поэтому им, называемым "элитой войск", пришлось слезть с того пьедестала, на который их вознесло общественное мнение. Пьедестал оказался высоким – без грохота слезть не удалось. Пехотинцы десантникам сочувствовали.
Но "ульяновские" десантники прогремели еще и другим: своей самоуверенностью. Это, конечно же, не к бойцам относится, а к командирам. Последние пренебрегли советами, данными им уже обжегшимися армейцами и вэвэшниками (внутренние войска. – Ред.) в Виноградном и Толстом-Юрте: не ходите в ночь, не верьте в тишину. Десантники пошли в ночь. Залпы грянули из тишины.
Теперь "ульяновские" сидели, зарывшись в землю и заминировав все вокруг. Командиры заставляли солдат рыть землянки то в одном месте, то в другом. Бойцы несколько дней не имели возможности обогреться у костров, которые на открытых местах, естественно, запрещалось разводить.
В Моздок полетели "вертушки" с обмороженными. А следом – с подорвавшимися на минах. На своих минах.
Смертельный урок
До темноты Михалыч решил еще раз проверить дорогу вдоль окраин Беркат-Юрта.
Я так и не понял: подобные действия вытекали из задач спецназа или из сложившейся обстановки?
Проверить окрестности Беркат-Юрта надо было прежде всего для безопасности десантников, которые, похоже, оценивали ее лишь протяженностью линий окопов и широтой минных полей.
Оставалось загадкой: почему они даже в дневное время не контролировали окрестности вокруг своего лагеря? Почему небольшая группа бойцов и командиров, которым предстояла тяжелая, бессонная ночь, была больше озабочена проблемой безопасности лагеря, чем штаб целой дивизии, для которой беспечность однажды, совсем недавно, уже вышла боком?
"Я тебе об этом бардаке мог бы многое рассказать",-у Михалыча эти вопросы возникли, наверное, раньше, чем у меня.
Он ничего не рассказал. Но позднее я подумал, что с классической точки зрения группа не должна была "светиться" перед выходом на задание. Если противник не дурак (он не давал повода для такой оценки), то понял бы, что это не десантники проснулись. Это кто-то другой. Вполне возможно – спецподразделение.
И все же, готовясь к ночному рейду, нельзя было оставлять у себя за спиной "темное" село. Платить за это пришлось бы очень дорого. Вспомнились вчерашние слова Михалыча: "Я не могу, когда теряю ребят".
Группа на БТРе вышла в сторону Беркат-Юрта. Худшие подозрения оправдались. На колхозной ферме стоял готовый к бою танк. Немного в стороне – отлично замаскированные артиллерийские позиции: пушки при снарядах.
Все найденное добро следовало уничтожить или доставить в лагерь к десантникам.
С помощью одного БТРа этого не сделаешь. Вернулись на позиции. Взяли танк из группы поддержки. Решили проверить другие помещения. Но тут грянули выстрелы...
Пуля попала капитану Федору Присяжных под ключицу. Перебила сонную артерию. Могучий сибиряк, Федор долго цеплялся за жизнь. Он еще пытался опереться ногой, когда его тащили на броню танка.
Вчера мы пили с ним водку и упрекали, что он, такой огромный, занимает чуть ли не половину тесного вагончика. Сегодня в вагончик лазарета его не пустили. Врач лишь глянул: "Он уже умер". Ребята закурили. Молча. Федор заплатил жизнью за безопасность предстоящего рейда. И за жизнь тех десантников, которых той ночью могла накрыть обнаруженная артиллерийская батарея.
Батарею ребята добили. Танк тоже.
Заместитель командира разведбата, как и трое других офицеров-разведчиков, капитан Присяжных должен был пойти с группой спецназа рядовым бойцом. На учебу. Федор лишь недавно пришел из пехоты и новую профессию должен был осваивать с азов. Командир батальона послал своих офицеров со спецназом, зная, что лучшего урока им никто не даст.
Созданные в конце пятидесятых годов подразделения специального назначения призваны были вести диверсионно-разведывательные операции в стратегическом тылу противника. Они, по замыслу, должны были обнаруживать командные пункты, стартовые позиции стратегических и оперативно-тактических ракет, сообщать их точные координаты с тем, чтобы по этим объектам были нанесены высокоточные ракетные или авиационные удары. Кроме того, спецназовцы должны были сами пытаться вывести эти объекты из строя.
Однако до мировой войны дело, слава Богу, не дошло. Локальные же войны вынудили сузить эти задачи спецназа.
В Афганистане в первое время спецназовцы занимались охраной трубопроводов, штабов, выполняли конвойные задачи, сопровождали колонны с грузом... Лишь значительно позже их деятельность попытались направить в диверсионноразведывательное русло... (Подробнее с задачами спецназа и некоторых страницах его истории читатели могут познакомиться, прочитав журнал "Воин" (ныне "Воин России"), № 2, 3 и 4 за 1994 г. – Авт.)
Позднее я узнаю, что здесь, в Чечне, спецназ начал выполнение своих задач еще до начала боевых действий. Спецназовцы выявляли места сосредоточения техники, складов оружия и боеприпасов дудаевских сил. Оставалось нанести удары. Но команды не было.
Когда же войска вступили на территорию Чечни, выяснилось, что противник успел все рассредоточить. Группам спецназа пришлось гоняться за каждым отдельным танком и "градом". И то не сразу. Задачу спецназу поставили лишь тогда, когда войска стали вплотную подходить к Грозному.
Группа Михалыча должна была организовать засаду на предполагаемом пути перемещения установок "град" и попытаться уничтожить хотя бы одну из них. Накануне такая установка уже было развернулась для удара по лагерю "ульяновских" десантников. Но спецназовцы, проверявшие дороги в окрестностях, неожиданно выскочили на позицию. Машине удалось уйти.
Местная пропаганда сработала с завидной оперативностью: десантникам сообщили, что это аксакалы Беркат-Юрта не дали боевикам произвести залп.
Чеченские боевики старались использовать "грады" наверняка, поэтому били только прямой наводкой. А для этого надо быть ближе к цели. Машина не могла уйти далеко.
Стемнело.
– К командиру, – кто-то тронул меня за плечо.
Михалыч натягивал белый маскхалат.
– Не передумал?
– Нет. – Не мог же я признаться, что душа моя давно переместилась в пятки.
– Кто по какой-то причине не может идти, тому лучше остаться, – это говорилось уже для всех. – Никаких упреков не будет. Пойдете в другой раз.
На размышление мне и всем остальным давался час.
– Построиться!
Отказавшихся не было.
Вытягиваемся в цепочку. Впереди Игорь, сзади Эдик и Володя. Знаю всех только по именам. Выходим. Патрон в патроннике, автомат на предохранителе. Уже через километр почувствовал, что оделся слишком тепло. "Тут не угадаешь, – говорили мне ребята. – Если придется бежать, упреешь. А если лежать в снегу, замерзнешь".
Перед выходом я признался Игорю, что устал. Ноги одеревенели. Клонило в сон.
– Вам можно устать. – Я в группе был старше всех по возрасту, поэтому молодые ребята обращались ко мне на "вы". – А мне никак нельзя.
Но я видел, что он тоже не в лучшей форме. День, проведенный на холоде, операция в Беркат-Юрте, гибель Федора – все это не могло не вызвать физической и психологической усталости у людей.
Игорь – командир разведроты, один из тех, кто шел с Михалычем на учебу. Кроме того, ему, как и Эдику и Володе, была поставлена задача "ложиться грудью" за журналиста. "Отвечаете за него головой",-кивнул Михалыч в мою сторону. Игорь был старшим в нашей подгруппе.
Я не имел права подводить этих ребят, вынуждать их "ложиться грудью". Ведь, кроме всего прочего, они были мне очень симпатичны. Хотя бы тем, что не скрывали своих чувств и ощущений. Игорь после дневного рейда в Беркат-Юрт признался: "Когда Федор упал, я испугался".
Эти ребята знали, что такое смелость, а потому не стеснялись сказать о своих страхах.
Уже в Москве я услышал, как телевизионный ведущий заявил, что у него вызывает восхищение смелость тех военнослужащих, кто отказался ехать в Чечню. Не берясь судить отказавшихся, хотелось сказать этому парню в студии: "Заткнись. Что ты знаешь о тех, кто не отказался?"
Перебегаем дорогу. Идем вдоль лесочка. За каждым кустом чудится враг. Наверное, это и есть страх. Трудно понять. Отмеряем километры. Каждый следит за обстановкой и действиями идущего впереди. То присядем, то бросаемся в снег плашмя, то опять бежим. Время от времени в воздух взлетают осветительные ракеты. Прежде казалось, что они сгорают очень быстро, а теперь горят и горят.
Вспоминаю слова командира, инструктировавшего нас перед выходом: "Если видите, что вас не заметили, первыми не стрелять. Но помните: кто первый выстрелит, тот и прав". "Стреляешь – глаза не закрывай. Не попади в своего. Попала пуля – не орать. Никого не бросать".
"Не трусить! Нас самих боятся".
Ничего другого на ум не приходит. Нет вопросов ни о том, за что, ни о том, почему я воюю (воюю же, черт меня возьми).
Не знаю, что в это время думал Михалыч. Но вряд ли он размышлял о войне и мире, о смысле бытия. Перед выходом он заявил: "Все, хватит, последний раз иду. Буду теперь дежурить на телефоне и печку топить". По тому, как усмехались ребята, я решил, что говорит он об этом не первый раз. Они, наверное, знали, что для их командира проще рисковать самому, чем ожидать, как кончится рискованное дело, на которое уходят его люди. У печки бы он не усидел.
Хорошо, если бы такой непоседливостью страдали все, кто властен посылать людей на смерть.
Группа все ближе подходила к Грозному. Где-то в цепочке идет Дима. В Грозном у него отец, мать и дед с бабушкой. "До последнего надеялись, что все обойдется". Думал ли он, что придется с оружием освобождать родной город. "Зато места здешние знаю хорошо. Вон там моя дача. Если что, выведу всех". Он уверен, что среди боевиков его друзей-чеченцев нет: "Многие давно уехали. Воевать они не будут". – "Кто же тогда стреляет?" – "Кое-кто, конечно, есть. Но народ здесь жил богато. Им не до войны".
На память пришли разговоры с местными жителями, утверждавшими, что воюют в основном приезжие бандиты, для кого Чечня была не столько родиной, сколько местом, где они готовились к очередным преступлениям и отсиживались после вылазок. "Дудаев даже по-чеченски не говорит. Всю жизнь в Прибалтике прожил. Какая тут народная война? Какой "газават", если за него воюют все, кому Бог в виде баксов представляется?"
Вряд ли все так просто. Но очень хочется верить, что не с чеченским народом воюет Российская Армия.
Идем через поле. Офицеры просматривают его в приборы ночного видения. Легли. За ходом времени не уследишь. Только холод напоминает, что лежим уже долго. Тук-тук... Стучит сердце. Если накроют в чистом поле, то никому не уйти. А мне цыганка нагадала долгую жизнь. Соврала, наверное.
Встаем. Голова цепочки поворачивается назад. Рядом встал Володя. До этого он шел где-то впереди.
В машине, когда выезжали из Толстого-Юрта, я его спрашивал, почему он, майор, только заместитель командира группы?
"Вообще-то у меня другая должность. Но как было не пойти, когда ребята здесь воюют?"
Вот и думай после этого, за что и почему воюют эти ребята, рассуждай о политических взглядах и нравственных терзаниях, спорь о смелости и трусости. А у них своя мораль: как не пойти...
– Что случилось? – шепчу Володе на ухо.
– Похоже, нас поджидают. Поле просматривается в инфракрасном излучении. Слишком много было согласований!
– Подозреваешь, что кто-то узнал?
– Кто знает? Засада вон там, за полем, в лесочке. Просто так здесь никто бы не сидел.
Позднее, в Моздоке, рязанские десантники сказали мне, что ни одна из разработанных операций им на то время не удалась. "Стукачок где-то здесь, в штабе, сидит", – говорили они. Наверное, слишком много провалов в этой войне. Не захочешь, заболеешь шпиономанией.
Володя дает мне прибор ночного видения: "Наблюдай сам". Похоже, я ему надоел своими вопросами.
Именно через этот, похожий на бинокль, прибор видно работу приборов ночного видения, работающих в активном инфракрасном излучении. Этот прибор нас и выручил. Командир долго просматривал через него очередное поле, которое предстояло пересечь группе. Сначала не верилось, что впереди нас ждут. Но вот на опушке леса засветился один огонек. Затем другой. Третий.
Три точки. Это слишком много.
Наш прибор работал в пассивном режиме. Поэтому засечь его на той стороне не могли.
Можно было обойти поле по опушке леса. Но там группа уже ходила. А разведчики не ходят одной дорогой два раза.
В лесу тоже могли ждать.
"Сначала приложи прибор к глазам, а потом нажимай кнопку", – объяснил мне Володя.
Но я ничего подозрительного не вижу. От точки поворота мы уже далеко.
"Если они нас засекли, – объяснят ребята уже в лагере, – то не накрыли только потому, что думали, мы пойдем в обход".
Кто идет в обход, тому кажется, что он всех перехитрил, и его осторожность уже не та. Накрыть его проще.
"Я с самого начала чувствовал – что-то не то", – скажет потом Михалыч. Володя подтвердил: "В прошлый раз шли спокойно. Не было гнетущего чувства, что тебя где-то ждут".
Потом, в Моздоке, когда речь зайдет о чувстве опасности, необстрелянные офицеры заявят, что такого чувства не бывает. "Это чушь, – скажут они. – Просто страху ребята натерпелись. Вот и шарахались от каждого куста".
"Профессионализм, – подумалось, – это, наверное, не только умение что-то делать, но и умение чувствовать то, что другим кажется чушью".
Герой войны, Лев Рохлин, отказавшийся взять высшую награду за участие в развязанной гражданской войне, как он говорил, изо всех сил стукнул кулаком по столу, заставив услышать себя всю страну. Он буквально ворвался в большую политику как герой-одиночка, но очень быстро осознал, что невозможно помочь армии, ВПК и науке, не изменив ситуацию в стране. Hе будучи профессиональным политиком, Рохлин тем не менее умел драться и точно, по-военному, формулировать лозунги момента. Сильной армии в экономически слабом государстве быть не может. Простые, немудреные слова. Правда, в каждом слове абсолютное отсутствие желания рисоваться. Hарод увидел это и поверил ему. Рохлин, по существу, возглавил все российское протестное движение, и уже к лету 1998 года страна вставала на дыбы & Зарождалась огромная волна протеста, которая должна и могла тогда смести прогнивший ельцинский режим. Hарод увидел тогда в Рохлине лидера, которого давно ждал - смелого, честного, неподкупного.Книга эта была фактически написана до трагической гибели генерала Рохлина. Лев Яковлевич прохладно относился к идее написания книги о нем. И, прочитав рукопись, приложил все силы, чтобы в книгу вошли имена как можно большего числа людей, с которыми ему пришлось служить и воевать. Наш последний разговор на эту тему состоялся за две недели до смерти генерала.
После гибели Льва Яковлевича автор не стал изменять ничего, что говорило бы о генерале в прошедшем времени. Других существенных изменений по тексту, который был на тот момент, тоже не делалось. Ведь автор практически во всех оценках опирался на мнение генерала. И нельзя было допустить, чтобы это мнение, даже из лучших побуждений, было подвержено вольному толкованию. А авторские оценки личности самого Рохлина остались неизменны. Разве что негатив сегодня воспринимается по-другому и кажется не столь значительным, как казался при жизни Льва Яковлевича. Масштаб этой личности с каждым днем, отдаляющим нас от него, становится все более понятным: "Лицом к лицу - лица не увидать, - говорил поэт. - Большое видится на расстоянье".
Российскому обществу, к сожалению, еще только предстоит в полной мере осознать, кем был генерал Рохлин и какую часть самого общества он представлял.
Сегодня мы пока недооцениваем биографии людей. Все время ищем что-то особенное, что сами ни понять, ни почувствовать не можем. Мы впадаем в отчаяние, когда люди, на которых мы надеялись, которым верили, которых успели даже полюбить, вдруг оказываются на деле совсем другими. Последние годы эти разочарования преследуют нас постоянно.
Секрет наших разочарований прост: мы мало знаем биографии наших героев. Ведь если разобраться, то сегодня среди известных в стране политиков не много тех, чья жизнь могла бы стать примером для подражания. Большинство из сегодняшних политических кумиров скользили по жизни легко и непринужденно. Судьба не била их, не ломала, не проверяла на прочность их характеры и убеждения. Верхом их мужества были какие-нибудь "крутые" словечки, сказанные в очередном интервью или на разрешенном митинге. В лучшем случае они расхрабрились до участия в каких-нибудь авантюрах, итог которых известен и может вызывать лишь чувство сожаления.
Что касается лиц, наделенных сегодня государственной властью (имеются в виду члены правительства), то их биографии практически неизвестны обществу, а если и известны, то ничего, кроме недоумения, вызвать не могут. Это биографии заурядных чиновников, знающих жизнь по газетам, а свою работу по учебникам. На их счету нет ничего построенного, в их жизни нет ничего пережитого, в их судьбах нет того, что могло бы вызвать интерес и подсказать, что от этих людей можно ожидать.
Не лучше обстоит дело и в среде профессиональных военных. Но тут две составляющих. Во-первых, политика нынешнего руководства страны привела к тому, что о людях в погонах сегодня судят либо по тем, кто в центре Москвы стреляет из танков по гражданам своей страны, либо по тем, кто настроил себе многоэтажные особняки и ездит на "Мерседесах". Но чаще по тем, кто безропотно скулит у пустых касс частей и подразделений, клянча деньги на прокорм своих семей. А во-вторых, сами военные, несмотря на отнюдь не легкие судьбы, умудрились по-своему приспособиться к нынешней жизни. Приспособиться так, что уже мало кто верит, что военная служба закаляет характеры и формирует личности.
На этом фоне жизнь и судьба генерала Льва Рохлина - почти легенда. В его жизни было все - и боль потерь, и горечь разочарований. Был тяжелый труд, полный опасностей, и радость побед. Была борьба, была любовь. Были ошибки и заблуждения. Было все.
Не было только одного - предательства. Он никогда не изменял своей вере в Россию, в ее народ и в их лучшую долю. Он отдавал всего себя служению этой вере. И никогда не подстраивался под обстоятельства, которые навязывала жизнь.
Придя в политику в прямом смысле из окопов, Рохлин с поразительной быстротой стал одной из самых заметных политических фигур России. И это при том, что к тому времени казалось: все места на политическом поле уже заняты, все роли распределены. Генерал сломал это представление, и вскоре всем стало понятно: армия, несмотря на все свои проблемы, дала стране нового лидера всероссийского масштаба, лидера, сумевшего дать людям надежду, вселить веру и побудить к действиям. В то же время это напугало тех, кто давно обосновался на политической кухне и занял места в структурах власти. Рохлина в равной степени любили и ненавидели. Он стал единственным из политиков, кого Борис Ельцин обещал "смести". И единственным, чья смерть, несмотря на все разговоры о том, как она наступила, обнажила всю жестокость политического противостояния в стране.
Впервые о генерале я написал в 1995 году в девятом номере журнала "Воин", известного большинству читателей как "Советский воин". Очерк назывался "Профессионал".
Тогда Лев Яковлевич еще не был широко известен в стране и армии. Но о нем уже говорили.
Мне, автору этого очерка, хотелось донести до читателей образ российского генерала, человека необычной и трудной судьбы, сложного характера и неукротимой энергии. Образ, резко контрастирующий с тем, который сложился в российском общественном сознании за последние годы и о котором мы говорили...
Такую возможность давала не только война в Чечне, где Рохлин проявил недюжинные командирские способности, но и личность самого генерала, жизнь которого полна событий, прямо связанных с судьбой страны и ее армии.
В предлагаемой вашему вниманию книге сделана попытка продолжить этот рассказ. Но в основу положен качественно иной материал, который удалось собрать за прошедшие годы.
И главные из этих материалов касаются "странной" войны на Кавказе. Войны, которая раскрыла все язвы российского общества последнего десятилетия. Войны, ставшей результатом безответственной политики властей, порочности созданной ими системы управления государством. И наконец, войны, продемонстрировавшей организационный и технический развал Российской Армии, разложение нравственных устоев, на которых она держалась испокон веку.
В первой части книги рассказывается о том пути, который Лев Рохлин прошел до чеченских событий, о том, как формировался характер будущего генерала, его взгляды и привычки, как приобретался боевой опыт.
Во второй части книги мы с помощью генерала Рохлина подробно остановимся на событиях, происходивших в Чечне в декабре 1994 - феврале 1995 года. Расскажем о том, как шли боевые действия в Грозном и что происходило накануне его штурма. При этом мы в первую очередь будем говорить о чисто военных вопросах, о проблемах управления и взаимодействия войск в частности и силовых структур в целом. Эти вопросы мало изучены и практически не освещены в средствах массовой информации. А потому мало кто представляет, в чем состояли конкретные причины поражения армии на первом и втором этапе военной операции, как и в чем проявлялись пороки системы управления войсками и их подготовки в последние годы.
В третьей части мы расскажем о том, почему генерал Рохлин накануне выборов в Государственную Думу вошел в правительственное движение "Наш дом - Россия" (НДР), о его отношениях с Виктором Черномырдиным, о встрече с Борисом Ельциным и о тех иллюзиях, в плену которых пребывал "окопный" генерал. Кроме того, мы расскажем и о том, что делалось Комитетом Государственной Думы по обороне, который он возглавлял, для того, чтобы изменить ту ситуацию, которая неизбежно толкала и продолжает толкать Российскую Армию и всю оборону страны к краху. И даже не на полях войны. А прямо в казармах.
Здесь мы подойдем к вопросу о том, как получилось, что битые чеченскими боевиками генералы, авторы провалившихся планов боевых операций, виновники гибели тысяч солдат и офицеров, пренебрегшие всем богатым боевым опытом нашей армии, в результате сделали головокружительную военную карьеру, фактически встав у руля российских силовых структур... Здесь же мы совершим попытку понять, как связана оборонная политика властей, военная реформа, якобы проводимая ими, и разгром армии в Чечне.
И, наконец, читатель узнает о том, почему генерал вышел из НДР, начав создание оппозиционного властям политического движения "В поддержку армии, оборонной промышленности и военной науки".
Воспоминания, оценки, комментарии и размышления самого генерала лягут в основу нашего повествования.
А эпизоды из его жизни и службы будут лишним подтверждением тому факту, что в России есть люди, которые, несмотря ни на что, сохранили чувство ответственности за судьбу страны и ее солдат, что российская военная школа воспитала командиров, способных многому научить хваленых военспецов армии любой из стран, о которых принято сегодня говорить с восторгом.
Собранные в приложениях документы, почти все написанные Львом Рохлиным, дополнят повествование подробностями.
В заключение мы напомним некоторые события, которые предшествовали и которые произошли сразу после смерти генерала. События эти дают серьезный повод для того, чтобы не идти на поводу ни у одной из версий, тем более у версии о бытовом убийстве, за которую с завидным энтузиазмом ухватились не только руководители следственной бригады...
Генерал был слишком неординарной и авторитетной личностью, в устранении которой могли быть заинтересованы очень многие. Рохлин знал об этом интересе и неоднократно говорил о нем...
Антипов А.В.
Лев Рохлин: Жизнь и смерть генерала.
Эхо выстрела, оборвавшего жизнь генерала Льва Рохлина, будет звучать еще очень долго. На небосклоне общественной жизни России последних лет фигура Рохлина выделялась своей неординарностью и авторитетом, чтобы вот так сразу подвести черту под его жизнью и загадочными обстоятельствами смерти. Боевой "окопный" генерал, он и в политике действовал как солдат - прямо и честно, не страшась трудностей и презирая опасность. Жизнь Рохлина оборвалась на взлете. Он был слишком неудобен, в его устранении были заинтересованы многие влиятельные лица. Рохлин знал об этом интересе и неоднократно говорил о нем..
ПРЕДИСЛОВИЕ
Книга эта была фактически написана до трагической гибели генерала Рохлина. Лев Яковлевич прохладно относился к идее написания книги о нем. И, прочитав рукопись, приложил все силы, чтобы в книгу вошли имена как можно большего числа людей, с которыми ему пришлось служить и воевать. Наш последний разговор на эту тему состоялся за две недели до смерти генерала.
После гибели Льва Яковлевича автор не стал изменять ничего, что говорило бы о генерале в прошедшем времени. Других существенных изменений по тексту, который был на тот момент, тоже не делалось. Ведь автор практически во всех оценках опирался на мнение генерала. И нельзя было допустить, чтобы это мнение, даже из лучших побуждений, было подвержено вольному толкованию. А авторские оценки личности самого Рохлина остались неизменны. Разве что негатив сегодня воспринимается по- другому и кажется не столь значительным, как казался при жизни Льва Яковлевича. Масштаб этой личности с каждым днем, отдаляющим нас от него, становится все более понятным: "Лицом к лицу - лица не увидать, - говорил поэт. - Большое видится на расстоянье".
Российскому обществу, к сожалению, еще только предстоит в полной мере осознать, кем был генерал Рохлин и какую часть самого общества он представлял.
Сегодня мы пока недооцениваем биографии людей. Все время ищем что-то особенное, что сами ни понять, ни почувствовать не можем. Мы впадаем в отчаяние, когда люди, на которых мы надеялись, которым верили, которых успели даже полюбить, вдруг оказываются на деле совсем другими. Последние годы эти разочарования преследуют нас постоянно.
Секрет наших разочарований прост: мы мало знаем биографии наших героев. Ведь если разобраться, то сегодня среди известных в стране политиков не много тех, чья жизнь могла бы стать примером для подражания. Большинство из сегодняшних политических кумиров скользили по жизни легко и непринужденно. Судьба не била их, не ломала, не проверяла на прочность их характеры и убеждения. Верхом их мужества были какие-нибудь "крутые" словечки, сказанные в очередном интервью или на разрешенном митинге. В лучшем случае они расхрабрились до участия в каких-нибудь авантюрах, итог которых известен и может вызывать лишь чувство сожаления.
Что касается лиц, наделенных сегодня государственной властью (имеются в виду члены правительства), то их биографии практически неизвестны обществу, а если и известны, то ничего, кроме недоумения, вызвать не могут. Это биографии заурядных чиновников, знающих жизнь по газетам, а свою работу по учебникам. На их счету нет ничего построенного, в их жизни нет ничего пережитого, в их судьбах нет того, что могло бы вызвать интерес и подсказать, что от этих людей можно ожидать.
Не лучше обстоит дело и в среде профессиональных военных. Но тут две составляющих. Во-первых, политика нынешнего руководства страны привела к тому, что о людях в погонах сегодня судят либо по тем, кто в центре Москвы стреляет из танков по гражданам своей страны, либо по тем, кто настроил себе многоэтажные особняки и ездит на "Мерседесах". Но чаще по тем, кто безропотно скулит у пустых касс частей и подразделений, клянча деньги на прокорм своих семей. А во-вторых, сами военные, несмотря на отнюдь не легкие судьбы, умудрились по-своему приспособиться к нынешней жизни. Приспособиться так, что уже мало кто верит, что военная служба закаляет характеры и формирует личности.
На этом фоне жизнь и судьба генерала Льва Рохлина - почти легенда. В его жизни было все - и боль потерь, и горечь разочарований. Был тяжелый труд, полный опасностей, и радость побед. Была борьба, была любовь. Были ошибки и заблуждения. Было все.
Не было только одного - предательства. Он никогда не изменял своей вере в Россию, в ее народ и в их лучшую долю. Он отдавал всего себя служению этой вере. И никогда не подстраивался под обстоятельства, которые навязывала жизнь.
Придя в политику в прямом смысле из окопов, Рохлин с поразительной быстротой стал одной из самых заметных политических фигур России. И это при том, что к тому времени казалось: все места на политическом поле уже заняты, все роли распределены. Генерал сломал это представление, и вскоре всем стало понятно: армия, несмотря на все свои проблемы, дала стране нового лидера всероссийского масштаба, лидера, сумевшего дать людям надежду, вселить веру и побудить к действиям. В то же время это напугало тех, кто давно обосновался на политической кухне и занял места в структурах власти. Рохлина в равной степени любили и ненавидели. Он стал единственным из политиков, кого Борис Ельцин обещал "смести". И единственным, чья смерть, несмотря на все разговоры о том, как она наступила, обнажила всю жестокость политического противостояния в стране.
Впервые о генерале я написал в 1995 году в девятом номере журнала "Воин", известного большинству читателей как "Советский воин". Очерк назывался "Профессионал".
Тогда Лев Яковлевич еще не был широко известен в стране и армии. Но о нем уже говорили.
Мне, автору этого очерка, хотелось донести до читателей образ российского генерала, человека необычной и трудной судьбы, сложного характера и неукротимой энергии. Образ, резко контрастирующий с тем, который сложился в российском общественном сознании за последние годы и о котором мы говорили...
Такую возможность давала не только война в Чечне, где Рохлин проявил недюжинные командирские способности, но и личность самого генерала, жизнь которого полна событий, прямо связанных с судьбой страны и ее армии.
В предлагаемой вашему вниманию книге сделана попытка продолжить этот рассказ. Но в основу положен качественно иной материал, который удалось собрать за прошедшие годы.
И главные из этих материалов касаются "странной" войны на Кавказе. Войны, которая раскрыла все язвы российского общества последнего десятилетия. Войны, ставшей результатом безответственной политики властей, порочности созданной ими системы управления государством. И наконец, войны, продемонстрировавшей организационный и технический развал Российской Армии, разложение нравственных устоев, на которых она держалась испокон веку.
В первой части книги рассказывается о том пути, который Лев Рохлин прошел до чеченских событий, о том, как формировался характер будущего генерала, его взгляды и привычки, как приобретался боевой опыт.
Во второй части книги мы с помощью генерала Рохлина подробно остановимся на событиях, происходивших в Чечне в декабре 1994 - феврале 1995 года. Расскажем о том, как шли боевые действия в Грозном и что происходило накануне его штурма. При этом мы в первую очередь будем говорить о чисто военных вопросах, о проблемах управления и взаимодействия войск в частности и силовых структур в
